Марджери Аллингем - Полиция на похоронах. Цветы для судьи (сборник)
Он поспешил наверх, и Кэмпион помог инспектору раздеться. Тот хохотнул.
– Вы напрашиваетесь на неприятности, дружище! Хотите угодить и вашим, и нашим? Что ж, не буду мешать: у вас наверняка есть на то причины.
– И весьма веские, уверяю, – сказал Кэмпион. – Я исхожу из проверенной временем теории: если человек невиновен, чем больше он говорит, тем лучше. Мой дорогой друг, этот старикан за две войны даже кролика не пристрелил – с чего бы ему начинать теперь? Он наверняка что-то скрывает, но к убийству он причастен не больше, чем я.
Инспектор хмыкнул, однако промолчал: к ним уже шел Маркус.
– Мистер Фарадей у себя, сидит у камина в домашнем халате и жалуется на плохое самочувствие. Я посоветовал ему непременно с вами побеседовать и даже упомянул, что вы любезно разрешили нам с Кэмпионом присутствовать при разговоре, но он все равно не желает спускаться. Можете сами подняться к нему?
– Конечно, могу! – с облегчением воскликнул инспектор. – Прямо сейчас и поднимусь.
Дядя Уильям сидел у камина; на нем был халат необычайно веселенькой расцветки, белые волосы стояли практически дыбом, а пышные усы, наоборот, угрюмо обвисли. Когда мистер Кэмпион, инспектор и Маркус вошли, он поднял глаза, но даже не попытался встать. Вид у него был дряхлый и жалкий: одна пухлая рука покоилась на колене, вторая лежала на черной шелковой перевязи. Уильяму явно нездоровилось: глаза его были налиты кровью, а кожу покрывали темные пятна.
Мистер Кэмпион заметил, как инспектор с интересом разглядывает его ноги в домашних тапочках, и невольно ухмыльнулся. Маленькие толстые ступни Уильяма совершенно точно не могли оставить тот гигантский след, что отпечатался под окном библиотеки на цветочной клумбе.
Больной вяло улыбнулся Кэмпиону и сухо кивнул инспектору.
– Что опять стряслось? Я болен и не желаю попусту болтать. Вы не могли бы сами найти себе стулья? Не то чтобы я совсем не рад встрече, но мне хочется поскорее ее закончить.
Пришедшие взяли стулья, и инспектор коротко перечислил новые факты, которые сегодня утром услышал от Кэмпиона. В целом дядя Уильям вел себя на удивление спокойно и прилично. Он признал, что действительно страдает потерей памяти и обращался с этим недугом к сэру Гордону Вудторпу. Вопрос о револьвере его слегка раздосадовал, однако инспектор проявил чудеса терпения и сумел развязать язык старику.
Беседа проходила в самом что ни на есть благожелательном ключе; Маркус искусно помогал своему клиенту преодолеть наиболее щекотливые моменты истории, поэтому тот начал упрямиться лишь в самом конце, когда инспектор откашлялся и, принеся извинения, задал самый животрепещущий вопрос.
– Насчет вашей руки, сэр, – ласково произнес инспектор. – Как я понимаю, ночью здесь случился небольшой переполох. Не могли бы вы своими словами поведать мне, что произошло? Как вы получили травму?
Впервые за время разговора в голубых глазках дяди Уильяма вспыхнул опасный огонек.
– Да это сущий пустяк, – обиженно ответил он. – Впрочем, ищейкам до любой ерунды есть дело, а? Я уже все рассказал Кэмпиону и своей племяннице. – Он откашлялся и злобно поглядел на инспектора. – Я всегда сплю с приоткрытым окном. Ночью меня разбудил какой-то скрежет: огромная черная кошка царапала стену. Я ненавижу кошек, поэтому тут же выскочил из постели, поймал мерзкую тварь и выкинул ее в окно. По дороге она меня царапнула. Я вышел из комнаты за йодом и случайно перебудил домашних. Вот и все, нечего тут больше рассказывать!..
Маркус явно был обеспокоен, Кэмпион – разочарован, однако инспектор сохранял полную невозмутимость. Он что-то записал в блокнот и поднял глаза на старика.
– Можно мне взглянуть на рану, сэр?
Дядя Уильям вытаращил глаза и надул щеки.
– По-вашему, это нормально… э-э… наглец вы этакий?! – вопросил он.
Инспектор пропустил незаслуженное оскорбление мимо ушей, и Кэмпион в очередной раз проникся безмерным уважением к этому тихому серьезному человеку c пытливым взглядом.
– Мне бы все же хотелось посмотреть, сэр, – уважительно и вместе с тем властно проговорил инспектор.
Дядя Уильям явно хотел отказать, но тут к нему услужливо подскочил Маркус.
– Хотите, помогу размотать?
Старик жалобно посмотрел на собравшихся.
– Ладно. Будь по-вашему. Но если старик Лаврок устроит вам головомойку – пеняйте на себя. Он мне сказал, что еще чуть-чуть – и задело бы артерию. Не думал, что у адвокатов считается хорошим тоном потворствовать полиции в эдаком безобразии… – забормотал он. – Донимают больного старика…
– Долг адвоката – защищать интересы клиента, сэр, – ответил Маркус слегка обиженно.
– Ну-ну! – фыркнул дядя Уильям.
Повязку частично размотали, и Маркус с величайшей осторожностью снял полоску промасленного шелка, под которой обнаружилась вата – ее пришлось аккуратно полить теплой водой и убрать, лишь тогда рана предстала взору собравшихся.
После осмотра Станислав заметно посуровел.
– Три шва. Все понятно. Один сплошной порез. Спасибо, мистер Фарадей. Можете заматывать обратно, мистер Фезерстоун, я все увидел.
Несмотря на скверное самочувствие, дядя Уильям сообразил, что после осмотра раны полицейский не проникся к нему доверием, и начал деловито заматывать больную руку. На повторную перевязку у него ушло изрядное количество времени.
Инспектор вежливо и терпеливо ждал, пока тот закончит. Наконец он смог задать свой вопрос:
– Будьте так добры, сэр, расскажите еще раз, как вы получили травму?
Дядя Уильям с присвистом охнул.
– Я что, до конца жизни буду пересказывать эту глупую, ничем не примечательную историю? – с горечью вопросил он. – У вас с мозгами все в порядке, сэр? Говорю же, минувшей ночью в мою комнату прокралась кошка и поцарапала меня. Куда катится этот мир? Всюду одни непрофессионалы, куда ни плюнь.
Инспектор ничуть не обиделся.
– Опишите кошку, – спокойно попросил он.
Дядя Уильям кипятился, но никто из присутствующих не обратил на это никакого внимания.
– Крупная такая, – наконец пророкотал он. – Темного окраса. Я ее больно-то не рассматривал, знаете ли. Мне хотелось выдворить ее из комнаты, а не приручить.
Никто не вымолвил ни слова, и Уильям продолжал врать, все глубже увязая в болоте:
– Я таких кошек видел в Южной Африке. Свирепые твари… и крупные.
– Кошка была вам знакома? – без особого интереса осведомился инспектор.
Дядя Уильям побагровел, но не сдался.
– Что значит «знакома»?! Как это понимать, черт подери? Я не знакомлюсь с бездомными кошками. Нет, я видел эту кошку впервые в жизни. Довольны?
– Свет в комнате был включен или выключен, когда вы взяли кошку на руки? – продолжал допрос инспектор, деловито строча что-то в своем блокноте.
– Выключен! – ликующе ответил дядя Уильям.
– Тогда как вы поняли, что это кошка? – спокойно уточнил инспектор, и лишь отсутствие уважительного «сэр» в вопросе выдало его растущее раздражение.
Голубые глазки дяди Уильяма остекленели.
– Чего?! – выплюнул он.
– Как вы поняли, что это кошка?
Старик не выдержал. Глубокий рокот в его груди неожиданно для всех вылился в пронзительный визг:
– Потому что она мяукала! «Мяу! Мяу!» Что за глупые вопросы вы задаете?! Какое вы имеете права мучить больного человека? Фезерстоун, что же вы за адвокат, если не можете защитить меня от этих омерзительных нападок?! Я болен и не желаю больше терпеть расспросы всяких идиотов!
Маркус откашлялся.
– Мистер Фарадей, – ласково проговорил он, – как ваш адвокат, я советую вам говорить инспектору правду и только правду. Это в ваших же интересах. Полиция должна знать, как все было.
Эти слова немного утихомирили дядю Уильяма, но его упрямство никуда не делось. Он продолжал ворчать:
– Почему вы не можете просто записать мои слова? Этот дурацкий случай не имеет никакого отношения к делу, полиции незачем даже знать о нем! Я понял, что это кошка, потому что она мяукала и была пушистая. Ладно, пусть не кошка – пусть тигренок! – Он горестно посмеялся над собственной шуткой.
– То есть вы не уверены, что это была кошка, – с удовлетворением заметил инспектор и опять что-то записал. – А может, это было и не животное?
Дядя Уильям истратил весь порох на первую вспышку и уже не нашел сил для второй.
– Кто бы это ни был, я его вышвырнул в окно, – коротко ответил он.
Инспектор встал, подошел к окну и выглянул на улицу. Прямо под окном была клумба. Он молча вернулся и сел на стул.
Дядя Уильям опять начал бормотать:
– Знаете, инспектор, у меня такое чувство, что вы мне не верите. Ваше право. Но я вам все рассказал как было и своих слов обратно не возьму. Очень обидно, когда тебя подозревают во вранье в собственном доме.
Мистер Оутс пропустил эти слова мимо ушей.
– Можете дать мне адрес вашего врача, сэр?
– На кой черт? – возмутился дядя Уильям, широко распахивая глаза. – Он вам ничего не расскажет. Врачам запрещено направо и налево болтать о пациентах, знаете ли. А вот я, так и быть, кое-что вам шепну, чтобы вы к нему попусту не приставали. Он мне тоже не шибко поверил, болван. Спросил, неужто у кошки был всего один коготь. Его зовут Лаврок, если вам так уж хочется лезть в мои личные дела. Больше мне сказать нечего.
