Камилла Лэкберг - Железный крест
Длинные сигналы. Жаль.
— Привет!
Голос за спиной заставил его вздрогнуть. Он резко обернулся. К нему вперевалку приближалась Юханна, держа руку на крестце — идти ей, как видно, было очень и очень нелегко.
— Надо же, пройтись два шага — как баржу разгрузить, — сказала она, морщась и отдуваясь. — Сидеть бы дома и ждать, но, говорят, надо гулять. — Она опять поморщилась и медленно перенесла руку с крестца на живот. — Вы к Рите?
Понимающая улыбка.
— Э-э-э… нет. — Сказав «нет», Мельберг тут же почувствовал себя идиотом: а что он тогда вообще здесь делает? И чему она улыбается? — Э-э-э… вообще-то мы гуляли с Эрнстом, он меня сюда притащил, хочет повидаться с этой… Сеньоритой.
— Риты нет. — Юханна продолжала улыбаться, явно развлекаясь. — Она до ланча у подруги. Но может быть, все равно зайдете на чашку кофе? Если, конечно, Эрнст не будет возражать, поскольку Сеньориты тоже нет. — Молодая женщина весело подмигнула. — А я буду рада. У меня вот-вот начнется лапландская болезнь.[14]
— Да-да, конечно… с удовольствием.
Они прошли в квартиру. Юханна проследовала на кухню и, отдуваясь, тяжело уселась на стул.
— Сейчас поставлю кофе. Только дух переведу.
— Сидите, сидите… — поспешил сказать Мельберг. — Сам поставлю. Я в тот раз подглядел, где что лежит… полицейская, знаете ли, наблюдательность.
Юханна с удивлением посмотрела на него, но промолчала. Как ему показалось, не просто промолчала, а благодарно. Благодарно промолчала.
— Тяжело, наверное. — Он налил воду в кофеварку и мотнул головой в сторону ее живота.
— Сказать «тяжело» — ничего не сказать. Вообще все радости беременности — это продукт недобросовестной рекламы. Сначала четыре месяца блюешь без передышки… Только и оглядываешься, есть ли сортир поблизости. Потом пара месяцев ничего себе, даже хорошо, уютно… вот эти два месяца они, наверное, и рекламируют! Писали бы честно: не «беременность — счастливый период в жизни каждой женщины», а два месяца в середине беременности… А потом за одну ночь превращаешься в бегемота. Или бегемотиху.
— Да, но потом…
— Стоп! — Юханна строго подняла указательный палец. — Я об этом даже не… как подумаю, что у этой зверюшки только один выход, сразу паникую. А если вы начнете говорить что-то вроде… мол, все женщины во все времена рожали, и даже по многу раз, и ничего особенного… если вы скажете что-то в этом духе, я вас чем-нибудь тресну.
Мельберг поднял руки.
— Вы говорите с человеком, который даже поблизости от роддома не был! — Он налил чашки и поставил на стол. — А с другой стороны, я вам завидую — имеете полное право есть за двоих. — Он улыбнулся, видя, как Юханна потянулась за третьей булочкой.
— Уж это-то право я использую на сто пятьдесят процентов! — рассмеялась Юханна. — Но вы-то, похоже, исповедуете ту же веру, хотя до беременности вам пока далековато. — Она подмигнула и показала на его солидный живот.
— А сальса на что? Это мы сострогаем в один момент!
— Надо как-нибудь пойти посмотреть, чем вы там занимаетесь, — дружелюбно сказала Юханна.
Мельберг с удовольствием отметил, что Юханне приятно с ним разговаривать. С другой стороны, он, к своему удивлению, чувствовал себя в обществе Ритиной невестки просто превосходно, как будто был знаком с ней сто лет. Но у него на языке вертелся вопрос, который он, недолго думая, и задал.
— Как? Папа? Кто? — повторила Юханна, и он тут же понял, что мог бы сформулировать и получше.
Но она поняла, несколько секунд пристально рассматривала его, так что ему даже стало не по себе, но потом взгляд ее смягчился. Наверное, решила, что за его бестактным вопросом никакие коварные замыслы не скрываются.
— Клиника в Дании. Никакого отца и в глаза не видела. Если вы думаете, что я пошла в ресторан и подцепила какого-нибудь добровольца, то глубоко ошибаетесь.
— Нет, что вы… У меня даже в мыслях такого не было, — прижал руку к груди Мельберг, хотя она-то, в отличие от него, сформулировала его тайную догадку почти дословно. За исключением, пожалуй, слова «доброволец».
Он посмотрел на часы — пора возвращаться в отдел. Подходит время ланча, а это событие ему вовсе не хотелось пропустить. Он отнес чашки и блюдца в мойку, подумал немного и достал бумажник.
— Если что-то… — Он протянул ей визитную карточку. — Если что-то непредвиденное… что-то побеспокоит… я понимаю, что и Рита, и Паула настороже, но мало ли что…
Юханна с удивленной миной приняла карточку. Он даже не мог себе объяснить, что заставило его сделать этот жест. Может быть… может быть, это чувство легких, но полновесных толчков в ладонь, когда в тот день он положил руку ей на живот.
— Эрнст! — Он надел поводок на подбежавшего с готовностью пса и вышел, забыв попрощаться.
Перед Мартином лежали распечатки телефонных разговоров. Интуиция его не подвела, хотя ничем особенным и не вознаградила. Непосредственно перед убийством Эрика Франкеля кто-то звонил на его телефон из дома Германа и Бритты Юханссон. Два раза. И еще один звонок два дня назад. На этот раз они звонили, по всей видимости, Акселю. Кроме этого, Герман и Бритта, или кто-то из них, звонили Францу Рингхольму.
Мартин задумчиво посмотрел в окно, отодвинул стул и положил ноги на стол. Все утро до ланча он просидел, просматривая бумаги, документы, фотографии — короче, весь материал по делу Эрика Франкеля. Твердо решил не сдаваться, пока не найдет связующие звенья между двумя повисшими на них убийствами.
Ровным счетом ничего. Нет, не совсем ничего. Телефонные звонки.
Мартин еще раз пролистал распечатки и раздраженно бросил на стол. Тупик. Он прекрасно понимал, что Мельберг дал ему разрешение углубиться в это дело только потому, что не видел другого способа заставить Мартина замолчать. Мельберг, как и все остальные, был совершенно уверен, что Бритту убил муж.
Но Германа допросить пока было невозможно — его положили в больницу. Тяжелый психогенный шок, по выражению врачей. Так что придется ждать, пока тяжелый шок переквалифицируют в легкий.
Полная неразбериха. Он понятия не имел, с какого конца взяться. Посмотрел пристально на папки с бумагами, словно пытаясь заставить их заговорить с помощью одному ему и им ведомого заклинания, и тут же в голову пришла мысль. Конечно! Как он раньше об этом не подумал!
Через двадцать пять минут он заехал во двор к Патрику с Эрикой. Позвонил по дороге, убедился, что Патрик дома, и теперь Патрик открыл, словно все это время стоял за дверью. На руках у него была Майя. Увидев знакомого дядю, девочка весело замахала ручонками.
— Привет, малышка! — Мартин показал ей «козу», и она тут же потянулась к нему, причем так убедительно, что Мартин через пару минут обнаружил себя сидящим на диване в гостиной с Майей на коленях.
Патрик, сидя в кресле и потирая подбородок, просматривал бумаги и фотографии.
— А где Эрика? — спросил Мартин.
— Что? А… Эрика. Пошла в библиотеку на пару часов. Полирует материал для новой книги.
— Вот как. — Мартин замолчал и принялся развлекать Майю, давая Патрику возможность без помех изучить бумаги.
— Значит, у тебя такое впечатление, что Эрика права? — сказал Патрик, отложив последний лист. — Ты тоже считаешь, что эти два убийства как-то связаны друг с другом?
Мартин ответил не сразу.
— Да… считаю… Никаких конкретных доказательств. Но, поскольку ты так ставишь вопрос, ответ однозначный — да. Я так считаю.
— Если это и совпадение, то по меньшей мере странное, — кивнул Патрик и вытянул ноги. — Ты уже спросил Акселя или Франца Рингхольма, по какому поводу ему звонили Юханссоны?
— Нет, еще не успел. Хотел сначала с тобой поговорить. Понимаешь, в такой ситуации приятно знать, что не у тебя одного тараканы в голове. Дескать, старик признался, что тебе еще надо…
— Да… ее муж, — задумчиво уточнил Патрик семейный статус признавшегося старика. — Вопрос только в том, почему он утверждает, что убил, если на самом деле не убивал.
— Откуда мне знать? Может, выгораживает кого-то.
— Вы…гора…гораживает… — забормотал Патрик и опять начал листать бумаги. — А как с убийством Эрика? Продвинулись хоть немного?
— Не… ска…зал… бы… — раздельно произнес Мартин, отчасти пародируя Патрика, но главным образом потому, что увлеченно подкидывал Майю на колене. — Паула приглядывается к «Друзьям Швеции». Поговорили с соседями — никто ничего подозрительного не видел. Да и странно было бы, если бы видели — дом Франкелей стоит, как ты помнишь, на отшибе, так что мы и не надеялись. Как выяснилось, правильно не надеялись. А все, что есть — у тебя в руках. — Он показал на веер бумаг на столе.
— А как с финансовыми делами Эрика? — Патрик нашел нужный лист. — Ничего необычного?
