Майкл Коннелли - Пятый свидетель
— Кого? Пикетт? Не хотел усугубить дело, задав неверный вопрос.
— Шутите? Вы должны были разбить ее так же, как разбили Скейфер.
— Разница в том, что в случае со Скейфер у меня было с чем работать. С Пикетт — ничего, а выступать против кого-то, ничего не имея в запасе, — смертельный трюк.
Я видел, как потемнели от злости ее глаза.
— Ну так вы должны были что-нибудь на нее нарыть.
Это прозвучало как шипение, вырвавшееся из-за стиснутых зубов.
— Послушайте, Лайза, я ваш адвокат, и я решаю…
— Ладно, оставим это. Мне надо идти.
Она встала, поспешно направилась к двери и вышла в коридор. Я мельком взглянул на Фриман: заметила ли она эту сценку раздора между адвокатом и его клиенткой? Она понимающе улыбнулась мне, дав понять, что заметила.
Я решил выйти в коридор — посмотреть, почему Лайзе так срочно понадобилось покинуть зал, и мое внимание тут же привлекло скопление видеокамер возле одной из скамей, расставленных между входами в судебные залы. Все объективы были сосредоточены на Лайзе, которая сидела на скамейке, обнимая своего сына Тайлера. Мальчик чувствовал себя крайне неловко под их прицелом.
— Господи Иисусе, — прошептал я.
Заметив стоявшую в сторонке Лайзину сестру, я подошел к ней.
— Джоди, что это значит? Ей ведь известно распоряжение судьи о том, чтобы мальчик не появлялся в суде.
— Я знаю. Он не войдет в зал. Он провел полдня в школе, и она захотела, чтобы я завезла его сюда по дороге домой: наверное, думала, что если журналисты увидят ее с Таем, это поможет делу.
— Понятно. Журналисты тут совершенно ни при чем. Больше не привозите его сюда. Мне все равно, что она говорит, просто никогда больше его сюда не привозите.
Я огляделся в поисках Герба Дэла. Наверняка это придумал он, и я хотел донести до него то же послание. Однако голливудского прощелыги нигде видно не было. Вероятно, ему хватило ума держаться от меня подальше.
Я направился обратно в зал — у меня оставалось еще десять минут, и я намеревался потратить их на размышления о своей клиентке, которая мне не нравилась и которую я начинал презирать.
25После перерыва Фриман приступила к тому, что я называю «стадией охоты и сбора» в прокурорской стратегии: к опросу технических сотрудников криминалистической службы, работающих на месте преступления. Их показания должны выстроить помост, на который она выведет потом детектива Ховарда Керлена, ведущего следователя.
Первым охотником-сборщиком был отвечавший за осмотр места преступления коронерский следователь по имени Уильям Эббот, в чьи обязанности входило документирование осмотра трупа и отправка его в отдел судебно-медицинской экспертизы, где проводится вскрытие.
Его показания касались описания места преступления, ран на голове жертвы и личных вещей, найденных при трупе. Список последних включал в себя бумажник, часы, мелочь и 183 доллара наличными, скрепленные денежным зажимом. Имелся также чек из кофейни «Джоуз Джоу», который позволил уточнить время смерти.
Эббот, как и выступавший до него Ковингтон, был скуп на слова и придерживался только фактов. Для него пребывание на месте насильственного преступления являлось рабочей рутиной. Когда настала моя очередь задавать вопросы, я сосредоточился на этом последнем обстоятельстве.
— Мистер Эббот, как давно вы работаете коронерским следователем?
— Двадцать девятый год.
— И все это время служили в Лос-Анджелесском округе?
— Да.
— Как вы думаете, на скольких местах преступления вам довелось побывать за эти годы?
— Ну… может, тысячах на двух. На многих.
— Не сомневаюсь. И полагаю, среди них было много таких, где совершались тяжкие насильственные преступления.
— Животная натура часто показывает себя.
— Что происходило на данном месте преступления? Вы осматривали и фотографировали раны, нанесенные жертве, не так ли?
— Да. Это протокольные действия, которые мы обязаны выполнить, прежде чем дать разрешение увезти тело.
— Перед вами лежит протокол осмотра места преступления, который включен в материалы следствия по предварительному согласию сторон. Не могли бы вы прочесть вслух второй абзац его заключительной части?
Эббот полистал протокол и нашел нужное место.
— «На темени головы имеются три отчетливые вмятины, свидетельствующие о жестокости нападения. Положение тела указывает на то, что жертва в первый же момент, еще до падения на пол, потеряла сознание». Далее в скобках значится: «Избыточное насилие».
— Вот именно это меня и интересует. Что вы имели в виду, написав в заключении слова «избыточное насилие»?
— Только то, что, с моей точки зрения, любого из этих ударов было достаточно, чтобы сделать дело. Жертва была без сознания, а возможно, и мертва, еще до того, как упала на землю. В результате первого удара. На этот факт указывает то, что два удара были нанесены после того, как жертва уже лежала ничком на земле. Они были лишними, избыточными. Тот, кто нанес их, испытывал сильное озлобление против жертвы. Так мне представляется.
Эббот, вероятно, думал, что очень ловко нашел ответ, который я меньше всего хотел бы услышать. Фриман тоже. Но они ошиблись.
— Стало быть, вы указываете в своих выводах, что обнаружили в этом убийстве признаки повышенной эмоциональной составляющей, правильно?
— Да, именно так я считаю.
— Какую профессиональную подготовку вы получили в области расследования убийств?
— Ну, я прошел полугодичные курсы, прежде чем начал работать в этой области почти тридцать лет назад. Там нас обучали новейшим техническим достижениям и прочему необходимому.
— Все это касалось исключительно расследования убийств?
— Не все, но многое.
— Не является ли одним из основополагающих принципов теории расследования убийств то, что подобного рода «избыточное насилие» обычно свидетельствует о факте знакомства жертвы со своим убийцей? О том, что между ними существовали личные взаимоотношения?
— Гм-м…
Наконец Фриман поняла, к чему я клоню. Она встала и заявила протест: мол, Эббот не является следователем по делам об убийствах и поставленный вопрос выходит за рамки его компетенции. Судья поднял руку, повелев мне молчать, и напомнил Фриман, что штат не протестовал, когда я задавал свидетелю вопросы, касающиеся его профессиональной подготовки, и свидетель подтвердил свою компетентность и опыт в сфере насильственных преступлений, не вызвав ни малейших возражений со стороны обвинителя.
— Вы рискнули, мисс Фриман, полагая, что все пойдет по вашему сценарию. Теперь поздно отступать. Свидетель ответит на вопрос.
— Прошу вас, мистер Эббот, — сказал я.
Эббот попытался потянуть время, попросив стенографистку зачитать ему вопрос вслух, но и после судье пришлось поторопить его.
— Такое соображение имеет право на существование, — наконец сказал он.
— Соображение? — переспросил я. — Что вы имеете в виду?
— Когда речь идет о преступлении, связанном с жестоким насилием, во внимание следует принимать соображение, что жертва была лично знакома с тем, кто на нее напал. Со своим убийцей.
— Когда вы говорите «жестокое насилие», вы имеете в виду «избыточное насилие»?
— Ну, и его тоже, да.
— Благодарю вас, мистер Эббот. Какие еще наблюдения вы сделали на месте преступления? Составили ли вы представление относительно того, какой силой должен был обладать нападавший, чтобы нанести три столь сокрушительных удара по макушке головы мистера Бондуранта?
Фриман снова заявила протест: Эббот, мол, не является медэкспертом и не компетентен отвечать на подобный вопрос. На сей раз Перри поддержал протест, подарив ей эту маленькую победу.
Я решил удовольствоваться тем, что удалось добыть, и сказал:
— Больше вопросов не имею.
Следующим был старший криминалист Пол Робертс, возглавлявший бригаду из трех специалистов, обследовавшую место преступления. Его показания оказались менее богаты добычей для меня, поскольку Фриман держала его на коротком поводке. Он говорил исключительно о процессе осмотра и о том, что было найдено на месте преступления и затем исследовано в криминалистической лаборатории. Во время перекрестного допроса к выгоде своей клиентки я смог использовать лишь мизерность количества найденных вещественных доказательств.
— Можете ли вы назвать жюри местоположение отпечатков пальцев, снятых на месте преступления, которые впоследствии были идентифицированы как отпечатки моей клиентки?
— Таковых мы не нашли.
— Можете ли вы сказать, где на месте преступления были найдены образцы крови, принадлежащей моей клиентке?
— Таковых мы не нашли.
— Ну а как насчет волосков или волокон ткани? Наверняка вы установили причастность моей клиентки к преступлению на основе обнаруженных на месте ее волос и волокон ткани, правильно?
