Анна Князева - Роман без последней страницы
Сани грузили все вместе, с помощью Прони. Когда он уехал, на делянку заехал новенький лесовоз. Такие недавно появились в хозяйстве, но их было мало, поэтому все еще возили на конных санях.
За лесовозом шла черная «эмка». Все лесорубки и рубщицы сбежались к машине. Из нее вышел начальник муртукского леспромхоза и еще двое мужчин, одним из них был Эдмонд. Манечка покосилась на него, но работу не бросила, только еще быстрей стала набивать маркировку на бревна.
Начальник леспромхоза собрал вокруг себя баб и устроил совещание. Манечка не пошла, спряталась за бревнами, чтоб не заметили. Там ее и нашел Эдмонд. Присел рядом на корточки и посмотрел виноватым взглядом.
– Напугал тебя?
Она опустила глаза и помотала головой.
– Знаю, что вчера напугал. – Он закурил. – Прости, не хотел. Вторую неделю торчу в этой дыре. Каждый день ищу причину, чтобы не уезжать. Знаешь, из-за кого я все еще здесь?
Манечка промолчала.
– Зна-а-аешь… Из-за тебя тут сижу. – Он не отрываясь смотрел на нее. – Значит, замуж выходишь?
Она кивнула, но глаза поднять не решилась.
– За жениха Проню Исаева… Ты хоть любишь его?
Она промолчала.
– Вот и я говорю, что не любишь. Я это понял, как только увидел тебя рядом с ним. Не любишь ты его. Из жалости выходишь, потому что он любит.
Манечка подняла глаза. Из них текли слезы, замерзали на морозе и прилипали к щекам.
Эдмонд провел рукой по ее лицу.
– Выходи за меня, Манечка. Уедем сегодня же. Обещаю, ты очень скоро полюбишь меня. Я тебе обещаю.
С делянки послышался голос начальника леспромхоза:
– Эдмонд Карлович, где вы?
– Иду!
Он посмотрел на нее отчаянным, долгим взглядом. Потом встал с корточек и широко зашагал к машине.
* * *В этот раз Манечке не хотелось идти на танцы, но Проня уговорил. Митеньку уложили, пошли. В клубе играл патефон и уже танцевало несколько пар, по большей части литовцы.
Опершись на Проню, Манечка сняла валенки (все еще ходила в отцовских, с кожаным задником) и обулась в белые туфли. Платьице в горошек надеть не решилась, а вот туфли взяла до свадьбы, не утерпела. Проня чувствовал себя женихом и очень ею гордился, однако ж в круг никогда не ходил. Скоро он пошел покурить с парнями на улицу. Манечка села на стул. Из дальнего угла зала поднялся мужчина и прямиком направился к ней. Она узнала его, это был Эдмонд.
– Разрешите вас пригласить? – Он будто бы и не спрашивал, просто взял ее за локоть и увел за собой. По углам зашушукались, не было ни одного человека, кто бы не обратил на них внимания. Отчасти из-за того, что начальник из города пришел в клуб. Отчасти из-за того, что так напористо увел чужую невесту.
Все умолкли, когда с улицы вернулся Проня Исаев. Увидев Манечку с Эдмондом, он неторопливо направился к ним. Маня отстранилась и в страхе замешкалась. Не от того, что Прони боялась, знала, ей он ничего плохого не сделает. Она вдруг поняла, что боится за Эдмонда. Поймав себя на такой мысли, решила, что, чувствуя так, подло предает жениха. А он этого не заслужил.
Между тем Проня подошел, взял Маню за руку и повел за собой. Эдмонд заступил им дорогу. Проня отпустил Манечку и с ходу ударил его кулаком по лицу. Тот покачнулся, но все ж не упал, только из носа закапала кровь. Парни кинулись к Проне и оттащили его в сторону.
Заиграла гармошка, и девичий голос пропел, почти прокричал:
Мине милка изменяет.
Я такого не прощу.
За волосья оттаскаю,
Непременно отомщу.
Манечка схватилась за голову и выскочила из клуба на мороз в своих белых туфельках. Как добежала до дому, не помнила. Заскочила в комнату, закрылась на крючок и рухнула на кровать, чувствуя себя подлой преступницей. Проплакала до утра. Очень жалела Проню, а заодно свою загубленную, никому не нужную жизнь.
Утром в воскресенье ее навестила тетка. Принесла валенки, платок и фуфайку.
– Проня вчера принес. – Она присела к ней на кровать. – Ты чего это, девка, надумала? Мало тебе позора? Еще захотела? Все село про вас с Проней судачит, куда ни пойди. Думаешь, нужна ты этому долговязому городскому. Хоть он и начальник, а все же мужик. Сама знаешь, что мужикам от нас, баб, нужно. Не девочка уже. Должна понимать. Поматросит он тебя, да здесь же, в деревне, и бросит. Думаешь, в город с собой возьмет? Как же…
Манечка зарыдала, уткнувшись в подушку. Тетка погладила ее по худенькой, дрожащей спине.
– Выбрось его из головы. Скоро свадьба. Проня мужик надежный. Любит тебя. Заживете как люди.
Уходя, тетка положила на стол тряпку с блинами. Митенька вытащил один и принес его матери.
– На-ко, маманя, поешь…
– Уйдем мы с тобой, Митенька… – всхлипнула Манечка. – Завтра уйдем.
* * *Весь день она никуда не ходила. И к ней никто не ходил. Вечером собрала узелок. Приготовила саночки, которые сделал Проня, чтобы Мите с горок кататься, привязала к ним бечевку покрепче и прилегла рядом с сыном.
Из села они вышли ночью, когда все еще спали. Больше всего Манька боялась кого-нибудь встретить, поэтому сначала шла по лесу. Потом, выбившись из сил, пошла по дороге.
Вдоль дороги стояли мрачные ели. Лютый мороз сковал зимник и тайгу на многие километры. Манька тянула санки, в которых сидел ее маленький сын, завернутый в одеяло. Запрокинув голову, мальчишка смотрел в черное небо. Он не знал, куда его увозят и что с ними будет.
До Колбы было около десяти километров. Где-то там, за рекой, стоит изба колбинской бабки, до которой надо дойти, отогреться, а потом отправиться дальше. Паспорт у нее есть, думала Манечка, на работу всегда устроится и Митеньку своего вырастит. Станет ее сыночек большим начальником. А она будет жить возле него, жить да радоваться, какой он у нее большой, красивый да умный.
Тянет Маня саночки, упирается. Тонкая бечевка режет замерзшую руку. Встанет, возьмет бечевку другой, а эту – за пазуху и греет там, пока не надо менять. Прошла километров семь – до утра уж недалеко, вот-вот сани да машины по дороге поедут. Нужно шибче идти, а сил уже нет. Валенки тяжелыми гирями тянут к земле, ветер ледяной лицо исхлестал. Сесть бы да отдохнуть хоть маленько, а потом дальше идти…
Встала Манечка, выбрала деревце и съехала с санками под него. Митеньку проверила, одеяльцем укрыла, поправила узелок. Села под дерево, сжалась комочком и закрыла глаза.
И так ей сделалось хорошо, такая благодать навалилась, что уже не чувствовала ни холода, ни усталости. Чудилось ей, что она уже не в лесу на темной дороге, а среди красивых и добрых людей. Бабы в сияющих платьях, мужики – в костюмах с атласными лацканами, а она, Манечка, – всех красивей. На ней белое платье, и она кружится, кружится, кружится…
Глава 52
Неотвратимая неизбежность
Дайнека легко простила Нину и Эльзу Тимофеевну за покрывательство отцовской затеи.
– Девочка, мы хотим тебе только добра, – сказала ей Эльза Тимофеевна, подавая чай в старинном севрском фарфоре.
Нина, войдя в роль заговорщицы, загадочно улыбалась.
Вышло так, что до девяти утра Дайнека разоблачила отца, узнала о результатах его расследования, поверила в то, что он ее любит, и попила чаю с Ниной и Эльзой Тимофеевной. Короче, все дела переделала.
Вернувшись домой, они с отцом продолжили разговор. Он сел на диван, включил телевизор, понизил уровень звука.
– Вчера мне сообщили, что в Муртуке отыскали дочь Марии Саввичны. Она рассказала, что накануне свадьбы с Проней Исаевым за Манечкой ухаживал какой-то приезжий. Из-за этого был скандал, ее осуждали. Хоть Исаев и говорит, что Маня ушла и пропала, не исключаю, что она сбежала с этим приезжим. Теперь нужно отыскать хоть какие-то упоминания о нем. Узнать, кто он такой, как зовут, исследовать его жизнь. Возможно, тогда отыщутся следы этой женщины и ее сына. В областном архиве по моей просьбе уже работают. Однако из Муртука, а потом из области поступила информация, что ищем их не только мы. Говорят, какие-то вежливые ребята копают, интересуются, но как-то ненавязчиво, по-тихому. Хотел бы я знать, кто это. Уж очень профессионально работают.
Он прислушался.
– Мой телефон. Со вчерашнего дня остался в кармане куртки.
Отец вышел в прихожую и вскоре вернулся мрачный.
Дайнека спросила:
– Что-то случилось?
– Случилось.
– Что? – напряглась она.
– В областном архиве, где велись поиски, выгорело хранилище. В нем были нужные нам документы.
– И что же теперь?
Вячеслав Алексеевич мягко прошелся по комнате.
– Знаешь, иногда мне становится страшно. Некоторые события происходят с какой-то неотвратимой неизбежностью. Как будто под воздействием некоей мощной энергии, которую сложно представить и совершенно невозможно контролировать.
– Но ведь когда-нибудь это все закончится, – проронила Дайнека.
– Будем надеяться, – он посмотрел на часы. – С минуты на минуту сюда придет следователь.
– Крюков?
Отец кивнул, и в тот же момент в дверь позвонили. Как и предполагалось, явился следователь. На первый взгляд он был не в настроении. На второй – очень зол.
