Робин Слоун - Круглосуточный книжный мистера Пенумбры
Мы больше не встречаемся. Это не было объявлено вслух, но это объективная истина, такая же, как атомный вес углерода или котировка акций Гугла. Это не помешало мне потревожить ее и добиться обещания прийти. Она, как никто другой, должна это увидеть.
Публика ерзает на стульях, и вегетарианские печеньки почти закончились, но придется еще подождать. Лапен наклоняется ко мне и спрашивает:
— Вы поедете в Нью-Йорк? Поработать в библиотеке, например?
— Хм, нет, не собираюсь, — отвечаю сухо. — Мне это ни к чему.
Она хмурится и плотно сцепляет ладони.
— Мне вроде бы надо ехать, но что-то не хочется.
Лапен смотрит на меня. У нее растерянный вид.
— А как же наш магазин? А как же…
Аякс Пенумбра.
Он проскальзывает в двери «Пигмалиона», словно бродячий призрак, в застегнутом на все пуговицы темном пальто. Поднятый ворот прикрывает намотанный на шею тонкий серый шарф. Пенумбра оглядывает зал, замечает компанию на заднем ряду, делегацию братства — черные мантии во всей красе, — и у него расширяются глаза.
Я бросаюсь к нему.
— Мистер Пенумбра! Вы пришли!
Он стоит ко мне вполоборота, закинув костлявую ладонь на шею. Он не хочет на меня смотреть. Синие глаза уставились в пол.
— Прости, мальчик мой, — смущенно говорит он. — Не надо было мне исчезать так… Это было просто какое-то…
То ли вздох, то ли шепот:
— Мне стало стыдно.
— Мистер Пенумбра, пожалуйста, не переживайте об этом.
— Я был так уверен, что все получится, — продолжает Пенумбра, — но у нас ничего не вышло. И это видели и вы, и ваши друзья, и все мои ученики. Ощущаю себя просто старым дураком.
Бедный Пенумбра. Представляю себе, как он где-то отсиживается, снедаемый чувством вины за то, что привел братство к позору на гугловских зеленых лужайках. Оценивает собственную веру и гадает, что теперь будет. Он сделал большую ставку — самую большую в жизни — и проиграл. Но ставил он не в одиночку.
— Проходите, мистер Пенумбра.
Я отступаю к своему реквизиту и машу рукой вперед.
— Проходите, садитесь. Мы все болваны — все, кроме одного из нас. Садитесь, посмотрите.
Все готово. В моем ноуте ждет своего часа презентация. Я понимаю, что великие расследования и впрямь должны совершаться в задымленной гостиной, где сыщик завораживает своих встревоженных слушателей лишь силой собственного голоса и дедукции. Но лично я предпочитаю книжные магазины и — слайды.
Поэтому включаю проектор и занимаю свое место, пустой свет режет мне глаза. Сцепляю руки за спиной, расправляю плечи и, щурясь, смотрю в полный зал. Затем щелкаю пультом и начинаю:
СЛАЙД 1
Если вам нужно сохранить послание на века, как этого добиться? Высечь его в камне? Вырезать на золоте?
Или составить послание столь мощное, что люди не смогут не передавать его грядущим поколениям? А может, построить на его основе религию, задействовать человеческие души? А может, к примеру, учредить тайное общество?
Или поступить, как Гриффо Герритзун?
СЛАЙД 2
Гриффо Герритзун родился в северной Германии в середине пятнадцатого века в семье фермера. Его отец не был богачом, но благодаря своему доброму имени и общеизвестной почтительности смог отдать сына в ученики к ювелиру. В пятнадцатом веке это была великолепный вариант: юному Герритзуну, по существу, обеспечивалось безбедное будущее, если только он сам не пустит все прахом.
А он пустил.
Гриффо рос набожным мальчиком, и ремесло ювелира не пришлось ему по нраву. Целый день он расплавлял старые побрякушки, чтобы отлить новые, — он знал, что и его работу ждет такая же участь. По всей его вере выходило, что это неважно. В чертогах Господа нет золота.
Итак, он делал, что ему говорили, осваивал ремесло — и очень хорошо освоил, — но когда ему исполнилось шестнадцать, распрощался с ювелиром и покинул мастерскую. И вообще покинул Германию. Отправился в паломничество.
СЛАЙД 3
Я это знаю, потому что это знал Альд Мануций, и он это записал. Он написал об этом в своем codex vitae — который я расшифровал.
(В зале сдавленные вскрики. Корвина по-прежнему стоит позади всех, лицо напряженное, рот искривлен, темная нитка усов обвисла. У остальных лица непроницаемые, застывшие в ожидании. Ищу глазами Кэт. Она сидит с серьезным видом: с таким, будто боится, что у меня в мозгах что-то переклинило.)
Позвольте мне сразу объявить: в этой книге нет секретных формул. Нет магических заклинаний. Если и в самом деле существует секрет бессмертия, здесь его нет.
(Корвина делает выбор. Он поворачивается и шагает по проходу мимо секторов истории и самопомощи к выходу. Проходит мимо Пенумбры, который стоит в сторонке, привалившись к невысокому стеллажу. Пенумбра смотрит вслед Корвине, потом вновь поворачивается в мою сторону и, сложив ладони рупором, кричит: «Продолжай, мальчик мой!»)
СЛАЙД 4
В действительности codex vitae Мануция полностью соответствует своему названию: это именно книга о жизни ее автора. Как историческому документу ей нет цены. Но я хочу сосредоточиться на той части, которая касается Гриффо Герритзуна.
С латыни я переводил с помощью Гугла, поэтому будьте снисходительны, если где-то наврал в деталях.
Молодой Герритзун странствовал по Святой земле, время от времени ради прокорма брал заказы на работу с металлом. Мануций пишет, что Гриффо общался с мистиками — каббалистами, гностиками, суфиями, всеми подряд — и пытался понять, как жить. А еще до него через цеховое братство ювелиров доходили слухи о том, что в Венеции происходит что-то удивительное.
Перед вами карта странствий Гриффо Герритзуна, насколько я ее смог реконструировать. Он блуждал по Средиземноморью: через Константинополь в Иерусалим, через Египет обратно в Грецию, оттуда в Италию.
В Венеции он и познакомился с Альдом Мануцием.
СЛАЙД 5
Свое место в жизни Герритзун обрел в типографии Мануция. Печатное дело потребовало от него всех навыков кузнеца по металлу, но направило их на новые цели. Печатное дело — это не безделушки и браслеты, а слова и идеи. К тому же, по существу, это был интернет той эпохи: это увлекало.
И точно так же, как сегодня интернет, печатное дело в пятнадцатом веке все время сталкивалось с проблемами. Как хранить чернила? Как смешивать металлы? Как отливать литеры? Ответы менялись каждые полгода. В каждом большом городе Европы работало с десяток типографий, и в каждой старались первыми придумать решение. В Венеции самая большая типография принадлежала Альду Мануцию, ей-то Герритзун и предложил свои услуги.
Мануций тут же распознал в нем талант. Еще он говорит, что распознал его дух: увидел, что Герритзун тоже искатель по своей природе. Поэтому он принял новичка на работу, и они много лет трудились вместе. И стали лучшими друзьями. Мануций никому так не доверял, как Герритзуну, а Герритзун никого так не уважал, как Мануция.
СЛАЙД 6
И вот наконец, через несколько десятилетий, создав новую индустрию и напечатав сотни книг, которые мы поныне считаем прекраснейшими в истории, оба наших героя состарились. И решили вместе осуществить грандиозный заключительный проект, в который вложат весь свой опыт и все свои знания, чтобы передать потомкам.
Мануций написал свой codex vitae, и в нем был откровенен: рассказал, как на самом деле шли дела в Венеции. Рассказал про сомнительные сделки, которые заключал ради исключительного права на издание классиков; рассказал, как все конкуренты объединились, чтобы его свалить; рассказал, как в итоге сам свалил кое-кого из них. Именно потому, что он все так честно рассказал, этот труд, будь он напечатан сразу, нанес бы ущерб делу, которое Альд передавал сыну, и Мануций решил зашифровать текст. Но как?
В это время Герритзун как раз вырезал шрифт, свой самый лучший — небывалый новый дизайн, который обеспечит типографию Мануция и после смерти ее основателя. Он попал в яблочко: эти контуры носят сейчас его имя. Но, вырезая этот шрифт, Гриффо сделал нечто неожиданное.
Альд Мануций умер в 1515 году, оставив довольно откровенные мемуары. И в этот момент, согласно легенде Неразрывного Каптала, Мануций доверил Герритзуну ключ к шифру, которым эта книга записана. Но за минувшие пять веков при переводе кое-что потерялось.
Герритзун не получал ключа. Герритзун и есть ключ.
СЛАЙД 7
Вот фотография одного из пуансонов: литеры «икс».
Она же крупным планом. И еще крупнее.
Вот она через увеличительное стекло моего друга Мэта. Видите крохотные зазубрины по краям буквы? Похожи на зубцы шестерни, правда? Или на зубцы ключа.
(Раздается хриплый сдавленный вскрик. Это Тиндэлл. На волнение с его стороны всегда можно рассчитывать.)
