Феликс Меркулов - Он не хотел предавать
Это свидетельское показание сильно сыграло на руку защите. Защита ведь пользовалась на суде показаниями Леже, которые взяли с него в больнице сразу после аварии. Ввиду промелькнувшей информации, будто между водителем и Кричевской существовали любовные отношения, у суда к показаниям Леже доверия и быть не могло. И вдруг — заявление незаинтересованного лица! Подтверждение показаний Леже! Даже если аварию на шоссе в самом деле спровоцировали неизвестные гавроши, то разыскать их спустя год не представлялось возможным. Были — не были? Информация из разряда недоказуемой.
Другой нож в спину обвинения: на суде домработница насмерть встала на защиту морального облика своей работодательницы, хотя прежде кое-какие интересные факты о любовных отношениях между Леже и Кричевской следователь из нее вытянул.
Остальные свидетели в ту же дуду дудели…
— Хотя, — добавил Мочалов, немного поколебавшись, — я более чем уверен, что этим соучастие Малышева не ограничилось.
Гольцов вскинул брови.
— Что еще?
— У меня нет доказательств, но я чувствую: Малышев предупредил подельника Кричевской об аресте. И Леже упорхнул.
Георгий повел плечами. Он чувствовал себя физически неловко оттого, что они вслух обвиняют покойника в подобном преступлении.
— Не-ет, — растерянно протянул он, — это ты уже слишком. Я знал Малышева…
Мочалов сразу стал суше и строже. Бросил резко:
— Я тоже его знал.
Георгий не стал спорить, и разговор иссяк.
Глава четвертая
Свидетели и лжесвидетели
1
Став владелицей собственной радиостанции, Любовь почувствовала себя окрыленной. Все вернулось на круги своя: свобода, роскошь, самостоятельность… Она с головой ушла в работу. Женившись, Завальнюк меньше всего ожидал заполучить в жены «акулу бизнеса».
Идея обзавестись личным шофером, — личным на все сто, чтобы ел у нее с руки, — появилась у Любови с первых дней супружества. Ей казалось, что водители мужа шпионят за ней. Она устраивала им скандалы и постепенно изживала, но они, как стойкие оловянные солдатики, появлялись снова. Ей был нужен кто-то свой… Свой собственный. Она попробована было приручить одного, но он оказался обыкновенным идиотом, понял ее домогательства по-своему и сразу полез под юбку.
Идеально было бы вообще пригласить на работу иностранца, чтобы по-русски ни бельмеса… Но нет, как же он, дуб дубом, будет с нашими ментами разговаривать? Вариант хороший, но абсолютно непроходной.
Однажды, устраивая себе гнездышко в Жуковке, она перебирала позволенные от Тимы вещи и в кармане чемодана нашла пачку французских газет, купленных в Париже год назад, во время их с Егором недельного «медового месяца». По тем относительно счастливым парижским дням она ностальгировала: все же Париж совсем не то что Москва, там другой дух, там хочется жить.
Любовь сварила себе кофе, чтобы хоть отдаленно представить атмосферу кафе, и развернула газеты. Как обычно, первая страница помешала фотографию сенсации номера: «Ужасное происшествие на шоссе Ницца-Канн. Пассажирка «феррари» погибла. Водитель клянется в невиновности».
Экспрессивные фотографии с места происшествия (диву даешься, как эти папарацци успевают туда раньше полиции и медиков?).
«Осведомленный источник раскрыл нашему репортеру, что в смерти 50-летней Селин Д. виновен пилот «Формулы-1».
«Команда «Эрроуз» просит жандармерию не раскрывать прессе имя подозреваемого в катастрофе на шоссе Ницца-Канн, повлекшем человеческие жертвы». (Эти иноязычные тексты, если их переводить дословно, вечно кажутся такими наивными!)
Гонками Любовь никогда не интересовалась, поэтому имя пилота ничего ей не говорило: Пьер Луи Леже. Журналисты называли его вторым Вильневом. Колонки спортивных новостей наперебой делились информацией о Леже: пилот «Формулы-1», выступал за команду «Феррари», затем его перекупила команда «Эрроуз». Главная победа — третье место на Гран-при Бельгии в 1995 году.
Любовь пролистала «Монд», «Паризьен», «Трибьюн»… Интервью с матерью гонщика, помещенное в «Паризьен», заинтриговало ее. Оказалось, у этого Леже русские корни, оба его родителя — советские эмигранты послевоенной волны. Вот уж действительно, «распространение наше по планете особенно заметно вдалеке…».
Погибшая пассажирка «феррари» оказалась его любовницей. Судя по фотографии — немолодой. Судя по сплетням — богатый. Газетчики состряпали целый роман: «Она его боготворила и завещала все свое состояние. Несчастливая звезда «звезды» трассы Спа-Франкоршам. Читайте подробности на тридцать второй странице!»
Любовь сама еще не знала, почему не выбросила эти газеты вместе со старым хламом, а сложила в коробку из-под обуви и спрятала в гардеробной. Ей казалось, что вскоре она совершенно позабыла эти статьи и имя гонщика, но через полгода она случайно оказалась вместе с Завальнюком во Франции. Обедая в «Амбассадоре», она увидела выставленные за стеклом на стойке свежие газеты и вспомнила гонщика, которого обвиняли в убийстве. В свежих новостях о нем уже не вспоминали. После обеда муж отправился на деловое совещание. Любовь сказала, что прокатится по магазинам, взяла такси и попросила отвезти ее на площадь Карэ.
В UGC World Net Cafe знаменитого Дома Собраний на площади Карэ Любовь пробыла до закрытия. На сайтах «Паризьен», «Суар» и «Монд» она нашла нужную информацию. Обвинение против Леже так и не было выдвинуто, дело до суда не дошло, зато он вылетел из команды и был пожизненно дисквалифицирован. Журналисты намекали на различные скользкие моменты, но в конце концов все газеты поместили интервью с самим Леже. Пилот с истинно галльским пафосом клялся, что чист перед Богом и перед законом.
Любовь с интересом рассматривала фотографии Пьера Леже. Мстительная пресса разместила его фотобиографию в хронологическом порядке: от первой серьезной победы до триумфа на Гран-при Бельгии в Спа-Франкоршам, затем — потерянная физиономия Леже сквозь решетку полицейского участка и, наконец, печальный и поучительный итог: Леже с решением о пожизненной дисквалификации в руках… Хороший кадр: за спиной Леже в туманную даль уходит изгиб трассы, сам пилот снят в профиль, с поникшей головой в духе вещего Олега, наступившего ногой на череп любимого коня.
Никакой конкретной идеи у Любови по-прежнему не было, но первую половину следующего дня она провела у телефона, делая множество звонков. Ближе к вечеру она договорилась о встрече, в семь взяла такси и попросила отвезти ее в аэропорт Шарль-де-Голль. Человек, с которым она договорилась встретиться, ожидал ее в баре аэропорта. Знакомясь с ним, Любовь показала журналистскую аккредитацию собственной радиостанции. О том, что ее радиостанция не занимается другими новостями, кроме музыкальных, она умолчала.
Ее собеседника звали Тораньян. Он только что прилетел из Ниццы. Расходы на поездку ему оплатила Любовь. Отставной комиссар жандармерии был немного сбит с толку напором русской журналистки. Они познакомились всего пару часов назад по телефону, Тораньян прилетел в Париж по ее требованию и не мог прийти в себя от неожиданности и перемены климата. Для Парижа он был слишком прохладно одет.
— Спасибо за сотрудничество. Сейчас я отвезу вас в гостиницу, там мы и поужинаем, — на ходу сообщила Любовь. — Обратно, бульвар Капуцинов, пожалуйста, — бросила она водителю такси и снова обернулась к комиссару: — Я разыскиваю любую эксклюзивную информацию о Леже. Я готова ее купить. Что у вас есть? Вы привезли с собой оригиналы, как я вас просила?
Пожилой собеседник с интересом рассматривал сексапильную журналистку. В Ницце комиссар много слышал о рокфеллеровском размахе жизни «новых русских», оккупировавших Лазурный Берег, но лично сталкиваться с ними ему не доводилось. И вот — все как рассказывали: бешеный темп, огромные суммы, властный тон. Хуже американцев, те по крайней мере улыбаются.
Комиссар обратил внимание на бриллиантовое кольцо на руке журналистки. Слишком дорогая вещь. Во Франции журналистки таких колец не носят. Но она русская, а черт их разберет, этих русских, там у них все не как у людей, разве поймешь?
— Нет, я привез копии. Оригиналы хранятся у меня дома. Брать их с собой в дорогу… — Комиссар многозначительно развел руками.
Любовь досадливо поморщилась.
— Жаль. Скажите вашей жене, пусть вышлет почтой на адрес отеля. Копии в этой папке? Покажите.
Дело Леже стало последним в двадцатипятилетней карьере Тораньяна. Он знал, что щенка выгородили. Леже должен был сесть за убийство. Тораньян говорил с ним в участке сразу после катастрофы, когда Леже трясущимися губами давал показания. Он не был опытным преступником, смерть любовницы произвела на него впечатление. Она умирала у него на руках, и сознании, испытывая страшные боли. Наверное, он рассчитывал, что все произойдет иначе, просто, как в компьютерной игре: ты убиваешь, но не испытываешь никакой ответственности. А тут — изувеченные куски человеческого тела, крики о помощи, кровь. Леже все рассказал и подписал признание. Через несколько часов, как только слух об аресте Леже разлетелся по Ницце, в участок примчался владелец команды со сворой адвокатов и окружным комиссаром. Леже, увидев своих, разнюнился. Его, жертву катастрофы, не отвезли в больницу для оказания медицинской помощи, а, раненного и контуженного, приволокли в участок, где он в состоянии невменяемости наговорил лишнего и подписал какую-то бумажку.
