Татьяна Иванова - Алмазы французского графа
Перекусив, Катерина взглянула на часы. Было без четверти шесть.
— Ну, все, мне пора! Володя обещал сегодня пораньше приехать, надо ужин ему приготовить. Тетя Ира, помойте посуду, пожалуйста.
— Конечно помою, Катюш, не беспокойся. А потом мы с Максимовной пойдем телевизор смотреть.
— Только долго не смотрите. Максимовне врач велел побольше отдыхать! — строго наказала Катерина.
— Катюш, пойдем-ка со мной, — сказала, Софья Максимовна, и, поднявшись со стула увлекла внучку в комнату, оставив соседку наедине с грязной посудой.
— Вот, возьми это с собой, — указала она на сверток, лежащий на трюмо.
— Что это?
— Здесь, Катюш то, что может тебе пригодиться после меня.
— Ба! — Катерина возмущенно топнула ногой. — Что за упадническое настроение, а? Уж не умирать ли ты собралась?
Софья Максимовна очень серьезно взглянула на внучку.
— Может и собралась, детка! Возраст у меня, для этого, прямо скажем, вполне подходящий!
— Да, не возьму я ничего! — возмутилась Катерина. — Что за глупости, в конце концов! Мы ее в хорошую больницу определяем, а она тут накручивает опять…
— Это, Кать, возьми. — На удивление твердо сказала Софья Максимовна.
— Ба, да ты что? — не на шутку испугалась Катерина, подумав, что старая женщина, возможно, предчувствует свою скорую кончину, и от этих мыслей у нее выступили слезы.
— Ба, ты…? — всхлипнула она.
— Да, не пугайся Катюш! — угадав мысли внучки, улыбнулась Софья Максимовна. — Я пока еще умирать не собираюсь!
Расцеловавшись с Софьей Максимовной у порога, Катерина сказала ей — "до послезавтра" и скрылась за дверью. Старая женщина, как всегда, перекрестила захлопнувшуюся за внучкой дверь три раза и, прочитав молитву, отправилась на кухню помогать соседке убирать со стола.
ГЛАВА 4
Декабрь 1941 год.
Зина и Костик бежали по невскому, поочередно передавая друг другу на руки пятилетнего Витальку. Бомбежка, начавшаяся совсем внезапно, во время похода за дровами, догоняла их по пятам. Им пришлось бросить и детские Виталькины саночки и скудную поклажу дров, которую удалось-таки насобирать, шныряя по окрестностям города.
Зина даже немного порадовалась. Ведь мама сказала, что дров-то им надо всего лишь на один день. А завтра, — завтра их уже должны были эвакуировать. Все ждали заветные грузовики с той стороны, где "кольцо" еще не сомкнулось. Там, с этой заветной стороны оставалась почти единственная лазейка в безопасность, если не считать теперь уже надежно покрывшуюся льдом Неву.
Виталька заливался ревом не только от страха разрывавшихся то тут, то там снарядов, но и от того, что брат и сестра оставили его саночки. — Просто взяли и грубо сдернули с них Витальку, по своей собственной воле лишив его единственной радости. Зина сказала Костику, что с саночками им быстро не добраться до бомбоубежища. Они, мол, то и дело будут застревать из-за своих покосившихся, ржавых полозьев, и приноравливаться, поворачивая их, кривые, то в одну, то в другую сторону, им теперь некогда.
Зина ворчала и в сердцах шлепала ревущего Витальку по попе.
— И ты еще навязался на нашу голову! — строго пеняла она братишке. — Не реви, сказала, не то сейчас и тебя самого брошу!
Костик, напротив, уговаривал брата успокоиться. Обещал, что после бомбежки обязательно сбегает за саночками, хоть наперед и знал, что ни дров, ни тем более саночек уже не будет.
И вот, в какой-то миг над ушами у них раздался беснующийся громкий свист снаряда, и Зина, со словами, "Ой, мамочки!" потянула братьев в подворотню. Снаряд пролетел совсем близко, почти над их головами, и они, испугавшись, ринулись к находящемуся рядом развороченному фундаменту, приютившись у развалин. Зина, скомандовала "ложись" и, как старшая, подмяла под себя Витальку, после чего успела лишь закрыть обеими руками уши распластавшемуся рядом с ней Костику.
Снаряд разорвался совсем рядом и оглушил ее. Потом она что-то кричала до надрыва горла, но сама себя совершенно не слышала, и лишь по испуганным лицам братьев, смотрящим на нее во все глаза, смогла оценить силу своего голоса.
А кричала она им, чтобы те не смели подниматься, и приказывала несколько метров преодолеть ползком, чтобы спуститься в облюбованную ей нишу, образованную торчащими с двух сторон балками фундамента какого-то развалившегося здания. Зину одолел такой страх, что она уже ничего не соображала, и, будучи ответственной за братьев, в этот миг не отдавала себе отчета в том, что опасность временно миновала. Зина поползла первой, а следом за ней Костик, тянущий ревущего во все горло Виталика за рукав. Она передохнула только внизу и, перевернувшись на спину, прислонилась к балке, свободно раскинув уставшие руки в стороны. И вдруг почувствовала под левой рукой какой-то предмет. Зина повернулась и увидела, что рука ее опустилась на небольшой гладкий деревянный ящик, облепленный комьями заледенелого снега. — Еда! — тут же мелькнула в голове Зины мысль, и она тотчас же подтянула ящик к себе. Боковая поверхность ящика с одной стороны была нарушена, и любопытная Зина, отогнув висящую на одном гвозде дощечку, увидела внутри необыкновенной красоты шкатулку. Бисерная инкрустация по темно-синему бархату, отороченная по краям некрупными жемчужинами, изображала собой тонкой работы затейливый узор, правда Зина такой ценности оценить не могла. Зато она, в очередной раз взглянув на всхлипывающего Витальку, наконец, сжалилась, и резко дернув на себя болтающуюся дощечку, оторвала ее, освободив, таким образом, доступ к шкатулке.
— На вот! — сказала она братишке. — Это тебе вместо саночек. Смотри, какая красивая коробочка!
Виталька, и впрямь уже уставший плакать, умолк, и как завороженный впялился глазами в этот крохотный островок красоты, так неожиданно воскресший на фоне кошмарных развалин, и словно по волшебству простирающийся к нему на Зининой грязной руке в рваной пуховой рукавице. Он проворно схватил шкатулку обеими руками, и со словами "мое" крепко прижал ее к груди.
— Твое, твое! — подтвердила Зина. — Только больше не реви, ладно?
И Виталька, на сей раз, умиротворенно шмыгнув носом, согласно закивал головой.
Передохнув в развалинах несколько минут, они, по команде Зины, снова направились к убежищу до которого отсюда было уже совсем недалеко, и благополучно добравшись до него, переждали бомбежку.
Домой они вернулись, когда уже начало смеркаться, грязные и замучившиеся. Виталька уже почти спал у Зины на руках.
— Благо, что мама пока не вернулась с работы, — подумала Зина, — а то бы только напрасно волновалась за них.
В квартире было холодно, и Зина снова с сожалением подумала о потерянных дровах. Она велела братьям не раздеваться, и, накормив их холодным супом, уложила спать прямо в пальто, сверху еще укутав одеялами. Виталька моментально уснул вместе со своей шкатулкой, и Зина, с любовью поглядывая на его чумазую мордашку, совсем как взрослая покачала головой, — чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало!
Долгожданные машины, которые должны были доставить их до поезда, пришли с самого утра, и Зина с мамой, проснувшиеся еще перед рассветом, быстро разбудили братьев. Взяв в руки приготовленные заранее узелки с самым необходимым, они вышли за порог. Мама, засуетившаяся дома, только на улице заметила в руках у Витальки шкатулку.
— Что это? — спросила она у Зины.
И Зина, хоть и не хотела, но вынуждена была рассказать ей про бомбежку, и про то, где она нашла эту шкатулку.
— А, что там внутри? — поинтересовалась мама.
— Не знаю. — Пожала плечами Зина. — Виталька как вцепился в нее, так больше из рук и не выпускал.
Погрузка в машины была суетливой и шумной, с паникой эвакуируемых, с ругательствами и матерными словами, однако вскоре завершилась благополучно. Они все вчетвером разместились в крытом грузовике на самой широкой доске в глубине кузова. Мама еще порадовалась, что здесь то уж точно поддувать не будет!
Проехав около двух часов, и дождавшись пока Виталька уснет, любопытная Зина, осторожно высвободила у него из рук шкатулку, и, притиснувшись к маме, поинтересовалась, как ее можно открыть. Ольга Игнатьевна взяла шкатулку из рук дочери, и, покрутив со всех сторон, обнаружила сбоку маленький позолоченный круглый цифровой замочек.
— Э, да шкатулочка-то ваша с шифром! — сказала она, — так просто ее не открыть.
Мама еще раз с сожалением повертела шкатулку, и уже, было, решилась покрутить замочек, но вдруг лицо ее сделалось напряженным, и шкатулка вмиг потеряла для нее всякий интерес.
— Что? — испуганно спросила Зина, и сама уже улавливая сквозь шум мотора усиливающийся с каждым мгновением гул неприятельских самолетов.
— Бомбежка! — раздался чей-то громкий испуганный голос. — Сейчас будет бомбежка!
