Андрис Колбергс - Тень
- Ну и получите нового завотделением, - в сердцах сказал заведующий.
- Неужели ты думаешь, что мы могли ребенка спасти?
- Не об этом речь. Во время войны немцы мобилизовали моего брата в латышский легион, теперь это наверняка откроется.
- Какое все это имеет значение! - не понял младший коллега. - Я уже говорил, чокнутый идеалист.
- Для тебя никакого, а для отдела кадров имеет значение. Обязательно найдется какой-нибудь очень бдительный товарищ.
- Не верится.
- Зато ты веришь во многое такое, чему действительно не следовало бы верить.
- Что ты предлагаешь?
- Эта соплячка отказывается от своих двойняшек окончательно и бесповоротно. Она не передумает?
- Завтра, предупредила, в последний раз будет кормить, и я не думаю, чтобы ее кто-нибудь переубедил. Она словно забралась в бетонный дот, ее не то что словом - пушкой не прошибешь. Отказывается что-либо слышать, видеть, понимать. Все, что я говорю, как об стену. Вчера я не выдержал. Она будто моченым кнутом стеганула: "Чего вы от меня хотите? Если понадобится совет, я сама у вас спрошу!" - "Все ясно! - ответил я. Заглядывайте почаще, будем ждать! Закон на вашей стороне!" Наверное, зря я так. А Ранне мне говорит: "Этот парень вовсе ее и не бросил. Вчера опять переговаривались через окно. Долго мурлыкали".
- Дети есть дети.
- К сожалению, у этих детей у самих уже дети.
- Такой век, еще и не то увидим!
- Вот что мне пришло в голову, раз уж мы завели этот разговор. Заведующий отделением прикусил губу. - С точки зрения закона это, может, и не совсем, но с другой стороны... Женщина, у которой умер ребенок, в таком отчаянии, что готова на все. Кто знает, кому еще она будет предлагать взятку. Потом будет поздно. Если уж решаться на что-либо, то немедленно.
- Разве она хочет обоих?
- Да. Одного выдаст за своего, а второго усыновит.
- Лучшей матери не найдешь. В детдоме с двойняшками труднее, наморщил лоб молодой коллега.
Я собрался уходить, но они меня не отпускали, им нужна была моя подпись. Я сопротивлялся. Я говорил: это может всплыть. Они уверяли меня, что никогда, если держать язык за зубами. А я по-прежнему боялся подписывать, хотя они уже заставили меня взять ручку. Теперь ты видишь мои опасения подтвердились. Где больше двух, не говорят вслух. Может, до тебя не доходит, почему я боюсь сказать тебе то немногое, что мне известно? Будешь в моем возрасте, поймешь! Все так думают: в старости вот когда можно будет рисковать вволю - нечего терять. Чепуха! Твоего остается так мало, что начинаешь все ценить вдвойне. Взвешиваешь до миллиграмма. Что пользы, если ты разыщешь эту особу? Беспокойство тебе и беспокойство ей. И уходи, не тревожь меня. Я старый человек, мне вредно волноваться, разволнуюсь - и амба! Бесстыдник! Нет чтоб пощадить старика, ты собираешься затаскать меня по судам!
Старик закрыл глаза и ровно задышал. Заснул буквально на глазах у Виктора. А ведь такие надежды возлагались на этот визит...
Пришлось уйти.
Только когда стукнула садовая калитка, старик приподнял голову. Ушел! Дай-то бог, чтоб навсегда! Надо сказать невестке, чтобы какое-то время никого не впускала, пусть говорит - очень болен, при смерти.
Старый врач был доволен собой. Даже горд. Сумел-таки отстоять свой принцип: не суй свой нос в чужой вопрос. Дряхлый, больной, а глянь, как выстоял.
...На станции Лиелупе в электричку набилось много народу. Видно, в яхт-клубе закончились соревнования - с моста виднелась стайка треугольных парусов и моторных лодок, а гребные двойки, четверки и восьмерки перебрались на правый берег.
Виктор сидел у прохода, размышляя о старике и Ранне, которая послала его к нему. Нет, продолжать поиски без архивов - пустое дело. А какая польза от архивных материалов? И как к ним подобраться? Вот если усыновление произошло через детский дом, дело другое. Но детей ведь просто подменили. Какого лешего я вообще в это встрял? Что это мне дает? Просто удовлетворяю собственное любопытство, и больше ничего!
Электричка приближалась к следующей станции. Кто-то, проходя мимо него, остановился, обернулся и хлопнул по плечу:
- Здоров!
Коля-Коля. Гроссмейстер карточной игры. Ишь, загорел, округлился.
- Здорово! Сидай!
Пиджачок в обтяжку исчез, уступив место просторной куртке в клеточку. И рубашка не из дешевых. Сандалеты. С виду ну прямо мужик средней тупости, квалифицированный работяга, имеющий в новом районе двухкомнатную квартиру, стены которой он аккуратно оклеил импортными обоями, а в углу поставил купленный в рассрочку цветной телевизор. Толстая жена, непослушный ребенок, сиамский кот и выдрессированная теща: когда хозяин дома, и пикнуть не смеет. Сегодня, изволите видеть, искупался в море, выпил пару пива и теперь ждет не дождется сойти с электрички и закурить.
- Выйдем в тамбур. Дело есть.
Виктор встал и последовал за ним.
- Как житуха? - спросил Виктор. В тамбуре больше никого не было.
- Случается. Позавчера Франька Бригадир банк взял. Таракан землю ел, обещал отмазаться. Мишка Фонфирчик был.
- Какой Таракан?
- Васька Таракан. С золотыми фиксами. Ну... Этот... Рот как Ювелирторг! Тебе шкары не нужны? Хорошие. Новые. Неси в скупку, кварт заработаешь. - Повернувшись спиной к застекленным дверям, чтобы его не было видно из вагона, Коля-Коля вытащил из-за пазухи помятые брюки большого размера.
- Мне коротки, - отказался Виктор.
- Да не себе, продать!
- Ношеные брюки?
- Ну. Я продавал. У меня были эти, с бирками - марка! Много взял.
- На пляже подфартило?
- Только сегодня, так, мимоходом... Старый фрайер с часиками, солидный. Раздевался на песке. Рубашка ничего. Даже бабочка при ей. Лезет в воду, плюх-плюх по животику... Куда гнида часы сунул, я так и не усек. Часики на батарейках. Ночью нажмешь, лампочка горит... Не проглотил ведь, в песок закопал, не иначе! В корочки глянул, там только связка ключей. Ну, думаю, в брюках будет... А рубашка тебе не нужна?
Виктор покрутил головой.
- Как бы эти брюки толкнуть? Найди мне, кто это сделает, - не отвязывался Коля-Коля. - Рубаха тоже первый сорт.
Набалакал с три короба, видно, в восторге от краденой одежонки и связывает с нею свои ближайшие планы. Виктор подумал, что более отдаленных планов у Коли-Коли и быть не может, будущее его не вызывает сомнений, разве что неизвестно, в какую колонию попадет после суда. Статья - как всегда: кража личного имущества граждан или бродяжничество. Вероятно, уже теперь во сне видит, как бегут здороваться с ним дружки, когда он в числе новоприбывших появляется в очереди у вещевого склада за матрацем и одеялами. Как дружки спешат к завскладом торговать матрац потолще и одеяло поновее. И дружки же сделают, чтоб он дрых среди своих и столовался среди своих, и в первые вечера соберется вокруг него кодла, и он будет травить байки о далекой, экзотической стране Свобода, где он провел свой отпуск. У молодых дрогнут ноздри, когда он скажет, что случалось ему видать и голых баб, а которые постарше, похлопают себя по ляжкам и одобрительно крякнут: "Ну, Коля-Коля! Ну, старый хрыч, ты даешь!" И никто не усомнится ни в чем, все поверят, что именно так оно и было, и так будет и с ними, когда они, в свою очередь, выйдут погулять на свободе. Потом посыплются вопросы о предварилке, карантине и прочем. Кого из знакомых встретил? За что сидят? Сколько дали? Куда посадили? А потом сообща будут решать, куда бы спрятать всего ничего дензнаков, бывших у Коли-Коли в момент ареста и припрятанных им при первой же возможности в шов, чтобы не нашли во время обыска вертухаи. В этом деле Коля-Коля был мастак, этому его учить не надо, из рук любого контролера выскользнет как намыленный!
А про часики он просто выдумал, решил Виктор. Не было часов, это уж точно. Не хочет Коля-Коля выглядеть в моих глазах мелким крысятником, старается создать впечатление, что задумал крупную кражу. Сам ты гнида, а не тот старик, что голышом бегает теперь по пляжу и, может, пока не понимает, что это не дружеская шутка, а что его действительно обокрали. Ты и твои дружки - все вы гниды! До вас и не доходит, какие вы гниды, но не мне же вам это втолковывать. Другими вы все равно не станете, зато, открой я на вас варежку, со злости можете двинуть мне обухом по башке или всадить нож в спину.
- Ну, а ты? - спросил Коля-Коля, будто прочитав мысли Виктора. - При "Волге" небось.
- Да уж навкалывался.
- И где ж это? Носом землю рыл?
- В лесу работал.
- Ну и балда! В зоне еще навкалываешься!
- Хорошо платили.
- Значит, вот что тебя тревожит, сыграть охота, - сделал вывод Коля-Коля. Его же самого беспокоили краденые вещи под мышкой, он сунул под куртку руку и примял их, чтобы не выпирали. - Отдам Франьке Бригадиру, загонит... Его вся Рига знает. А если сыграть охота, отведу к Вдове. Как спущу эти шмотки, сам тоже подключусь. Местечко что надо, теперь все наши там. Гогораш, Борька Пирамидон. В прихожей сымаешь корочки, тапки подносят. Паркет, понимаешь! Водяра по ночной таксе, зато закусь на тарелках. Там не подадут в бумаге. Стол со скатеркой. Пепельница. Культура.
