Филлис Уитни - Голубой огонь
— Можешь идти выполнять задание, Томас, — сказал Никлас — Мне поможет моя дочь. Ты найдешь нас здесь, когда вернешься.
Цветной прикоснулся к головному убору и возвратился к машине. Отец и дочь медленно направились к парапету перед монументом. Левая ладонь Никласа легко лежала на руке Сюзанны, в другой была трость. Он двигался легко и уверенно.
— Я беспокоюсь за Томаса, — сказал он, когда они достигли замощенного булыжником пространства перед полукруглой стенкой.
Сюзанна слушала невнимательно. Она беспокойно смотрела на верхнюю и нижнюю часть лестницы, быстрым взглядом изучая тени колоннады. Джона Корниша нигде не было видно, и она находилась в постоянном напряжении. Возможно, он не придет. Он не был уверен, что они поступают правильно.
Ее отец все еще рассказывал о Томасе, когда она снова стала прислушиваться.
— Он должен был бы стать учителем и работать в этом направлении. Но его роль поводыря у слепого и работа шофером мало что ему дали. Я боюсь, что в его участии большая доля моей вины.
— Он, кажется, выполняет ту же роль, что и Виллимина — девушка, которая служит у нас горничной, — сказала Сюзанна.
— Виллимина Кок? — с удивлением переспросил отец.
— Да, мисс Белман привезла ее на второй день после нашего прибытия.
— Странно, — сказал Никлас — Мара никогда не упоминала об этом. Видишь ли, Вилли, можно сказать, является невестой Томаса. Хотя едва ли дело дойдет до женитьбы. Главным образом из-за упрямства со стороны Вилли, как я понимаю. По крайней мере, так говорит Томас. Это еще одна из причин, почему он обделен.
Сюзанна вспомнила вспышки в настроении Виллимины, которым сама была свидетелем. Обычно кроткая, она могла проявить упрямство, если была не в настроении. Кроме того, временами Сюзанна наблюдала в девушке скрытность, которую хотела понять. Выяснилось, что она скрывала свое знакомство с Томасом. Хотя, по-видимому, не было причин это делать.
Отец высвободил свою руку и уверенно двинулся через мостовую, пока его трость не коснулась невысокого парапета. На этом открытом месте сильно дул ветер. Внизу перед ним развернулась величественная панорама Кейптауна и его пригородов, вытянувшихся вдоль дуги, образованной бухтой. Сосны шумели при порывах ветра, кое-где был слышен звук капающей воды. Никлас повернулся лицом к ветру, и создалось впечатление, что он видит все лежавшее перед ним и наслаждается грандиозным зрелищем.
Наконец он двинулся обратно.
— Давай взойдем на вершину, — сказал он. — Я хочу, чтобы ты познакомилась с мистером Роудзом.
Они стали подниматься по гранитным ступеням позади фигуры Энергии на вздыбленном коне и оказались перед несколькими площадками, лежавшими на пути к колоннаде на вершине. На каждой площадке по обеим сторонам лестницы сидели львы, охранявшие дорогу. Два маленьких мальчика, взобравшись на спины зверям, сидели верхом. Их юные голоса звонко раздавались в тишине уединенного места. На вершине, окруженной увенчанными колоннами, там, где заканчивались ступени, находилось сердце мемориала — бюст человека, который любил Южную Африку и служил ей, человека, который мечтал о становлении державы. Голова Роудза опиралась на его руку, он был погружен в раздумье.
Никлас Ван Пелт начал негромко по памяти читать выгравированную надпись:
Успокоившийся великий
Мыслящий дух проснется
И станет править живущими,
Для которых он был опорой.
И смерть его души
Станет ее падением.
Сюзанна вздрогнула от пламенных слов, дошедших до нее сквозь года. Все это было памятно, все было знакомо, она слышала эти слова прежде. Тогда она, маленькая девочка стояла здесь, и ее рука была в руке отца. Она чувствовала только любовь и доверие, уверенность в нем и в тот день. Он был способен видеть выгравированные слова, и его голос был голосом молодого человека. Его слова все еще звучали так, как он тогда произносил их — с любовью к этой красивой и богатой земле.
— Вы знали его? — спросила она мягко.
— Только видел его издалека. В то время я был очень молод и воевал на другой стороне с бурами. Я лучше знал Пауля Крюгера, по крайней мере я разговаривал с ним. Оба эти человека были великими. Можно ли определить, кто из них был более велик? Оба они одинаково сильно любили эту землю.
— Вы больше не симпатизируете бурам-африканерам, не так ли?
— Это мой народ, — звенящие нотки в его голосе стали ослабевать, — более близкий мне, чем англичане, по крови, хотя я женился на англичанке.
Он перестал говорить и прислушался. Услышав звук шагов по камням, он вопросительно повернулся к ней:
— Кто-то идет?
— Да, — ответила Сюзанна, — кто-то идет.
Джон Корниш стоял несколькими ступенями ниже и смотрел на них. Сюзанна не двигалась, скованная внезапным страхом. Он медленно двинулся вверх по ступеням, образованным большими гранитными плитами. Два маленьких мальчика слезли со спин львов и побежали вниз за новыми впечатлениями.
Она должна предупредить отца. Она должна сказать ему, что это Джон Корниш поднимался к ним по ступеням. Но прежде чем ей удалось овладеть своим голосом, Корниш заговорил сам. Он говорил на африкаансе, и Сюзанна различила слова «Ум Никлас», с которыми он обращался к отцу. Старик, стоявший рядом с ней, напрягся, и она увидела, как его рука стиснула трость. Он продолжал стоять на том же месте не двигаясь, выражение его лица не изменилось, когда он пробормотал ей низким голосом:
— Тебе следовало предупредить меня.
Было ясно, что он не поверил в случайность этой встречи. Он подождал, пока Корниш поднимется К ним, но руки для приветствия не протянул.
— Вы были другом моего сына, — сказал он по-английски. — Вы были одним из тех, кому он доверял.
Сюзанна отметила в Джоне Корнише перемену, до этого она не замечала кротости в его манерах.
— Пауль был моим другом, и я любил его, — сказал Корниш — Я также любил его отца. И мне хотелось бы кое-что узнать у него. Могу я поговорить с вами?
Никлас сделал неопределенный жест и с помощью трости пошел вдоль плиты, пока не достиг края монумента. Там он сел на высокую ступень и ждал, когда Корниш подойдет к нему.
Сюзанна немного отошла и стала смотреть на широкую перспективу Кейптауна.
Корниш изложил свою историю просто. Он объяснил, как неожиданно для самого себя попал в ловушку, из которой не было выхода. Он никогда не верил признанию Никласа и был уверен, что Никлас Ван Пелт кого-то прикрывает. Теперь пришло время узнать правду. Не оставалось в живых никого, кому можно было бы повредить.
— А девочка? — сказал Никлас. Сюзанна наконец вмешалась в их разговор:
— Дело не во мне. Главное — правда. Я хочу, чтобы имя мамы не было опорочено.
Отец мрачно кивнул.
— Не будем спешить. Есть вещи, которые я должен обдумать. Для того чтобы написать книгу, требуется время. Мы не можем это ускорить.
— Я собираюсь ускорить, — сказал Корниш. — Поскольку вы не отвечали на мои письма и не желали встретиться со мной, я был вынужден все написать заранее.
Старик оборвал его:
— Какие письма, Джон? Я не получил никаких писем.
В глазах молодого человека внезапно вспыхнула ярость, но она не была направлена на Никласа.
— Я писал вам несколько раз. Письма были отправлены в Проти-Хилл. Я писал вам по крайней мере трижды.
Сюзанна с огорчением подумала, что это дело рук Дэрка. Несомненно, Дэрк дал указание Маре. Но на этот раз он зашел слишком далеко, оберегая Никласа. Не имеет значения, как Дэрк относится к Джону Корнишу. Это дело отца, а не Дэрка решать, встречаться или не встречаться с ним.
— Если бы я получил ваши письма, я бы ответил из вежливости, — сказал Никлас. — Я разберусь с этим. Но лучше скажите, что за необходимость торопиться.
— Я хочу покинуть Южную Африку как можно скорее, — сказал Джон. У меня нет желания оставаться здесь и наблюдать, как моя страна разрушается этим безумным курсом. Если вы не поможете мне, я вынужден буду действовать самостоятельно.
— Ваш голос похож на голос человека, переполненного горем, — сказал Николас. — Вы познакомились со многими африканерами за свою жизнь. Вы узнали им цену.
Джон Корниш, повернувшись, указал на колоннаду над ним быстрым сердитым жестом.
— Это один из монументов, построенных в Южной Африке. Но есть и другой. Тот, что стоит возле Претории в Трансваале, монумент Переселенцам.
— Я знаю, — сказал Никлас.
Корниш продолжал. В его голосе слышались гневные нотки, когда он описывал огромный камень, венчающий вершину холма в гористом пригороде Претории. Его слова были настолько яркими и убедительными, что Сюзанна отчетливо представила себе это громадное сооружение квадратной формы, словно сама строила его. Большая квадратная башня была окружена круглой внешней бетонной стеной, сделанной в форме лагеря, по периметру которого были установлены повозки, защищающие его. Так переселенцы защищали себя настоящими повозками для отражения атак. С внутренней стороны стены, по словам Джона, на уровне первого этажа были увешаны барельефами. В этой гигантской круглой комнате описывалась история Южной Африки средствами изобразительного искусства, показывались страдания поселенцев, резни, баталии и триумфы.
