Робин Слоун - Круглосуточный книжный мистера Пенумбры
Вот она через увеличительное стекло моего друга Мэта. Видите крохотные зазубрины по краям буквы? Похожи на зубцы шестерни, правда? Или на зубцы ключа.
(Раздается хриплый сдавленный вскрик. Это Тиндэлл. На волнение с его стороны всегда можно рассчитывать.)
Эти зазубринки появились не сами по себе, и их расположение не случайно. Они есть на всех литерах и на всех отливках, сделанных с этой матрицы, и на всех знаках шрифта Gerritszoon, когда-либо выпущенных. Смотрите, чтобы это вычислить, мне пришлось съездить в Неваду: я все понял, только услышав на пленке голос Кларка Моффата. Но если бы я знал, что искать, то просто мог бы открыть ноут, написать несколько слов шрифтом Gerritszoon и увеличить до 3000 процентов. В цифровой версии шрифта зарубки тоже есть. В библиотеке Неразрывного Каптала не смеют пользоваться компьютерами… но наверху, в компании Festina Lente применяют довольно мощные процессоры.
Это и есть код, он перед вами. Эти вот крошечные зарубки.
Никому за всю пятивековую историю братства не пришло в голову приглядеться к ним получше. И никому из гугловских дешифровщиков. Мы разбирали оцифрованный текст, записанный совсем другим шрифтом. Изучали последовательность знаков, а не их форму.
Код одновременно сложный и простой. Сложный потому, что прописная F отличается от строчной f. Потому, что лигатура ff это не просто две строчных f — это совершенно другой знак. Меняющихся глифов в шрифте Gerritszoon множество: три P, две C, поистине эпическое Q — и все они означают что-то свое. Чтобы проникнуть в этот код, нужно мыслить типографически.
Но после этого все становится просто, потому что остается только перечесть зарубки, что я и сделал: внимательно, с увеличительным стеклом, за кухонным столом, без всяких мега-серверов. Это код того типа, про который узнаешь в детских книжках: цифра соответствует букве. Простая замена, и расшифровка codex vitae Мануция не составит никакого труда.
СЛАЙД 8
Но можно сделать еще кое-что. Если разложить пуансоны по порядку — как они лежали в пятнадцатом веке в типографской наборной кассе, — сложится другое послание. Оно исходит от самого Гриффо Герритзуна. Его последние слова, обращенные к миру, пять веков таились от нас на самом виду.
В нем нет никакой жути, никакой мистики. Это просто письмо человека, который жил задолго до нас. Но есть и жутковатая деталь: оглянитесь вокруг. (Все оглядываются. Лапен выгибает шею. Она, похоже, встревожилась.) Видите ярлыки на полках — написано «История», «Антропология» и «Паранормальная подростковая романтика»? Я это заметил раньше: все эти ярлыки напечатаны шрифтом Gerritszoon.
Gerritszoon загружен в айфоны. Любой новый документ в программе Microsoft Word по умолчанию набирается этим шрифтом. «Гардиан» набирает им заголовки, а еще «Монд» и «Хиндустан таймс». Энциклопедия «Британника» в свое время тоже печаталась шрифтом Gerritszoon; Википедия перешла на него в прошлом месяце. Только подумайте: курсовые, биографические справки, методички. Резюме, офферы, прошения об отставке. Контракты и судебные иски. Соболезнования.
Он окружает нас повсюду. Мы встречаем Gerritszoon ежедневно. И он все время здесь, пять столетий смотрит нам в глаза. И это все — романы, газеты, тексты в компьютере — служило несущей волной для тайного послания, скрытого в колофоне.
Таков был расчет Герритзуна: ключ к бессмертию.
(Тиндэлл вскакивает со стула с воплем: «Но что там сказано?» Он рвет на себе волосы. «Что за послание?»)
Ну, оно на латыни. Перевод сделан Гуглом, приблизительно. Вспомните, что Альд Мануций при рождении носил другое имя: он был Теобальдо, так его и звали все друзья.
В общем, вот оно. Вот послание Гриффо Герритзуна векам.
СЛАЙД 9
Спасибо, Теобальдо.
Ты мой лучший друг.
И это стало ключом ко всему.
Братство
Шоу закончилось, и зал пустеет. Тиндэлл и Лапен встают в очередь за кофе в крошечном пигмалионовском кафе.
Нил вновь обрабатывает Табиту на предмет неземной красоты сисек в свитерах. Мэт и Эшли ведут оживленную беседу с Игорем и японской парочкой, все они при этом медленно шагают к выходу.
Кэт сидит в одиночестве, догрызая последнюю веганскую печеньку. Лицо у нее осунулось. Я спрашиваю, что она думает о бессмертных словах Гриффо.
— Прости, — отвечает она, качая головой. — Ничего хорошего.
Взгляд у нее хмурый, глаза опущены.
— Он был такой одаренный, и все равно умер.
— Все умирают…
— И тебе этого достаточно? Он оставил нам записку, Клэй. Записку.
Эти слова она выкрикивает, и овсяные крошки летят с ее губ. От полок с антропологией на нас, подняв бровь, бросает взгляд Оливер Гроун. Кэт смотрит на свои туфли. И тихо договаривает:
— Не называй это бессмертием.
— А что если это и есть самое лучшее в этом человеке? — говорю я.
И на ходу сочиняю теорию.
— А может, знаешь, — может, водиться с Гриффо Герритзуном не всегда было так уж приятно? Может, он был чудаком не от мира сего? Что если эти фигурки, которые он умел вырезать из металла, и были лучшим его качеством? Ведь эта его часть действительно бессмертна. Настолько бессмертна, насколько вообще может что-либо стать бессмертным.
Кэт качает головой, вздыхает и чуть наклоняется ко мне, запихивая в рот остаток печенья. Я нашел старое знание, то самое СЗ, которого мы доискивались, но Кэт не нравится его смысл. Кэт Потенте будет искать дальше.
Через мгновение она отстраняется, глубоко вздыхает и поднимается со стула.
— Спасибо, что пригласил, — говорит она. — Увидимся еще.
Она накидывает блейзер, машет рукой на прощанье и идет к дверям.
Теперь ко мне подходит Пенумбра.
— Потрясающе! — восклицает он, снова прежний: сияющие глаза, широкая улыбка. — Все это время мы играли в игру Герритзуна. Его литеры, мальчик мой, у нас на витрине!
— Кларк Моффат это понял, — говорю я. — Не представляю себе, как, но сумел понять. А потом, думаю, он просто… решил играть дальше. Оставить загадку без ответа. Пока кто-нибудь не найдет всех ответов в его книгах.
Пенумбра кивает.
— Кларк был талантище. Всегда в одиночку, следовал интуиции, куда бы она его ни вела.
Он умолкает, склоняет голову набок, потом улыбается.
— Он бы тебе понравился.
— Так вы не расстроились?
У Пенумбры глаза на лоб полезли.
— Расстроился? Ничуть. Это не то, чего я ожидал, но чего же я ожидал? Чего ожидал любой из нас? Я тебе так скажу: я не ожидал, что узнаю ответ при жизни. Это бесценный подарок, и я благодарен Гриффо Герритзуну и тебе, мой мальчик.
Подходит Декл. Он сияет, едва не подскакивает.
— У вас получилось!
Он хлопает меня по плечам.
— Вы их нашли! Я знал, что вы сможете, — знал — но не представлял себе, как далеко заведет этот поиск.
У него за спиной черные балахоны оживленно переговариваются. Они выглядят взволнованными. Декл осматривается.
— Можно их потрогать?
— Они все ваши, — отвечаю я.
Из-под стула в первом ряду я вынимаю пуансоны Gerritszoon в их картонном ковчеге.
— Вам нужно будет официально выкупить их у «Объединенных хранилищ», но у меня все бумаги есть, и вряд ли…
Декл поднимает руку.
— Не вопрос. Сделаю — не вопрос.
К нам подходит один из нью-йоркских черных балахонов, следом подтягиваются остальные. Склонившись над коробкой, они охают и ахают, будто в ней лежит младенец.
— Значит, это ты пустил его по верному следу, Эдгар? — спрашивает Пенумбра, изогнув бровь.
— Сэр, я вдруг подумал, — отвечает Декл, — что у меня в распоряжении оказался парень с редким дарованием.
Пауза, улыбка, а потом:
— Вы ведь умеете выбрать правильных продавцов.
Пенумбра фыркает и усмехается.
Декл продолжает:
— Это триумф. Мы сделаем новый шрифт и перепечатаем кое-что из старых книг. Корвина не сможет ничего возразить.
Пенумбра мрачнеет, заслышав имя Первого читателя — своего старого друга.
— А что он? — спрашиваю я.
— Он… мм… похоже, расстроен.
У Пенумбры озабоченное лицо.
— Тебе надо приглядеть за ним, Эдгар. Несмотря на его возраст, опыт разочарований у Маркуса невелик. И каким бы твердым Маркус ни казался, он хрупкий. Я боюсь за него, Эдгар. Правда.
Декл кивает.
— Мы о нем позаботимся. Нам надо понять, что делать дальше.
— Что ж, — замечаю, — я вам кое-что подкину для начала.
Наклоняюсь и вытягиваю из-под стула вторую коробку. Эта — новенькая, и по крышке перекрещена свежей пластиковой стяжкой. Я перерезаю стяжку, отгибаю клапаны, и все видят, что коробка набита книгами — плотно упакованными пачками бумажных изданий в фабричной полиэтиленовой обертке. Проткнув дырку в пленке, вынимаю одну пачку. На простой синей обложке тонкими белыми буквами отпечатано MANVTIVS.
