Андрис Колбергс - Тень
Неужто она не помнит, что произошло днем?! Еще несколько часов назад в этом же кабинете она ругала всех убийцами и фашистами. Наверное, не стоило обращать на это внимание, свежи еще были раны послевоенных лет.
Ребенок, кричала она, родился живым, я сама слышала его крик. Кто виноват?! Почему мальчик умер? Она отмахивалась от врача и сестер, требовала профессора Кротова. Старик приехал, познакомился с обстоятельствами дела и имел с ней долгий разговор в пустой палате. Когда он вышел оттуда, на него страшно было взглянуть - губы плотно сжаты, по лицу белые пятна.
- Простим ее, коллеги, - проскрипел он. - Будем великодушны, попробуем войти в ее положение. В такие минуты люди не ведают, что говорят...
И засеменил прочь по коридору, постукивая тросточкой.
- Так вы говорите, Ранне еще работает? - переспросил старик. Скрипнуло плетеное кресло. - Когда-то она бабочкой порхала, вверх-вниз по лестнице, вверх-вниз. С утра до вечера. Теперь уж не смогла бы, а впрочем, кто знает...
- Еще очень даже бодрая, - заверил Виктор. - ...А та девушка... напомнил он, боясь, что разговор уйдет в сторону. - По словам Ранне, у вас тогда были большие неприятности... Даже скандал.
- Кто их сосчитает, эти неприятности и скандалы!
- Девушка тогда еще училась.
- Кому же учиться, как не молодым, в старости ничего в голову не лезет. И зачем старому человеку учиться? На что ему все эти премудрости? В могилу с собой не возьмешь.
Молодой человек потоптался у двери с медной дощечкой, на которой было выгравировано "Директор". Закрыто на два замка. Он разыскал учительскую, но и туда не попал. Надо найти кого-нибудь из персонала, они подскажут, когда кончается урок и начинается перемена.
Школьный звонок, далекий и позабытый, застиг его на лестничной площадке, серебристые трели разнеслись по длинным пустым коридорам. Одна за другой хлопали двери, в коридор гурьбой высыпали девчонки-подростки, появились и девчата постарше, с манерами взрослых дам. Он вспомнил, что этот техникум называют "Монастырем", и тут увидел невысокого стройного мужчину с классным журналом под мышкой - мужчина отпирал директорский кабинет, звеня внушительной связкой ключей. Он выждал, пока мужчина скроется за дверью, и постучался.
- Войдите! - раздалось словно издалека. Оказалось, двери двойные, к тому же одна из них обита дерматином.
Молодой человек поздоровался, и директор ответил. В его голосе и взгляде читался немой вопрос.
- Я врач, - сказал вошедший. - Из родильного отделения центральной больницы.
- Ах, это по поводу нашей студентки! Педсовет решил ее исключить. За прогулы без уважительной причины.
- Видимо, если бы директор возражал, педсовет не принял бы такого решения. Ведь, между нами, прогулы - это, в данном случае, только повод, другие прогуливают и больше.
Директор не возражал.
- Чем могу быть полезен?
- У вас что, другого пути нет, кроме исключения?
- Нет.
- Послушайте, товарищ директор! Хочу, чтоб вы знали: я пришел сюда не по долгу службы. Как врача, меня совершенно не волнует, что она родит. Молодая здоровая женщина... Если уж на то пошло, рожать - ее долг! Если бы она сделала аборт, вы бы ее не исключили, не так ли? Парадокс! Смешно, хотя и не до смеха!
- Мне тоже. Курите? - Директор предложил сигарету. Они закурили. Да вы присядьте...
В коридоре прозвенел звонок к следующему уроку. Отсюда звук казался мягким и неназойливым.
- У меня их тут без малого полтысячи. И почти все молодые и, как вы говорите, способные рожать. Плохо, что одни девчата, плохо. Привыкают к мысли, что на свете мало парней, не упустить бы случая. А парни с гитарами околачиваются у общежития - мы на всякий случай запираем уж в девять. Но все равно не удержать. Я вот удивляюсь, почему большинство все-таки остается учиться. Думал, может, потому, что держу в ежовых рукавицах? Оказывается, не поэтому. Педагоги, кому девочки доверяют, говорят, все очень просто. Одни приехали в Ригу получить профессию, а другие - развлекаться. Первым наша строгость помогает держать себя в узде, вторым ничто не поможет. Поэтому я не имею права давать им ни малейшей поблажки. Для вас она - молодая здоровая женщина, призвание которой рожать, а для меня - студентка, которой надо дать профессию.
- Она хочет отказаться от ребенка.
- Вот это новость! - Директор встал из-за стола и забегал по кабинету. Пальцы, державшие сигарету, дрожали, и пепел осыпался на пол. Ну и ну! И теперь мною, как букой, будут пугать детей! Выбросил на улицу! И вы пришли, чтобы я оставил ее в общежитии?
- Почти угадали.
- Нет, в общежитии моего техникума младенцев не будет! - Директор умолк, будто на миг заколебался, и продолжал: - Ладно, пусть напишет заявление об академическом отпуске. Девушка способная, успеваемость у нее хорошая, потом наверстает упущенное. Пусть несет заявление, я подпишу!
- Ей необходимо жилье! Ваш авторитет не пострадает, если вы разочек отступите от своих принципов.
- Вы законы знаете? Не знаете! Я уже не смогу выдворить ее из общежития! Только если взамен будет комната. Конечно, исполком мне такую комнату даст! Может, не сразу, но даст. А за счет чего, спрашивается? За счет жилплощади, которую должны получить наши педагоги. Хорошо, если нам выделяют хоть что-то один раз в два года. Преподавательница химии работает в техникуме с первого дня и, заметьте, терпеливо ждет своей очереди. Шесть человек на шестнадцати квадратных метрах! Пойдите и скажите ей, что надо подождать еще пару лет, потому что одна сопливая девчонка играла в папу-маму, пока не доигралась! У меня духу не хватит!
Директор нервно закурил новую сигарету.
- Вы ей передайте, что самое разумное - написать заявление об академическом отпуске. По состоянию здоровья, и точка. Я ведь не заинтересован, чтобы это чепе бросило тень на весь техникум. Девчонки и так по углам шепчутся, а толком никто ничего не знает. Ее подружка, которая подменила нашу красотку на медосмотре, пробкой у меня вылетела из техникума. А эту мамашу кто-нибудь в больнице навещает?
- Кажется, нет.
- Хорошо! Это очень хорошо! Заглохнут толки!
- Вы напрасно волнуетесь насчет техникума. Его репутация какой была, такой и останется. Ни замалчивание, ни разглашение ничего не изменят. Давайте лучше поговорим конкретно, чем мы сообща можем ей помочь. Я как врач и вы как педагог.
- Любопытно, как же мы можем ей помочь? Лично я умываю руки! Пусть думают родители!
- У нее нет родителей, одна бабушка.
- Она сама вам это сказала?
- Да. Мы разговаривали.
- Минуточку. - Директор выскользнул за дверь. Вернулся он не сразу. В руках у него была тонкая папка салатного цвета. - Ее личное дело. - Он подал папку врачу. - Мать работает в сельсовете, отец - в колхозной строительной бригаде. Есть, конечно, и бабушка, сестры и есть брат на два года моложе.
- Извините, я вас задержал! - заторопился врач.
- Ничего, ничего... Полезный обмен мнениями. Но заявление пусть подаст, я подмахну. - Он вдруг стал по-отечески заботливым, как и подобает победителю. - Я, конечно, понимаю: была ей охота возвращаться домой с дитем и без мужа, но...
- До свидания!
Врач дал себе зарок никогда не пытаться что-то втолковывать администраторам. Он был зол на себя за свою наивность и доверчивость.
Старший коллега - без пяти минут пенсионер, - выслушав его рассказ об этом визите, посмеялся в свое удовольствие:
- Вот и не суй нос в чужие дела! Ишь, заступник! Работай на совесть, потом выходи на пенсию. Вот и вся премудрость.
Не понравилось Виктору лицо старика. Вроде бы сама любезность, а во взгляде какое-то затаенное коварство.
- Ранне сказала, что родилась двойня. У той женщины. Она только не знает, двое мальчиков или мальчик и девочка.
- А я вот не помню, меня в это дело не впутывайте. - Старик тяжело задышал и уставился в окно, хотя в саду все было по-прежнему. - Мне восемьдесят два. Так сказать, на краю могилы... А вот милой Ранне, коли доведется встретить, низко кланяйтесь от меня...
Вцепившись в подлокотники, он стал подниматься с кресла. У него были тонкие, высохшие ноги, штанины висели мешком. Мелкими шажками он проковылял к дивану и прилег, положив голову на валик.
- Говорите, что ничего не знаете, а сами просите, чтобы не впутывали.
- Ничего не знаю. Честное слово, можете мне поверить! - Это прозвучало почти плаксиво.
Я не хотел. Я бы ни за что и не впутался, но они не могли без меня обойтись, на документах нужна была и моя подпись. И они принялись меня уламывать. Я сопротивлялся. Да, да... Я долго не соглашался! Даже предостерегал: "Как бы это не выплыло наружу!" А они снова за свое. Они боялись той женщины, у которой умер ребенок.
- Придет моряк, потребует расследования, - заведующий отделением не решался взять ответственность на себя.
- Нашей вины тут нет, любая экспертиза подтвердит, - возразил молодой коллега. - Этот чокнутый идеалист бегал к директору техникума. Сам мне потом рассказывал.
