Камилла Лэкберг - Железный крест
— Меня зовут Эрика Фальк. Я дочь Эльси Мустрём.
В глазах Бритты мелькнул интерес. Она постояла немного, вглядываясь в лицо Эрики, и внезапно улыбнулась.
— Конечно… Дочка Эльси. Теперь я вижу. Заходи.
Эрика с любопытством огляделась. Стены большого светлого дома были увешаны фотографиями детей, внуков и даже, судя по всему, правнуков.
— Весь клан, — перехватив ее взгляд, опять улыбнулась Бритта.
— А сколько у вас детей? — вежливо спросил Эрика, рассматривая фотографии.
— Три дочери. А дальше помолчим, а то я начинаю чувствовать себя старухой. Хотя не в этом дело. Что такое возраст? Всего только цифра…
— Это правда. — Эрика улыбнулась в ответ. Бритта показалась ей очень симпатичной.
— Садись. — Хозяйка ласково взяла ее под локоть.
Эрика сняла уличные туфли и куртку и прошла за Бриттой в гостиную.
— Как у вас красиво!
— Мы живем в этом доме пятьдесят пять лет. — Лицо хозяйки осветилось изнутри. Она уселась на большой яркий диван и похлопала по обивке рядом с собой, приглашая Эрику сесть. — Садись, поболтаем. Я так рада тебя видеть. Мы с Эльси очень дружили, когда были молодыми.
Она выразилась почти теми же словами, что и Аксель, и Эрике на секунду показалось, что и тон был таким же странным. Но Бритта опять расцвела своей прелестной улыбкой.
— Я разбирала чердак и нашла кое-какие вещи мамы… Мне стало интересно. Я так мало ее знала… Ну например, как вы познакомились?
— Мы с Эльси сидели за одной партой. С самого первого урока.
— Значит, вы знали братьев Франкель? Эрика и Акселя?
— Больше Эрика… Аксель был постарше, он смотрел на нас как на несмышленышей. Но какой он был красавец, Аксель! Хоть падай…
— Да, я слышала. — Эрику рассмешил энтузиазм пожилой дамы. — Он и сейчас красив.
— Красив, как бог! — Бритта сделала страшные глаза и сказала театральным шепотом: — Только мужу не говори!
— Обещаю! — Эрика приложила руку к губам. Ей все больше и больше нравилась бывшая мамина подруга. — А Франц? Насколько я понимаю, Франц Рингхольм тоже был в вашей компании?
Бритта выпрямилась и закрыла глаза. Потом грустно посмотрела на Эрику.
— Франц… — Она помолчала и повторила слово в слово: — Да, Франц тоже был в нашей компании.
— По вашему тону судя… вы его недолюбливали?
— Я-то? Недолюбливала? Я была влюблена в него как кошка. Только он поглядывал в другую сторону.
— В какую? — спросила Эрика, хотя уже знала ответ.
— Он ни на кого вообще не смотрел, кроме твоей матери. Ходил за ней, как щенок на поводке. А Эльси… она на него никакого внимания не обращала. Ей никогда не мог бы понравиться такой, как Франц. Это только такая глупая вертихвостка, как я, могла в него влюбиться. Мне тогда главное было, чтобы парень посимпатичней. А он красивый был… и знаешь, такой, ну как бы немного опасный… Девчонки-подростки это любят, а когда повзрослее делаются, соображают, что к чему.
— Не уверена, что вы правы. Даже взрослые женщины почему-то тянутся к опасным типам.
— Наверное, это так… — Бритта задумчиво посмотрела в окно. — Но я, на свое счастье, выросла из этого. И Франц мне разонравился. Он не из тех, с кем мечтаешь прожить жизнь. Не то что мой Герман.
— А не судите ли вы себя слишком строго? Про вас никак не скажешь, что вы… глупая вертихвостка.
— Теперь-то, ясное дело, нет. А тогда… не знаю, как Герман меня выдерживал, пока я не родила первого ребенка. Ничего хорошего во мне тогда не было.
— А Эрик? Каким был Эрик?
Бритта опять долго смотрела в окно — наверное, обдумывала ответ, потому что над переносицей появилась вертикальная морщинка. Потом лицо ее опять просветлело.
— Эрик уже тогда был этаким маленьким старичком. Нет-нет, не в плохом смысле. Он был каким-то… я бы сказала, чересчур взрослым для своего возраста. Он все время о чем-то думал… и читал, читал — носа не отрывал от книги. Франц его дразнил все время. Но Эрик не обижался… он вообще был немного странным, особенно на фоне брата.
— Аксель, как я понимаю, был очень популярен?
— Аксель был герой. И больше всех им восхищался Эрик. Аксель, что бы он ни делал, в глазах Эрика всегда был прав. — Бритта похлопала Эрику по колену и встала. — Пойду-ка я поставлю кофе, а потом продолжим. Надо же… Дочка Эльси. Какая приятная неожиданность…
Из кухни донесся звон чашек и журчание воды, льющейся из крана. Потом стало тихо. Эрика поудобнее устроилась на диване, наслаждаясь видом из окна. Минут через пять она забеспокоилась.
— Бритта? — крикнула она, но ответа не получила.
Эрика встала и пошла в кухню.
Старая женщина сидела за столом и невидящим взглядом смотрела в какую-то одной ей известную точку. Конфорка светилась зловещим красным светом, на ней стоял пустой кофейник, который начал уже дымиться. Эрика подбежала и сняла кофейник с плиты, обожгла руку, чертыхнулась и подставила пальцы под струю холодной воды. Лицо у Бритты было совершенно погасшим.
— Бритта? — испуганно позвала Эрика.
Она решила, что у пожилой женщины какой-то припадок, инсульт, не дай бог, но тут Бритта подняла на нее глаза.
— Подумать только… ты все-таки пришла, Эльси.
Эрика вздрогнула.
— Бритта… я не Эльси, я Эрика, ее дочь.
Бритта, похоже, не слышала ее слов. Лицо у нее постарело на десять лет.
— Я давно хотела с тобой поговорить, Эльси… Хотела все объяснить… но не решалась.
— Что вы не решались? О чем вы хотели поговорить с Эльси? — Эрика села на стул напротив.
Она даже не могла скрыть волнения. Ей вдруг показалось, что она близка к решению загадки. Загадки, которую она почувствовала в разговорах с Эриком и Акселем. Что-то они от нее скрывали, о чем-то ей, по их мнению, знать не следовало.
Но Бритта бессмысленно уставилась на нее, не говоря ни слова. Эрике вдруг захотелось взять ее за плечи и потрясти.
— Что вы не решались объяснить, Бритта?
Та сделала отстраняющий жест рукой, но потом передумала и наклонилась к Эрике совсем близко.
— Хотела… с тобой поговорить… но старые кости… старые кости должны лежать в земле. Ничему не поможешь… Эрик сказал, что… шепчет он, шепчет… неизвестный солдат… — Речь Бритты перешла в невнятное бормотание.
— Какие кости? О чем вы? Что сказал Эрик? — Эрика невольно повысила голос.
В тишине кухни ее вопросы звучали как истерические выкрики. Бритта закрыла руками уши и шептала что-то совсем уж несуразное. Она напомнила Эрике Майю — та поступала точно так же, когда ей пытались сделать внушение.
— Что здесь происходит? — Резкий мужской голос у нее за спиной заставил ее повернуться к двери.
На нее гневно уставился высокий старик с венчиком седых волос вокруг лысого черепа. В руках у него были два пакета с продуктами. Эрика сообразила, что это муж Бритты, Герман.
— Простите. Я… Меня зовут Эрика Фальк. Бритта дружила с моей матерью, и я хотела кое о чем ее спросить… все было просто замечательно… а потом она поставила на конфорку…
Ситуация была настолько неприятной, что Эрика никак не могла сосредоточиться и несла откровенную чушь. Бритта за ее спиной продолжала что-то бубнить.
— У моей жены болезнь Альцгеймера. — Герман поставил пакеты у холодильника.
В словах его прозвучала такая горечь, что у Эрики побежали мурашки по коже. Ей стало безумно стыдно. Альцгеймер… она должна была сообразить. Этот мгновенный переход от полной ясности к полному бреду. Она вспомнила, что читала — мозг больных людей постепенно загоняет их в угол, где нет ничего, кроме постоянного, равномерного, густого тумана.
Герман подошел к жене и осторожно отнял руки от ушей.
— Бритта, любимая… Мне пришлось поехать и кое-что купить… но я уже вернулся. — Он обнял ее и покачивался вместе с ней из стороны в сторону. — Я уже вернулся. Все хорошо… все будет хорошо…
Она постепенно успокоилась.
Он повернулся к Эрике.
— Вам лучше уйти… и я бы очень вас просил не возвращаться.
— Но Бритта сказала, что… мне очень надо узнать… — запинаясь, попыталась Эрика восстановить контакт, но он посмотрел ей в глаза и почти крикнул:
— Больше не приходите!
Эрика выскользнула из дома, чувствуя себя взломщицей. В ушах ее стоял спокойный голос Германа, увещевавшего жену. Но что это был за бред насчет старых костей? Что она хотела сказать?
Этим летом герани были необычно красивы. Виола тщательно срывала увядшие лепестки — это была необходимая мера. Ее коллекция гераней постепенно выросла до впечатляющих размеров. Каждый год она брала отростки и высаживала — сначала в маленьких горшочках с торфом, потом пересаживала в большие.
Ее любимицей была герань Морбака — ни один другой вид не мог сравниться с ней по красоте. Что-то было совершенно неотразимое в сочетании беззащитно-розовых цветов с грубоватыми острыми ветвями. Впрочем, розовидная герань ей почти не уступала.
