Тесс Герритсен - Пропавшая девушка
– Вы действительно хотите докопаться? – спросила Кэт. – А вдруг правда вас неприятно удивит?
– Вы про Мэв?
– Не скрою: я думала о ее возможной причастности.
– Что ж, мне… придется принять горькую правду.
– Это ведь основная причина, почему вы намерены заняться расследованием? С вашими деньгами вы могли бы найти отличного частного сыщика и поручить ему всю грязную и опасную работу. Но вы боитесь, что посторонние узнают не слишком приятные факты о вашей дочери.
– Я долго тешил себя мыслью, что смогу защитить Мэв. Вытащить ее с улицы, помочь вернуться к нормальной жизни. Но у меня ничего не получалось. Она отказывалась от помощи. Не желала, чтобы ей помогали. А теперь, когда дюди начали умирать, у меня невольно возник вопрос: нет ли здесь и ее вины?..
– Адам, вы не сможете ее уберечь. Рано или поздно ей придется держать ответ.
– Думаете, я этого не знаю? – Адам не скрывал своего отчаяния. – Чем я занимался все эти годы? Оберегал ее! Везде и всюду, как только мог! Оплачивал ее покупки, улаживал последствия ее фокусов с кредитными картами. Возил ее к лучшим психологам. Меня не оставляла уверенность: если только я найду к Мэв подход, если между нами возникнет мостик доверия, я сумею вытащить ее из этого болота. И тогда она не пойдет по стопам Джорджины.
Джорджина. Кэт сразу вспомнила: реабилитационное отделение в «Хэнкок дженерал» носило имя покойной жены Адама.
– Простите, что задаю вам такой вопрос… От чего умерла ваша жена?
Адам молчал. Кэт подумала, что он либо не слышал вопроса, либо не хочет отвечать.
– Она умерла по множеству причин, – наконец сказал он. – Официальный диагноз – цирроз печени. Но корни ее болезни уходили в детство. Отец, в жизни которого было две страсти: работа и мартини. Мать, не выпускавшая сигарету изо рта и без разбору глотавшая таблетки. Джорджине было тяжело в родительском доме, и она искала спасение везде. К тому времени, когда мы встретились, она успела дважды побывать замужем и влить в себя невесть сколько бутылок джина. Мне тогда было всего двадцать четыре. Я многого не понимал и видел лишь удивительно красивую женщину с очаровательной маленькой дочкой. Джорджина виртуозно умела преподнести себя с лучшей стороны. Если требовалось, могла неделями не притрагиваться к бутылке. До свадьбы она была трезва как стеклышко. А после медового месяца я стал замечать, что она выпивает слишком много стаканов виски с содовой и слишком много бокалов вина. Потом Томас обнаружил в укромном углу целую батарею бутылок. Только тогда я понял, насколько далеко все зашло… – Адам вздохнул. – А через четырнадцать лет она умерла. Я до сих пор пытаюсь разобраться с последствием по имени Мэв.
– И вы четырнадцать лет терпели этот брак?
– У меня не было иного выбора. Да и у Джорджины тоже. Программа саморазрушения была записана в ее генах. У нее не хватало сил бороться с наследственностью. Она была слабой женщиной… в отличие от вас, – тихо добавил он.
И снова Кэт попала под обаяние его серо-синих глаз. Они потянулись друг к другу через стол. Их пальцы переплелись. Оба замерли, не обращая внимания ни на дверной звонок, ни на шаги Томаса, шедшего открывать.
Только вежливое покашливание дворецкого рассеяло эти чары. Томас стоял в дверях.
– Мистер Куонтрелл, приехала консультант из универмага «Нейман Маркус». Возможно, доктору Новак будет интересно взглянуть на привезенные образцы.
– Консультант? – удивленно переспросила Кэт. – Меня сейчас вполне устроили бы джинсы, футболка и смена белья.
– Вам не обязательно следовать советам консультанта, – успокоил ее Томас. – Хотя… – он взглянул на потертый халат, – некоторые из ее предложений покажутся вам… полезными.
Кэт засмеялась и встала.
– Хорошо, зовите ее. Не могу же я и дальше ходить в этом халате.
– Доктор Новак, когда подберете одежду, пожалуйста, отдайте этот халат мне. Я позабочусь о нем должным образом.
– Пожалуйста. Тем более что халат не мой.
– Вот и отлично.
Томас вышел в коридор. Он явно ликовал.
– Наконец-то я сожгу это старье, – добавил дворецкий.
Южный Лексингтон был враждебной территорией, куда не сунешься без надежного прикрытия. Вернее всего заручиться поддержкой кого-то из местных. Поэтому первым местом, куда Кэт и Адам направились, была квартира Папы Эрла. Они намеревались поговорить с Энтони. Вряд ли этот парень имел в «муниципалке» какую-либо власть, но он знал тех, у кого власть была.
Энтони они застали в гостиной. Он сидел на диване в одной майке и смотрел по телевизору «Дни нашей жизни».
– Энтони, Катрина хочет с тобой поговорить, – сказал внуку Папа Эрл.
Парень молча взял пульт и переключился на другой канал, где шла телеигра «Равные шансы».
– Ты слышал, что я тебе сказал? – рявкнул Папа Эрл.
– Что?
– Катрина и ее друг хотят с тобой поговорить.
Кэт встала перед диваном, намеренно загородив экран телевизора. Темные глаза Энтони смотрели угрюмо и враждебно. Неужели она когда-то нянчилась с этим мальчишкой? Теперь перед ней сидел волчонок, чьим доминирующим чувством была злость.
– Мы хотим попросить большого человека об услуге, – сказала Кэт.
– О каком большом человеке ты базаришь?
– Мы заплатим вперед. Нам нужны гарантии безопасности, только и всего. Возможно, один или два твоих друга в качестве прикрытия. Никаких копов на хвосте. В этом можем поклясться.
– А гарантии безопасности зачем?
– Хотим поговорить с местными. О Никосе и Зинии… Можешь передать Мэв, что мы не за ней приехали.
Энтони вздрогнул и отвернулся. Значит, ее предположение оказалось верным: это он тогда предупредил Мэв.
– Сколько? – спросил Энтони.
– Сотня.
– А сколько получит большой человек?
Нет, он не волчонок. Уже волк.
– Тоже сотню.
Энтони задумался.
– Отойди-ка, – бросил он Кэт.
Кэт отошла. Энтони выключил телевизор.
– Ждите здесь, – распорядился он и вышел из квартиры.
– Ваши впечатления? – спросил Адам.
– В лучшем случае он приведет нам местных телохранителей. А в худшем… каких-нибудь головорезов.
– Ума не приложу, что мне делать с этим мальчишкой, – завел свою старую песню Папа Эрл. – Ни в грош меня не ставит.
Прошло минут десять. Все сидели в кухне, где Белла гремела кастрюлями и сковородками. Пахло перегоревшим жиром и жареными колбасками. В масле шипела пятнистая фасоль. Запахи были тошнотворными. В Кэт они пробуждали лавину не самых приятных воспоминаний. Душные летние вечера. Мать у плиты. И смрад, способный убить всякий аппетит. Казалось, плита втягивала в себя весь воздух, какой был в квартире, наполняя пространство нестерпимым жаром. Следя за движениями юной Беллы, Кэт видела в ней призрак своей матери. Пар от раскаленных сковородок наполнял кухню сизоватой дымкой.
Громко хлопнула входная дверь. Энтони вернулся с двумя парнями лет шестнадцати. У обоих был холодный, равнодушный взгляд наемников.
– Разрешение получено, – объявил Энтони. – Только на сегодня. Если приедете в другой день, платить по новой. Они – ваше прикрытие.
Энтони взял у Адама деньги.
– С кого начнете?
– С квартиры Бьяджи, – ответила Кэт.
Энтони посмотрел на парней:
– Лады. Отведите их туда.
10
– Никос был хорошим мальчиком, – в один голос утверждали мистер и миссис Бьяджи.
Эту фразу, словно мантру, в Южном Лексингтоне повторяли все родители. «Он был хорошим мальчиком». Чей-то отпрыск, раздобыв пистолет, мог уложить нескольких человек, но его родители все равно твердили о «хорошем мальчике».
Чета Бьяджи понятия не имела, зачем Никосу понадобились шприц и жгут. Он не был наркоманом. Он учился в колледже имени Луиса Френча-младшего, а по вечерам подрабатывал грузчиком в бельмидском супермаркете «БигЭ». На шее у родителей не сидел. Заработал на новую машину. Сам покупал себе одежду.
«И наркотики тоже покупал себе сам», – подумала Кэт.
Проведя в квартире Бьяджи час, она и Адам бросили попытки пробить брешь в стене упрямого родительского отрицания малейшей причастности их сына к потреблению наркотиков. Оставалось лишь признать, что Никос действительно был святым, и уйти.
Их телохранители торчали у входной двери дома, от нечего делать наблюдая за девчонкой. Та прыгала через скакалку и напевала:
Мама доктора позвала, и доктор ей сказал:
«Слушай, как сердце бьется,
Как оно стучит…»
Увидев Кэт и Адама, девчонка замолчала и с любопытством уставилась на чужаков.
– С этим адресом все, – объявила Кэт. – Ничего не узнали.
Парни переглянулись.