Камилла Лэкберг - Железный крест
Он оставил Карину и Пера. Просто оставил, как ненужный мусор, — и они именно так себя и чувствовали. Ненужным мусором. Он унизил и погубил Карину. И потерял Пера. Это была плата за ощущение девической кожи под пальцами.
Может быть… может быть, Пера он мог бы и сохранить. Если бы нашел в себе силы преодолеть то чувство вины, которое придавливало его к земле, как бетонный блок, каждый раз, когда он вспоминал оставленных им жену с ребенком. Но он не смог. Иногда пытался играть роль отца, но это было так редко, что никакого результата, кроме негативного, принести не могло.
А теперь сын стал совершенно чужим. Челль его не узнавал и, если быть честным, и не пытался узнать. Он поступил точно так же, как когда-то поступил его отец. Это приводило Челля в ужас. Он чуть не всю жизнь ненавидел отца, который бросил его с матерью ради другой жизни.
Он вырос без отца. И уготовал ту же участь собственному сыну.
Челль что есть силы ударил кулаком по столу, надеясь, что физическая боль отвлечет его от самоедства.
Не помогло.
Тогда он открыл нижний ящик стола и достал папку.
В какой-то момент он уже решил передать ее в полицию, но журналистский инстинкт в последнюю секунду дернул стоп-кран. Не так уж много получил он от Эрика. Челль прекрасно помнил этот разговор — Эрик зашел в его кабинет, начинал говорить, замолкал… Было совершенно ясно, что он сомневается, стоит ли вовлекать Челля в эту историю, и если стоит, то насколько. Несколько раз Челлю казалось, что старик сейчас повернется и уйдет, так и не посвятив его в детали.
Челль открыл папку и пожалел, что не спросил Эрика, не настоял… как он представляет себе… по крайней мере, в каком направлении Челль должен начать поиск? Несколько газетных статей, без разъяснений, без комментариев, — вот и все, чем он располагал.
— И что я с этим должен делать? — спросил он тогда.
— Это ваша работа, — тихо произнес Эрик. — Я понимаю, что вам это может показаться странным, но готового ответа у меня нет. Я даю вам инструмент, которым вы можете воспользоваться.
И ушел. Ушел, оставив Челля за столом, на котором лежали три газетные статьи.
Челль почесал в бороде и открыл папку. Он уже несколько раз собирался этим заняться, но все время возникали срочные дела. А если быть совсем честным, он просто не был уверен, стоит ли посвящать этому многие часы работы. Старик мог быть немного не в себе… иначе почему он напустил такого тумана? Мог бы выражаться яснее, если этот материал, по его утверждению, не что иное, как настоящая бомба. А теперь все предстало в новом свете. Эрик Франкель убит. И его папка начала по-настоящему жечь пальцы.
Надо засучить рукава и заняться этим делом. И он совершенно точно знал, с чего начать. С единственного общего знаменателя для всех трех статей.
Борец норвежского Сопротивления Ханс Улавсен.
~~~
Фьельбака, 1944 год
— Хильма! — Элуф рявкнул так, что жена и дочь выбежали ему навстречу.
— Что ж ты кричишь-то так, будто… — начала было Хильма, но тут же осеклась.
Элуф был не один.
— У нас гости! — Она нервно вытерла руки о передник. — А я посуду как раз мою…
— Не беда, — успокоил жену Элуф. — Мальчику наплевать, что у нас за хоромы. Он бежал от немцев.
Паренек протянул Хильме руку и вежливо поклонился.
— Ханс Улавсен. — Он произнес имя с таким норвежским акцентом, что никаких сомнений в его национальной принадлежности не оставалось.
Потом он подал руку Эльси. Та неуклюже пожала ее и изобразила нечто похожее на книксен.
— Мальчик порядком вымотался по дороге… Собери ему что-нибудь поесть. — Элуф снял фуражку и отдал плащ Эльси. — Ну и что ты стоишь, красавица? Отцовский плащ-то повесь на место! — строго сказал он, но не удержался и погладил дочь по щеке.
По нынешним временам он принимал каждое возвращение из рейса к семье как дар божий. Элуф прочистил горло, не желая показывать свои чувства перед чужаком.
— Заходи, заходи… Надеюсь, Хильма отыщет для нас что-нибудь поесть да и выпить. — Он тяжело уселся за кухонный стол.
— Особо нечем похвастаться. — Хильма старалась не смотреть на гостя. — Но, как говорится, чем богаты…
— Спасибо вам большое! — Паренек уселся на стул напротив Элуфа, не сводя голодного взгляда с Хильмы, которая делала бутерброды.
Она наконец загрузила бутербродами большое блюдо и выставила на стол.
— Угощайтесь! — Подойдя к буфету, хозяйка осторожно налила мужчинам по маленькому стаканчику аквавита. Спиртное стоило недешево, но по такому случаю…
Они ели молча. Когда остался всего один бутерброд, Элуф подвинул блюдо гостю и показал глазами — давай, мол, не стесняйся. Кто у нас самый голодный?
Эльси помогала матери мыть посуду и потихоньку косилась на норвежца. Надо же — бежать от немцев! Вот это да! Парень бежал из Норвегии от немцев и теперь сидит у них в кухне и уплетает бутерброды. Ей не терпелось рассказать потрясающую новость остальным. Вдруг она вспомнила одну вещь и уже открыла было рот, чтобы спросить, но отец ее опередил.
— Слушай-ка, тут один парень из наших краев… короче, немцы его взяли. Больше года прошло, но, может, ты…
— Может, конечно, и слышал, но вероятность небольшая. Столько народу… А как зовут?
— Аксель Франкель. — Элуф с надеждой впился взглядом в лицо паренька, но тут же надежда сменилась разочарованием — тот подумал немного и отрицательно покачал головой.
— Нет… не сталкивался… а может, и сталкивался, но имени не знал. А вы ни от кого ничего не слышали?
— К сожалению, нет. — Теперь настала очередь Элуфа печально покачать головой. — Немцы схватили его в Кристиансанде, и с тех пор ни звука… Боюсь, что он уже…
— Нет, — почти крикнула Эльси, и глаза ее мгновенно наполнились слезами. — Нет, отец! Он жив!
Ей тут же стало стыдно, и она убежала в свою комнату. Как она могла так опозориться, опозорить и мать и отца! Взрослая девица, а ведет себя как годовалый ребенок.
— А ваша дочь знакома с ним… с этим Акселем? — Гостя явно взволновал порыв девочки.
— Дружит с его младшим братом… Эрик ходит как мешком стукнутый из-за всей этой истории. Да и отец с матерью… им не позавидуешь, — вздохнул Элуф.
Глаза Ханса потемнели.
— Эта война ударила по многим, — сказал он.
Наверняка этот паренек много чего повидал, подумал Элуф. В его возрасте лучше бы такого не видеть…
— А семья твоя? — спросил он и краем глаза увидел, как Хильма замерла у мойки с тарелкой в руке.
— Не знаю, где они, — коротко сказал Ханс, глядя перед собой на стол. — Когда война кончится, если она кончится, буду искать… А до этого мне в Норвегию дорога заказана.
Он опустил голову еще ниже. Хильма переглянулась с Элуфом. Они поняли друг друга без слов. Элуф осторожно откашлялся.
— Знаешь, парень… Мы обычно летом сдаем дом дачникам, а сами живем в комнате там, внизу… в пристройке, в полуподвале. Но сейчас-то дом пуст. Так что если хочешь… можешь оставаться. Отдохнешь немного, оглядишься. Работу я тебе тоже могу подыскать… не то чтобы… но с голоду не помрешь. Я, понятное дело, должен доложить властям, что ввез тебя в страну… Думаю, если я пообещаю за тобой присмотреть, проблем не будет.
— Только если я буду платить за жилье… из тех денег, что заработаю… если повезет, — тихо добавил Ханс и посмотрел на них взглядом, полным благодарности и смущения.
Элуф опять посмотрел на Хильму, ища поддержки.
— Что же… разумно. В такие времена каждая крона дорога.
— Пойду приведу в порядок его комнату, — сказала Хильма.
— Спасибо вам… спасибо огромное. — Норвежский выговор Ханса стал еще более певучим.
Он кинул на них взгляд и опять опустил голову, но Элуф успел заметить, что в глазах у него блеснула слеза.
— Не о чем говорить, — произнес он, стараясь, чтобы это прозвучало грубовато-небрежно. — Не о чем говорить.
~~~
— Помогите!
Услышав крик, Эрика вздрогнула и в несколько прыжков взлетела по лестнице.
— Что случилось? — Она увидела лицо Маргареты и замерла как вкопанная.
Та стояла в дверном проеме, а за ее спиной на двуспальной кровати лежал Герман.
— Папа… — Маргарета всхлипнула и пропустила Эрику в спальню.
Эрика сделала несколько шагов и снова остановилась.
Герман не реагировал на слова дочери. Рядом с ним лежала Бритта. Белое, окаменевшее лицо не оставляло никаких сомнений — она была мертва. Герман прижался к жене, обхватив руками безжизненное тело.
— Я убил ее, — сказал он тихо.
Маргарета ахнула.
— Папа! Что ты говоришь…
— Я убил ее, — без выражения повторил Герман и еще крепче обнял тело жены.
Маргарета обошла кровать, присела на край рядом с ним и попыталась разжать его судорожные объятия. Наконец ей это удалось. Она провела рукой по лбу отца.
