Йоханнес Зиммель - Ответ знает только ветер
Я вернулся к Анжеле. Грязного ослика я оставил у портье, он положил его в ящичек с моим номером.
Серж как раз отвел машину в гараж.
— Ну, вот, — заявила Анжела. — Теперь, Роберт, вперед — по магазинам!
Мы дошли до здания кинофестивалей, — его как раз подновляли, ибо вскоре должен был начаться очередной фестиваль, — обогнули его и оказались на главной торговой улице — Антибской. Все последовавшие затем три часа нашими действиями руководила Анжела. Сначала мы пошли в магазин мужской одежды, и она выбрала для меня все, что мне было нужно: по паре белых, голубых и синих легких брюк, к ним в тон очень легкие рубашки навыпуск и шейные платки, которые можно носить при расстегнутом вороте. Естественно, мне пришлось все это примерить. В кабинке было жарко, хотя работал вентилятор. Я надевал на себя одну вещь за другой и выходил наружу. Анжела придирчиво меня разглядывала и иногда возражала то против ткани, то против цвета, так что эта процедура длилась довольно долго, но я не обращал внимания. Меня переполняло ощущение счастья.
Анжела сидела на стуле и курила, а я то и дело выскакивал из кабинки словно манекенщик. Брюки, которые она для меня отобрала, были такие узкие, что я подумал: в них и сесть-то нельзя. Да и карманы были мелковаты. Только белые вполне подошли, остальные надо было подогнать. Рубашки годились все до одной. Анжела отобрала из них одну — синюю с белыми точечками. Так что в белых брюках и этой рубашке я сразу остался. Анжела обвязала мне вокруг шеи шелковый шейный платок медового цвета с голубыми точечками. Я посмотрел на себя в зеркало кабины: ощущение было, словно передо мной кто-то незнакомый. Я показался сам себе намного моложе и стройнее, да и жара как бы перестала быть такой уж нестерпимой, разве что ступни ног страдали от нее по-прежнему. Я расплатился, и продавщица сказала, что остальные вещи после подгонки, а также мои костюм, сорочку и галстук доставят мне в отель.
Анжела потащила меня дальше. Во втором магазинчике она выбрала для меня два костюма — один бежевый, второй почти белый и под стать к ним галстуки от Кардена. В этом магазинчике были даже смокинги. С продавцом, молодым и очень любезным педерастом, Анжела быстро нашла общий язык. Он притащил кучу смокингов разных фасонов, и Анжела перебирала их, пока не нашла такой, какой пришелся ей по вкусу. Смокинг был из очень тонкого, мягкого и немнущегося материала, к нему я купил еще черные брюки, белый жилет и несколько галстуков бабочкой — в моде были тогда очень широкие. Вдобавок приобрел еще и подходящие сорочки. (Выбирала их, конечно, Анжела). Смокинг и сорочки тоже доставят в мой отель.
— Теперь идем в «Лу», — заявила Анжела, когда мы вышли наружу. По Антибской улице движение было одностороннее, здесь машины ползли, как черепахи. — «Лу» — это лучший магазин обуви в Каннах. — Она шагала легко и быстро, мне стоило труда поспевать за нею. Ей явно доставляло удовольствие одевать меня, причем она бдительно следила за каждой мелочью и не успокаивалась, пока не находила того, что на ее взгляд шло мне больше всего. В брюках и рубашке навыпуск я чувствовал себя совсем иначе, жара не казалась уже такой невыносимой.
В магазине «Лу» Анжела выбрала для меня очень мягкие и удобные босоножки без задника — белые, коричневые, черные — и одну пару лакированных — под смокинг. Мне пришлось пройтись по магазину в новой обуви, дабы убедиться, что все хорошо, и хотя я всю жизнь ненавидел эти публичные процедуры, тут мне все это доставило удовольствие. И здесь Анжела сидела рядом, внимательно следила за мной и курила. Она вообще много курила — как и я. Одну пару босоножек — белых — я сразу надел, все остальное, в том числе мои старые туфли и носки, должны были доставить в отель.
Когда мы, наконец, вышли из «Лу», я встал как вкопанный посреди тротуара.
— Что случилось? — забеспокоилась Анжела. — Вам плохо?
— Нет, — ответствовал я, — мне изумительно хорошо. Так хорошо, как еще никогда не было. Анжела, у меня такое чувство, будто я превратился в кого-то другого, как превращаются в сказке. Я стал моложе, намного моложе. И голова слегка кружится…
— Да, — сказала она. — Да, Роберт. Это прекрасно. Этого я и хотела. О!
— В чем дело?
— Вы только что засмеялись, — ответила Анжела, внезапно посерьезнев. — Вы впервые по-настоящему засмеялись.
— Это все вы. Только вы одна. Это все ваших рук дело.
— Чепуха, — быстро пробормотала она. — Пошли, мне еще нужно забрать мои вещи.
И я зашагал. Ни в Гонконге, ни в Сингапуре, ни в Сиднее не было у меня такого ощущения блаженства, такой легкости на сердце, такого душевного ликования, как здесь, на этой забитой машинами Антибской улице в Каннах, рядом с Анжелой. Я даже не заметил, что у меня изменилась походка, что я лечу как на крыльях, пока Анжела не сказала, едва переводя дух:
— Нельзя ли помедленнее! Роберт, не летите так. Я уже задыхаюсь!
Только тогда мы остановились и долго стояли, смеясь и глядя друг другу в лицо. И вдруг я подумал: «Вот, значит, что такое счастье». Мне казалось, что я его никогда не знал или забыл. Ребенком я был счастлив, когда мне купили собачку. И вот теперь, на пороге пятидесяти, я опять был счастлив. Потому что незнакомая женщина проявила ко мне человеческий интерес, человеческое участие, человеческое тепло. Предвечернее солнце бросало косые лучи на Антибскую улицу, люди спешили мимо по своим делам, машины ползли по проезжей части бампер к бамперу, а я стоял и думал: как все-таки странно все, что со мной случилось.
25
Потом Анжела отправилась покупать краски, кисти и прочие орудия своего ремесла. Я пошел вместе с ней, а потом и в супермаркет, где она сделала огромный заказ с доставкой на дом завтра утром. Я всю жизнь терпеть не мог ходить по магазинам и что-то покупать, в особенности одежду, а уж делать это в обществе женщины казалось мне пыткой. А теперь мне все было по душе. Я наблюдал, как Анжела решительно и в то же время всегда мило и приветливо добивалась того, чего хотела, точно зная, что ей нужно, и не давая себе навязать что-то другое — хотя речь-то шла всего лишь о каком-то особом оттенке зеленой краски или банке маринованных селедок из Германии, которые она — к моему большому удивлению — обожала. Была суббота, поэтому магазины работали до восьми, и в них толпилось очень много покупателей, но мне они не мешали, я их даже не замечал, потому что глаза мои видели только Анжелу.
Потом мне все же пришлось с ней расстаться. На примерку ее платьев я не мог пойти. Все, что Анжела покупала, за исключением продуктов, она просила доставить в «Мажестик» и там вручить Сержу — персоне, видимо, чуть ли не легендарной: в магазинах на Антибской улице его знали буквально все.
Итак, Анжела оставила меня на углу маленькой улочки Шабо. Я сказал ей, что займусь изучением здешних лавочек. И взялся за это, причем сам не заметил, как углубился в эту улочку и дошел до площади Гамбетты. Тут на глаза мне попался цветочный магазин. «Флореаль» было написано на его вывеске. Я вошел и попросил послать тридцать красных роз мадам Анжеле Дельпьер, которая живет по адресу…
Продавец, обслуживавший меня, перебил:
— Мы знаем мадам Дельпьер. Все цветы она покупает у нас. Мы находимся совсем рядом с Антибской улицей, а цены у нас все-таки ниже. Простите, мсье, какие именно красные розы вы имеете в виду?
— «Баккара», — сказал я.
— Мсье, я не хочу лезть не в свое дело и что-то вам навязывать, — между прочим, меня зовут Пьер, называйте меня просто Пьер, — но я точно знаю, что мадам Дельпьер любит красные розы сорта «Соня» больше, чем «Баккара»! «Соня» пышнее и дольше не вянет, и ее красный цвет светлее, — вот, взгляните сюда. — Он указал на букет в одной из ваз.
— Хорошо, пусть будет «Соня».
— Охотно, мсье. Что-нибудь напишете?
— Да. Погодите-ка. Мне хочется, чтобы вы отныне каждую субботу в это время дня — то есть под вечер — доставляли мадам Дельпьер тридцать красных роз «Соня». За первые четыре недели я заплачу сейчас.
— Мы с радостью выполним ваше желание, мсье.
— А теперь дайте мне, пожалуйста, почтовую открытку.
Он протянул мне открытку, я сел и написал: «Спасибо за все». Открытку я сунул в конверт, а его заклеил. Пьеру я сказал:
— Если никого не застанете дома, положите розы перед дверью.
— Все будет исполнено, мсье, можете на нас положиться.
Потом я вновь вышел на площадь Гамбетты и зашагал обратно к Антибской улице, и мягкие босоножки без задников и носков ласково обнимали мои босые ступни. Было приятно не только ногам, но и всему телу, тоненькая рубашка не липла к нему, а обвевала, так что я чувствовал и даже как будто слышал, как мое тело дышит. Перед какой-то витриной я остановился и стал разглядывать свое отражение. Я едва узнавал самого себя. Таким я, может, был лет этак двадцать-двадцать пять назад, когда у меня еще были надежды и смелость, уверенность в себе и склонность к приключениям…
