Камилла Лэкберг - Железный крест
— А как с финансовыми делами Эрика? — Патрик нашел нужный лист. — Ничего необычного?
— Нет… Счета, кое-что снимал с банкомата… мелочи, в общем.
— Никакие крупные суммы не фигурируют за последнее время? — Патрик скользил глазами по колонкам цифр.
— Тоже нет. Единственное, на что можно было бы обратить внимание, — ежемесячные отчисления. В банке говорят, что он переводит деньги регулярно, каждый месяц. И так уже пятьдесят лет.
Патрик замер и воззрился на Мартина.
— Что ты сказал? Пятьдесят лет? И кому идут эти деньги?
— Какому-то частному лицу в Гётеборге. Посмотри, там записано имя. Суммы не такие уж большие. С годами, конечно, увеличились, но сам понимаешь, инфляция, цены, то-се… В последнее время он переводил около двух тысяч крон. Слишком уж мало, чтобы думать о каком-то шантаже, это во-первых. А во-вторых, ты слышал когда-нибудь, чтобы кто-то кого-то шантажировал полвека?
Мартин сам почувствовал, насколько неубедительно звучат его слова, и мысленно хлопнул себя по лбу. Надо было давно проверить эти отчисления! Ладно, лучше поздно, чем никогда.
— Могу позвонить ему сегодня и все выяснить, — предложил он и переместил Майю на другое колено — правая нога уже онемела.
Патрик помолчал.
— Давай сделаем так, — сказал он наконец. — Мне тоже надо немного развеяться. — Он отклеил записку с адресом и посмотрел. — Вильгельм Фриден… Это, значит, ему он переводил деньги. Вот я завтра к нему и съезжу. Поговорю с глазу на глаз. Это его теперешний адрес? — Он помахал бумажкой.
— В банке дали, так что, судя по всему, теперешний.
— Вот и договорились. Разговор может быть щекотливым, поэтому не думаю, что стоит звонить заранее и предупреждать.
— Если хочешь и, что главное, можешь, скажу только спасибо. А как будет с?.. — Мартин показал глазами на затылок Майи.
— Малышка поедет со мной. — Патрик посмотрел на дочку и расплылся в улыбке. — Навестим заодно тетю Лотту и кузенов. Что скажешь, старушка?
Майя утвердительно пискнула и захлопала в ладоши.
— Ты не можешь оставить мне все это хозяйство на пару дней? — Патрик показал на папку.
Мартин попытался вспомнить, сделал ли он копии. Если да, то никаких проблем. Кажется, сделал.
— Да, конечно. А то тебе, как я вижу, нечем заняться. И не забудь поделиться, если что-нибудь бросится в глаза. А мы с Паулой тогда поговорим с Акселем и Францем. Попробуем выяснить, кто и зачем им звонил, Бритта или Герман.
— Знаешь что… не говори Акселю про эти отчисления, пока мы сами толком ничего не знаем.
— Само собой.
— И главное, не теряйте надежду! — бодро заключил Патрик, вышедший проводить Мартина с Майей на руках. — Ты же знаешь, как это бывает… Рано или поздно находится недостающий кусочек, и — р-раз! — пазл сложен.
— Да знаю я… — Похоже, Мартин не дал заразить себя ни на чем не основанным оптимизмом. — Но до чего неудачно ты взял этот отпуск! Как раз тогда, когда нужен.
Он улыбнулся, давая понять, что это всего лишь шутка.
— Не волнуйся, скоро и ты узнаешь, почем фунт лиха, — улыбнулся Патрик в ответ. — И когда придет твой черед увязнуть в болоте из памперсов, я уже опять буду в стройных рядах Танумсхедской королевской полиции.
Он подмигнул и закрыл за Мартином дверь.
— Итак, собрались в Гётеборг. — Он протанцевал с Майей на руках несколько па. — Только как мы представим это маме?
Майя озабоченно покачала головой.
Паула не могла определить, что преобладает — усталость или брезгливость. Уже несколько часов она терпеливо выуживала сведения о шведских неонацистских движениях. В первую очередь, конечно, о «Друзьях Швеции». Она была почти уверена, что именно они несут ответственность за убийство Эрика Франкеля, но ничего конкретного, за что можно было бы зацепиться, не находилось. Никаких угроз, никакого шантажа, разве что неясные намеки в письмах Франца Рингхольма. Что-то такое… Дескать, определенным силам (каким определенным?) в обществе «Друзья Швеции» не нравится, чем ты занимаешься, и я уже не могу гарантировать, что мне удастся сдержать эти силы. Криминалисты тоже мало что добавили: все члены правления «Друзей» с вызывающими ухмылками оставили свои отпечатки пальцев — спасибо, помогли коллеги из Уддеваллы. Ответ из центральной лаборатории криминалистики был однозначным: ни один из этих отпечатков не соответствует зафиксированным в библиотеке в доме Франкелей. Вопрос об алиби не стоял — у одного было совершенно безукоризненное алиби, а у прочих вполне достаточное, чтобы его придерживаться, но крайней мере, до тех пор, пока другие факты не покажут обратное. Почти все подтвердили, что Франц Рингхольм как раз в эти дни находился в Дании — встречался с представителями сходной организации, так что у него тоже имелось алиби. И еще одна проблема — общество «Друзья Швеции» оказалось гораздо многочисленнее, чем Паула предполагала, и у них просто физически не было возможности взять отпечатки пальцев у всех, кто так или иначе поддерживал с этим обществом связь. Поэтому решили пока ограничиться руководством. Ну и ограничились — с нулевым результатом.
Она удрученно перескакивала с одной ссылки на другую. Откуда взялись все эти люди? Откуда это злоба? Ненависть? Она могла понять ярость, направленную на кого-то, кто совершил по отношению к тебе подлость или несправедливость. Но без разбора ненавидеть всех, кто имел несчастье родиться на другом континенте и с другим цветом кожи? Паула пыталась поставить себя на их место, но ничего не получалось.
Нет, ей этого не понять.
Она, например, ненавидела палачей, убивших ее отца. Ненавидела настолько, что могла бы убить, если бы подвернулся такой шанс. Но она понимала, что такая ненависть легко дает метастазы. Кого ненавидеть? Того, кто отдал приказ? Он, скорее всего, сам подчинялся приказу. Того, кто разрабатывал эту самую кампанию убийств на почве идеологических расхождений? Генерала, нарушившего присягу? Ненависть расползалась, теряла очертания. По мере увеличения количества объектов ненависти она становилась расплывчатой и отравляла жизнь прежде всего самой Пауле. Поэтому она для себя решила — окончательно виновен и заслуживает ненависти, мести и наказания только тот, кто нажал курок винтовки и выпустил пулю, убившую ее отца. Паула поняла — если ей не удастся обуздать ненависть, та подчинит ее себе, она возненавидит все, что связано с ее родиной, страной, где она родилась. Она возненавидит свою страну. А этого она допустить не могла. Возненавидеть землю, где появилась на свет, где делала первые шаги, играла с товарищами, сидела у бабушки на коленях, слушала песни по вечерам и танцевала на праздниках? Нет, нет и нет.
Но эти люди… Она прокручивала страницу за страницей и читала колонку за колонкой, статью за статьей. Таких, как она, надо уничтожать или, по крайней мере, выгонять назад в те страны, откуда они приехали. И фотографии. Конечно, нацистская Германия. Черно-белые снимки. Она видела их много раз — груды истощенных до скелетоподобия голых тел… огромные глаза детей… Освенцим, Бухенвальд, Дахау… Но эти-то почитали палачей чуть ли не героями, а подлинность всех свидетельств отрицали вчистую. Не было холокоста, не было шести миллионов евреев, не было лагерей массового уничтожения… Петер Линдгрен принадлежал именно к этой фаланге. Фаланге отрицателей. Не было, и все. Миллионы фактов, свидетельств, документов — неважно. Не было. Понять невозможно — как устроены мозги у этих людей?
От резкого стука в дверь она даже подпрыгнула.
— Чем занимаешься? — В дверях показалась голова Мартина.
— Копаюсь в «Друзьях Швеции». — Паула вздохнула. — Начинаешь в этом разбираться — волосы дыбом. Ты знал, к примеру, что в Швеции больше двадцати неонацистских организаций? И что «Шведские демократы» получили двести восемьдесят один мандат в ста сорока четырех коммунах? И куда, по-твоему, идет страна?
— Не знаю… Иной раз начинаешь сомневаться.
— Начинаешь сомневаться! — передразнила Паула и в сердцах шваркнула ручкой об стол.
Ручка подскочила, упала на пол и покатилась к стене.
— Ого! Похоже, тебе нужно сделать перерыв. — Мартин проследил взглядом за ручкой и дождался, пока она остановится. — Не хочешь еще раз поговорить с Акселем?
— Что-то новое? — с любопытством спросила Паула по пути в гараж.
— Как тебе сказать… Просто я подумал, что он может знать больше. Все же ближе его у Эрика никого не было. Но в первую очередь… — Мартин осекся, кашлянул и продолжил: — Я знаю, кроме меня, никто не считает, что два убийства связаны между собой. Эрика и Бритты Юханссон. Но, может быть, тебе интересно знать, что позавчера кто-то звонил Акселю с домашнего телефона Юханссонов. И такой же звонок был в июне, но мы не можем знать, кому звонили — Акселю или Эрику. Я проверил и телефон Франкелей. Оттуда набирали номер Юханссонов, еще до того как Юханссоны связывались с ними. Кому звонили и кто звонил — Бритта или Герман — неизвестно.
