Александр Смирнов - Раб и Царь
Обзор книги Александр Смирнов - Раб и Царь
Смирнов Александр Сергеевич
Раб и Царь
Часть 1 — Раб.
Пролог
В родительскую субботу самым посещаемым местом, несомненно, являются кладбища. Как маленькие ручейки, идущие со всех сторон, люди соединяются в огромную реку и втекают на последние пристанище своих родных и знакомых, чтобы вспомнить о них, помянуть или пообщаться с ними. Ведь никто не знает, что там за последней чертой. Может быть они, их знакомые или родные, ждут их и смотрят на них? Может быть, они вовсе не канули в Лету, а просто находятся в другом состоянии и продолжают то, что начали здесь, на земле? Этого, наверняка, не знает никто. И поэтому, наверное, многие из этого людского потока, не зависимо от того, верят они в Бога или нет, заходят в храм, который есть на каждом кладбище, чтобы поставить свечку и помолиться за упокой своих близких.
Немолодой уже мужчина с дочкой с общим потоком вошли в церковь, купили свечки, поставили их у распятья и стали слушать священника, который не то пел, не то говорил свои молитвы. Выйдя из храма, они свернули на дорожку, и отделились от общего потока.
Папа, а почему в церкви всех называют рабами? — спросила девушка. — Сами священники говорят, что Бог создал человека свободным. Только он может принять решение верить ему или нет. А они всё раб божий, да раб…
Честно говоря, мне и самому это не нравится, но если задуматься, по большому счёту, они, наверное, правы.
Вот тебе и на! Это почему же правы? Разве я не свободный человек?
Теоретически да.
Почему только теоретически? Я свободна! Хочу иду с тобой на кладбище, хочу не иду.
Почему же ты не пошла вчера?
Просто сегодня родительская суббота.
Вот видишь, у тебя есть обстоятельства, с которыми ты вынуждена считаться, следовательно, ты уже не свободна.
Но мы все вынуждены считаться с обстоятельствами. По-твоему все люди рабы?
Нет, я так не сказал. Считаться с обстоятельствами это не значит быть рабом. Раб тот, кто полностью попадает в их зависимость. Этих обстоятельств много. Можно быть рабом денег, можно рабом власти, можно рабом собственных заблуждений, одним словом, этих обстоятельств достаточно. Но по большому счёту все обстоятельства сводятся к двум: добро и зло.
Значит, как ни крути, всё равно раб?
Абсолютной свободы не бывает. Человек свободен только в одном? Он свободно делает выбор, чьим рабом быть: Христа или Антихриста.
Интересная у тебя логика.
Я тебе уже говорил, что по большому счёту церковь права, а жить надо только по большому счёту.
Всё равно мне не понятно…
Это естественно. Для того чтобы разобраться в этих вопросах, дана целая жизнь и, увы, выбор не всегда в пользу Христа.
Папа, а ты разобрался?
Мужчина остановился и тяжело вздохнул.
Моя жизнь ещё не закончена, — сказал мужчина, тяжело вздыхая. — Ну и жара! А ещё топать и топать, да ещё ты со своими рабами.
Папа, давай в тенёчке посидим, смотри вон скамеечка, — девушка показала на скамейку, стоящую возле могилы в тени дерева.
Мужчина с девушкой подошли к могиле и сели на скамейку.
Смотри, папа, какая странная могила.
Девушка показала на надгробную плиту. Плита была расколота надвое. Отломанная часть отсутствовала, а на оставшейся, большими буквами было написано слово — Раб.
Наверное, дерево упало, — предположила девушка. — Интересно, какая у него была в действительности фамилия? Рабановский, Рабинский, Рабушин, — начала она гадать.
Рабов Владимир Николаевич, — сказал мужчина.
Ты, что, знал его?
Да.
Нехорошо, был человек, была фамилия, а теперь, как будто здесь раб лежит.
А здесь раб и лежит. Никакой ошибки нет.
Раб? — удивилась девушка. Папа, расскажи, почему раб?
Глава 1
Это было первого сентября, я тогда в третьем классе был. Встретившись после летних каникул, мы с ребятами наперебой делились своими впечатлениями. Каждому хотелось рассказать свою историю, и каждый старался перекричать друг друга. В классе стоял такой шум, что никто не заметил, как прозвенел звонок, и в класс вошла учительница. Она держала за руку незнакомого мальчика. Остановившись у двери, она, молча, стояла с незнакомцем, и ждала, когда класс успокоится. Наконец мы заметили её, и шум стал стихать. Школьники заняли свои места и замолчали. Я тоже занял своё место и стал разглядывать нового ученика. Наверное, ко мне посадят, подумал я. У меня единственного в классе не было соседа по парте. Вот и отлично! А то я всю прошлую четверть один просидел! Даже поговорить не с кем.
Ребята! Это ваш новый товарищ, Володя Рабов. Он будет учиться в нашем классе, — сказала учительница.
Кто, кто? — не расслышал Мишка, который сидел на последней парте. — Рябов?
Не Рябов, а Рабов, — поправил его новенький. — От слова Раб.
Значит, Раб, — засмеялся Мишка.
Новенького, действительно посадили за мою парту, продолжал мужчина. — Он сел за неё, достал тетрадку и, дождавшись, когда учительница отошла, спросил:
Привет! Тебя как зовут?
Саня, — ответил я. — Ты на Мишку не обижайся, он у нас всем прозвища даёт.
А я и не обижаюсь. У меня фамилия такая. В прошлой школе меня тоже Рабом звали.
Урок промчался быстро. На перемене мы выбежали в коридор и Раба окружили ребята.
Ты откуда к нам пришёл? — спросил его Мишка.
Нас с Вологды перевили. Мой папа военный. Теперь мы здесь жить будем.
А где? — не унимался Мишка.
Пока в офицерском общежитии, а потом нам квартиру дадут.
Ну да, размечтался! Мой папа тоже офицер, но ему никто никакой квартиры не даёт.
А моему дадут, потому что если мой папа чего-то захочет, то он всегда это получит.
Это почему же твоему дадут, а моему нет?
Потому, что мой главный, а твой нет.
А почему ты думаешь, что твой главный, а мой нет? Может быть, мой папа тоже главный.
Двух главных не бывает. Если мой папа главный, значит твой, главным быть не может.
Неизвестно чем бы закончился этот спор, если бы ни звонок. Ребята с шумом и криком побежали на физкультуру. Мы с Рабом, взявшись за руки, тоже последовали их примеру.
В раздевалке я заметил на ногах у новенького длинные полосы синяков.
Что это у тебя? Ты упал где-то?
Нет, это отец.
За что он так тебя?
Да ни за что. Чтобы служба мёдом не казалась.
Это как это?
Ну, понимаешь, все и всегда должны помнить, кто главный. Мой папа всегда и везде главный.
А бить-то зачем?
Он главный и если он это делает, значит, так надо. Разве не понятно?
Нет, — удивлённо ответил я. — Меня никто и никогда не бил.
Поэтому ты никогда не будешь главным, — серьёзно ответил Раб.
А ты будешь?
Я буду, — твёрдо ответил он.
А как же твой папа?
Это он сейчас главный, а когда я вырасту, то главным буду я.
И ты его тоже ремнём будешь бить?
Взрослых ремнём не бьют. Они и так знают, что главным надо подчиняться.
Непонятно как, но Раб за короткое время стал главным в классе. Я не помню ни одного мероприятия, где бы он отсутствовал. Во всех играх и проказах Раб был лидером, и все беспрекословно подчинялись ему. Хотя с одноклассниками он не водил особой дружбы. На переменках он часто бегал к старшим классам и там пропадал до самого звонка. Одноклассникам не нравилась его дружба со старшеклассниками но, привыкнув, они перестали обращать на это внимание. Он был той тёмной лошадкой, которая, обладая огромным авторитетом, умудрялась всегда быть наглухо закрытой для окружающих. Вероятно, и для меня он был бы закрыт, если бы не сидел со мной за одной партой. Здесь у него шансов не оставалось. Сидя со мной рядом в течение целого дня, он вольно или невольно вынужден был общаться со мной и высказывать своё мнение.
А почему ты всё время убегаешь куда-то? — как-то спросил я его. — Неужели тебе с нами не интересно?
А разве тебе самому интересно? Что ты нового можешь узнать у них? — он пренебрежительно посмотрел в сторону класса.
А ты? Что ты нового узнал у них?
Ты знаешь, например, как дети появляются? — я от удивления раскрыл рот. — А я знаю.
Но им-то с тобой разве интересно? От тебя-то они нового ничего не узнают.
Это неважно. Зато я им нужен. Они когда в туалете курят меня на стрёму ставят.
Куда, куда? — не понял я.
На стрёму. Смотреть, чтобы учитель не поймал их.
И что, тебе это интересно у туалета стоять?
У туалета стоять не интересно, но они там главные и я обязан выполнять всё, что они скажут.
Нет, с нашими играть лучше. Не надо у туалета стоять. И главных у нас нет. У нас все равны.
Нет, — ответил он резко. — У нас тоже есть главный. Это я. И если кто-то забыл, то я могу напомнить.
