Александр Смирнов - Раб и Царь
Прапорщик испробовав все способы, и не добившись никаких результатов, был вынужден доложить начальнику тюрьмы, что выполнить его приказ не может.
Ерунда какая-то, — не верил ему начальник. — Неужели вся тюрьма одного зэка обломать не может? Он, что у них в законе что ли? Почему все так его бояться?
Не в законе он. Он вообще не из блатных. И не бояться они его. Здесь что-то другое.
Что другое? — почему-то шёпотом переспросил начальник.
Прапорщик осмотрелся по сторонам, перекрестился и тоже шёпотом ответил:
Здесь чертовщина какая-то.
Опять вы мне про это! Прекратите немедленно нести ахинею, докладывайте по существу!
Да как же я вам по существу буду докладывать, если вы это существо ахинеей называете?
Какое существо? У нас существо какое-то появилось?
Какое существо?
Ну, ты мне сейчас сказал, что я какое-то существо ахинеей обозвал.
Я?
Ну, ни я же?
Прапорщик подозрительно осмотрелся по сторонам.
Вот видите, не чисто у нас, товарищ полковник. И всё из-за него, из-за Царя этого. А может, ну его к лешему, пусть сидит себе спокойно. Раньше то, как хорошо было! Одни стучали, другие терпели — благодать!
А сейчас, что изменилось?
Они говорят, что он мысли людей читать умеет.
Да, ну!
И не только. Говорят, что он судьбу твою знает, а ещё может сам изменить её.
Враньё это всё!
А Хромой? Все слышали, как он с ним прощался. Он же знал, что тот сейчас умрёт. Ещё сказал, что умирать не страшно, если всё успел сделать.
А ещё о чём они говорили?
Да, кто ж его знает?
Как кто? Ты же сам только что сказал, что все слышали, как они разговаривали!
Слышали, это точно, но о чём, никто ничего не понял.
Как это не понял? Что Хромой должен был успеть сделать?
Не знаю. Я же вам говорю, что здесь без нечистой силы не обошлось!
Полковника стала раздражать эта тема.
С тобой в последнее время разговаривать стало трудно, — недовольно сказал прапорщику полковник. — Про что ни заговоришь, всё на чертовщину какую-то сводишь. Ты у нас не сектант, случайно?
С кем поведёшься… — обиженно ответил прапорщик.
Хорошо, достаточно об этом. — Полковник решил закончить разговор. — Сделаем так: ты его ко мне пришли. Мне уже и самому не терпится с ним познакомиться. Пора разобраться, наконец, что это за царь такой у нас появился?
Дима стоял перед начальником тюрьмы, а тот ничего ему не говорил. Он просто смотрел на него и молчал. Ему хотелось увидеть что-то необычное, непохожее на всех, но, сколько он ни рассматривал Диму, ничего особенного в нём не было. Обыкновенный парень, каких полковник за свою службу видел не одну тысячу.
А тебе в карцере приходилось бывать? — неожиданно спросил полковник.
Приходилось, — спокойно ответил Дима.
А в пресс-хате?
И там был.
Ну и что?
Ну и ничего.
А на свободу хочешь?
Я свободен.
Как же ты свободен, если ты в тюрьме?
Вы тоже в тюрьме.
Полковник был обескуражен ответом. Он хотел возразить заключённому, но на ум ничего путного не приходило.
Значит мы с тобой оба узники? — засмеялся он. — Да ты садись, в ногах правды нет. — Полковник показал рукой на стул.
Какой же вы узник? — Дима присел на стул рядом с начальником. — Разве вы не по своей воле здесь?
Вообще-то по своей. У меня был выбор, но, судьба распорядилась так.
Выходит, что тюрьма не наказание, а судьба.
Кстати, насчёт судьбы? Про тебя тут такие небылицы рассказывают…
Не всему верить можно.
Вот мне и хочется понять, где правда, а где нет.
Разве можно разобраться, где правда? Вот вы, например, всегда считали, что заключённые несвободны, а вы свободны, однако, только что оказалось, что это не так.
Ты, действительно очень интересный человек!
Полковник не скрывал своего интереса к собеседнику. Он чувствовал, что его оппонент в споре, безусловно, выигрывал, что беседа строится не по воле полковника, а по воле — заключённого. Однако это обстоятельство нисколько не раздражало начальника тюрьмы. Напротив, ему приятно было подчиняться воле Царя. От него исходила какая-то теплота. И, чем больше полковник разговаривал с Димой, тем больше хотелось продолжать беседу. Начальник тюрьмы заметил это, и разум моментально освободился от совершенно бесполезных чувств.
Необходимо было перехватывать инициативу. Не мог же он, полковник, быть ведомым у него, заключённого.
Меня, конечно, не слухи интересуют. Заключённые и конвоиры были свидетелями того, как ты разговаривал с Хромым. У них сложилось впечатление, что ты знал о смерти Хромого.
Да знал.
Но врач сказал, что этого никто знать не мог.
Царь ничего не отвечал, а ещё чего-то ждал от полковника.
Врач сказал, что это мог знать только один Бог, — уточнил полковник.
Врач сказал вам истинную правду, — подтвердил Дима.
Но меня интересует, откуда это узнал ты?
От того, кто знал ещё.
Но больше никто не знал.
Вы только что сказали, что знал Бог.
Полковник рассмеялся.
Может быть, ты знаешь, как умру я?
Знаю.
Откуда?
Не знаю. Просто мне это дано.
Полковник хотел спросить кем, но не посмел.
И давно это у тебя?
Недавно. Впервые это произошло, когда Хромого на этап уводили.
В таком случае, не сочти за труд, расскажи мою судьбу.
Чёрные глаза Димы, не моргая, смотрели на грудь полковника. Начальник тюрьмы почувствовал жгучую боль в груди, как будто с неё сдирали кожу. Руки полковника судорожно расстегнули мундир и начали ощупывать грудь. Потом он вытащил руки и стал их осматривать, ожидая увидеть их залитыми кровью. Однако руки были чистые. Но по лицу полковника было видно, что кровь он всё-таки увидел. Лицо его исказилось от ужаса. Он ощутил, как редкие волосы на голове вставали дыбом.
А вам это надо? — тихо спросил Дима.
Димин вопрос, как спасательный круг, кинутый утопающему в самый последний момент, вывел полковника из кошмарного состояния, в котором он оказался неизвестно почему. Он хотел спросить заключённого: 'что это было?', но язык, словно деревянный, не мог пошевелиться. Наконец, полковник взял себя в руки и еле-еле выдавил:
Нет. Пусть всё остаётся, как есть.
Дима, не говоря ни слова, встал и ушёл. После ухода Царя, полковник ещё долго сидел в своём кабинете и не мог прийти в себя. Он трогал мокрой ладонью свою голову и проверял: легли ли волосы на место, или продолжали стоять дыбом. Неизвестно, сколько бы это продолжалось, если бы прапорщик не вошёл в кабинет.
Разрешите войти? — вывел из прострации полковника прапорщик.
Ты уже вошёл. Что у тебя?
У меня ничего. Я относительно Царя.
Какого царя?
Нашего, какого же ещё?
И, что ты хочешь с ним сделать?
Я? — опешил прапорщик. — Вы же сами приказали…
Что я приказывал? Ничего я тебе не приказывал. И, вообще, отстаньте вы от него. Хочет сидеть — пусть сидит.
Можно подумать, от его хотенья что-то зависит, — усмехнулся прапорщик.
Это от тебя здесь ничего не зависит! — неожиданно закричал полковник. — Ты понял, что я приказал тебе? Отстать от него! Пусть делает, что хочет.
Прапорщик приложил руку к козырьку и выскочил из кабинета, как ошпаренный.
Однако не только начальник тюрьмы прибывал в замешательстве после разговора с Царём. Прапорщик после того, как вышел от начальника, весь кипел от злости. Никогда ещё никто не разговаривал с ним в таком тоне. Даже более высокие начальники из управления и те никогда не повышали на него голос.
Прапорщик вернулся домой со службы в отвратительном расположение духа. Войдя в квартиру, он швырнул фуражку на комод и, не обращая внимания на жену, которая хлопотала на кухне, поджидая мужа к ужину, прошёл в комнату, включил телевизор и начал переключать каналы, чтобы найти программу, которая отвлечёт его от служебных неприятностей. Но сколько бы он ни щёлкал по кнопкам пультика, настроение не улучшалось. Он выключил телевизор и со злостью швырнул пультик на стол так, что крышка отвалилась и батарейки, выскочив, раскатились по полу.
Жена, не столько заметив, сколько почувствовав, что с мужем что-то случилось, тихонечко на цыпочках прошла с кухни в гостиную и остановилась в дверях. Она смотрела, как муж ползал на четвереньках под столом и что-то зло бубнил себе под нос.
Что-то случилось, Никита? — окликнула она мужа.
Что случилось? — зло ответил прапорщик из-под стола. — Ничего не случилось. Развели, понимаешь, программ, а смотреть нечего.
И поэтому ты трясёшься от злости?
Слушай, достань водки, а то, как бы действительно не случилось чего.
