Андрис Колбергс - Тень
Изверги! Какие изверги!
Зайга стиснула зубы и вошла в дом.
У входа в зал она увидела соседа, долговязого, сонного на вид мужчину с усами, его дом был напротив. Они не общались, только здоровались на улице. Зайга даже не имела представления, где сосед работает. Рядом с соседом - офицер милиции: видимо, беседовали до ее прихода. Больше никого. Только наверху, на втором этаже, слышны шаги.
- Это перст божий, соседушка, что я позвонил в милицию. Я не хотел звонить, думал, это мастер... В последнее время вы ремонтом занялись, материал, вижу, к вам возят, в доме, слышу, работают. Думал, заодно решили крышу починить. Но странно, что зимой... И холодно, а он легко одет. В той же куртке, что осенью. Я его тут в третий раз вижу. Сразу после Октябрьских, затем на прошлой неделе и вот сегодня. Видимо, разнюхивал, что за вещи, стоит ли брать... перед Октябрьскими он долго вертелся у вас под окнами, все заглядывал... А сегодня... Забрался на крышу веранды, подходит к окну, встает на корточки. С крыши не слезает, забирается через окно в комнату. Был бы это стекольщик, высунулся бы изнутри, так? Тут собака залаяла. Страшно лает, верно, шерсть дыбом, и вдруг замолкла. Совсем, ни звука... Вот я и позвонил, и товарищи из милиции сразу приехали.
- Моя фамилия Даука. Мы с вами говорили по телефону. Меня интересует, не пропало ли что-нибудь из вещей.
- Вряд ли я так сразу смогу сказать.
Зайга окинула взглядом зал. Все было вверх дном, дверцы буфета раскрыты настежь, ящики вытянуты, и содержимое вывалено на пол, в шкафу полный кавардак, на полу у камина осколки разбитой вазы. А посреди комнаты два желтых чешских чемодана, которые они с Вилибалдом купили для предстоящего путешествия. Видно, битком набитые. И большущий саквояж старой Кугуры из крокодиловой кожи, купленный старухой в Швейцарии на рубеже столетий, и спортивная сумка, и еще клетчатый полотняный чемоданчик на молнии, о существовании которого она уже успела забыть, - с ним она пришла в этот дом ухаживать за старой женщиной; значит, вор перерыл антресоли в прихожей.
- Если вы хранили дома деньги и ценности, посмотрите, все ли на месте.
- Денег было немного. Рублей сто. Взяты!.. Они были здесь, в этом ящичке. Но почему Шерифа, почему собаку, изверг!
- Не специально. Просто собака ему помешала.
- Все равно изверг!
Следователь Даука пожал плечами и сказал:
- Надо бы достать из чемоданов вещи и сложить, как лежали, так вы быстрее определите, чего не хватает и что разбито.
- Его уже увезли?
- Нет, он наверху. Показывает, как проник в дом и тому подобное. Обычные формальности. Мы сейчас с вами поднимемся. Похоже, парень пропал окончательно. На самое дно опустился. Я с ним не впервые встречаюсь.
Сосед, моргая близорукими глазами, изучал набор воровских инструментов.
- Взгляните, что за отмычки, - показал он на связку ключей.
- Вначале он пытался проникнуть в дом через двери, но не сумел их открыть.
- Здесь ничего нашего нет, - сказала Зайга, взглянув на связку отмычек, трехрублевую купюру, монеты различного достоинства и несколько нераспечатанных карточных колод. Все это лежало на большом круглом столе.
- Это нашли у него в карманах, - пояснил Даука. - Что они там так долго возятся!
- Товарищ следователь, а я вас знаю, - сказал сосед. - Айгин папаша, да? Она лежала с моей внучкой в одной палате. Теперь ей лучше?
- Да. Вроде все в порядке. И все-таки, знаете, живем в страхе, как бы не повторилось.
- Да-да, понимаю... Извините, я не хотел вас отвлекать.
Давно не бритый, грязный, в затасканной одежде. Возбужденный блеск глубоко запавших глаз. Смотрит дерзко и с ненавистью. Когда вошла Зайга, он откинулся в кресле (оно должно было стоять за письменным столом Вилибалда, но было придвинуто к стене), демонстративно закинул ногу на ногу, скрестил на груди руки и застыл, как изваяние. Он проделал это так быстро, что милиционеры не успели ему помешать.
И вдруг всем бросилось в глаза необычное сходство вора с юношей на фотографиях, развешанных по стенам, фотограф запечатлел его в прыжке у волейбольной сетки, с завоеванным кубком в высоко поднятой руке, в кругу восхищенных болельщиков. Только вор был, пожалуй, несколько старше и имел не столь благополучный вид. И все же в первый момент казалось, что это он изображен на фотографиях, сделанных несколько лет назад, хотя по одежде болельщиков можно было определить - это конец пятидесятых, начало шестидесятых годов: галстучные узлы с булавочную головку, брюки узкие, как дудочки.
"Они определенно состоят в каком-то родстве, и Вазов-Войский это знает, - подумал Харий Даука. - Он же открыто демонстрирует это, чтобы мы, во всяком случае хоть кто-то из нас заметил". А мысли тем временем не спеша и основательно перемалывали недавно всплывшие факты. Как обычно. Будто без его участия. И оказывалось, что вопросов больше, чем ответов.
Если этот бедолага впервые был здесь перед Октябрьскими праздниками и все разузнал, то почему не вломился сразу же? Что его остановило? Может быть, именно з а м е ч е н н о е сходство? Не заметить фотографий он не мог, если, стоя на крыше зимней веранды, смотрел в окно, как свидетельствует сосед. Почему тогда не ломился, а сейчас вломился? Да еще собаку прикончил! Состояние крайнего отчаяния? Да нет, какие только глупости не придут в голову! И все же...
- Простите! - извинилась хозяйка дома и торопливо выскользнула за дверь.
Даука с удивлением отметил, что не слышно ее шагов вниз по лестнице. Ведь в коридорчике одни лишь голые стены, оклеенные симпатичными обоями. Что там могло ее задержать?
Так прошло секунды три-четыре, вдруг дверь с треском распахнулась и на пороге вновь появилась хозяйка. Глаза ее теперь сверкали гневом, губы сжаты в струнку и на скулах выступили красные пятна. Следователь Даука, не раз бывавший в подобных ситуациях, насторожился. Если женщина поведет себя в отношении задержанного чересчур агрессивно, ему придется вмешаться. Однако она вдруг накинулась на самого следователя, тон ее был угрожающим.
- Это только шутка... Не было никакого преступления! Вы поняли? - И все это повелевающим тоном, каким разговаривают начальники, когда заставляют подчиненных поверить в то, что черное это белое, и в тому подобную чепуху. Неумно. При отсутствии элементарной логики разве могут помочь угрозы в голосе, барская поза! Наивная надежда одержать верх в борьбе, где победить вообще невозможно. - Ничего ровным счетом не произошло! Вам ясно, я спрашиваю? Отправляйтесь по своим делам, здесь вам делать нечего!
Следователь Даука оторопел.
По лицу Вазова-Войского пробежала усмешечка.
Высоко подняв голову, женщина вышла в коридор походкой победительницы. Каблучки застучали по лестнице, шаги ее отдавались гулким эхом, словно в замкнутом пустом пространстве.
Она вошла в кухню, и тут силы ее оставили. Что-то в ней надломилось, мысли сделались вялыми, движения - механическими. Машинально открыла она холодильник и стала выгружать на стол его содержимое: масло, салаты, сыр, консервы. Еды было много, ведь в этом доме только завтракали и ужинали, обедали же в столовой или кафе. Она вскрывала одну за другой консервные банки - сардины, шпроты, икру, паштет, тушенку. Все подряд.
В кухню едва ли не бегом влетел Вилибалд, надувшийся как индюк. Гладко отутюженные сорочки и элегантные галстуки вернули ему сознание собственного достоинства. То ли он случайно тут оказался, то ли позвонил кто.
- Я требую объяснений, дорогая!
- Уходи... Я тебя не задерживаю... - бесконечно усталым голосом сказала Зайга.
- Я, кажется, имею право знать...
- Ну иди же... Оставь меня в покое... Я тебя очень прошу...
Если он не закроет рот и не уберется отсюда, я швырну в него чем-нибудь. Я швырну в него чем попало или ударю его сейчас.
И она сосредоточенно продолжала вскрывать консервные банки. Одну за другой. Впечатление было такое, что она собирается накормить целую роту солдат, а вовсе не одного-единственного человека.
Хлопали двери, слышалась какая-то возня, люди входили и уходили. Зайга хотела собраться с духом и выглянуть в окно, но видеть, как его уводят, несмотря ни на что, - как это страшно. И в этот момент молнией пронеслась в голове ужасная мысль: "А как же второй?"
Жить не хотелось.
1982
