Тимоти Уилльямз - Черный Август
– То есть?
– То есть приходится учитывать какие-то другие факторы.
– Трупное окоченение?
– Ансельми предположил, что смерть должна была наступить где-то между одиннадцатью вечера в субботу и ранним вечером в воскресенье. Что вполне резонно. Мне довелось увидеть тело лишь через несколько часов после Ансельми. – Большим пальцем он указал на серую металлическую дверь в дальней стене комнаты, которая вела в помещение с камерами для трупов. – Слабые признаки трупного окоченения тогда еще прослеживались. Вы, наверное, знаете, что в жаркую погоду – как в эти последние дни – процесс трупного окоченения идет быстрее?
Тротти кивнул головой.
– Ансельми, похоже, этот температурный фактор учел. Принимая все во внимание, мне не остается ничего другого, как присоединиться к мнению Ансельми.
– Значит, время смерти – воскресный день?
– Суббота или воскресенье – не позднее девяти часов вечера, – подтвердил доктор Боттоне.
– А трупные пятна?
– Вечно вы спешите, комиссар, – раздраженно улыбнулся доктор.
– Я полагаю, у вас нашлось время взглянуть на тело.
Доктор Боттоне встал и подошел к висевшему на стене телефону.
– Привези № 2, Леопольди. Через пять минут я начинаю вскрытие. – Повесив трубку на место, он бросил через плечо: – Трупные пятна соответствуют тому, что запечатлено на фотографиях.
– И о чем это говорит?
– О том, что тело, упав на пол лицом вниз, больше не перемещалось.
Тротти посмотрел на Меренду, который во время этого разговора поднялся со своего места и стоял теперь у фотокамеры, касаясь бедрами низкого столика у стены. Фотокамера с длинными мехами была закреплена на вертикальном стальном стержне. Меренда стоял, скрестив на груди руки, в одной он держал записную книжку, в другой – шариковую ручку. Для прохладного помещения анатомички он, как и Тротти, был одет слишком легко. В ярком свете неоновых ламп его лицо приобрело желтоватый оттенок.
Меренда перехватил взгляд Тротти и улыбнулся, блеснув зубами:
– Никак не пойму. Пьеро, чего вы лезете в это дело? – Его голос звучал вяло. – И вы, и лейтенант Пизанелли. И с каких это пор Пизанелли работает на вас?
– Синьорина Беллони была другом моей семьи.
Меренда задумчиво кивнул головой. Доктор Боттоне пожал плечами:
– Я лишь мельком взглянул на труп. Через несколько минут, изучив его более обстоятельно, можно будет…
– По-вашему, тело, упав на пол, так и лежало там до тех пор, пока его не обнаружил синьор Боатти?
Неподвижно сидевшая до сих пор прокурорша повернула голову и посмотрела на Боатти.
– Все мои заключения, комиссар Тротти, основаны лишь на поверхностном ознакомлении с телом. Можно думать, однако, что…
Доктор Боттоне замолчал при появлении молодого ассистента. На нем был белый медицинский халат, оттенявший его смуглую кожу и подчеркивавший правильные черты его мальчишеского лица. Он вошел в комнату пружинистым шагом. Пожал руку Тротти, Пизанелли, комиссару Меренде и Боатти. Блеснув глазами, весело кивнул прокурорше. Потом прошел к дальней стене и открыл дверь в покойницкую.
Доктор Боттоне подошел к раковине, вымыл щеткой руки и надел белый халат и круглую шапочку.
Тротти заглянул через открытую дверь в покойницкую и, окинув взглядом длинные ряды вместилищ из нержавеющей стали, закусил губу. Он почувствовал вдруг, как в животе у него начал переливаться сладкий кофе.
– Вы уверены, что обойдетесь без лекарства? Ведь вы не первый раз на вскрытии и… Немного коньяку не помешает успокоить нервы.
– Обойдусь своими анисовыми леденцами.
В каждой камере свободно умещались носилки на колесах.
– Минут через сорок закончим. Вроде бы ничего сложного не предвидится. А сейчас всем вам не помешает надеть маски, – бесцветным голосом заявил Боттоне.
Не сводя глаз с доктора, Пизанелли прошептал:
– Самоуверенный ублюдок. – Тротти поморщился от долетевшего до него запаха коньяка.
– Дай-ка мне сигарету, Пизанелли.
Меренда оторвался от записной книжки:
– Доктор, есть ли у вас какие-нибудь соображения по поводу того, как ее убили?
– Причина смерти? – доктор Боттоне поднял брови, и Тротти вдруг вспомнилось, как однажды на побережье в Лидо Боттоне идентифицировал часть трупа, вынесенную морем на берег. Двадцать лет назад.
Боттоне сухо усмехнулся и повернулся к Леопольди. Улыбающийся ассистент живо вкатил в анатомичку носилки.
Доктор натянул на свои длинные сухие пальцы новые резиновые перчатки. Потом, словно пианист перед выступлением, вытянул перед собой руки.
– Жаль, что я не смог быть на Сан-Теодоро. О природе травмы и времени ее нанесения можно многое узнать по количеству кровопотерь. – Он обернулся к Тротти. Рукой в перчатке взял кофеварку. – Но у меня есть фотографии из лаборатории. Там, наверное, удивляются, почему при таких повреждениях было так мало крови. Вы уверены, что вам не нужно чего-нибудь выпить?
Тротти помотал головой.
Ассистент переложил покрытое простыней тело с носилок на стол для вскрытия. Одной рукой Боттоне зажег верхнюю лампу, другой налил себе в кружку кофе. Он пил кофе, спрятав глаза за блестящими стеклами очков:
– Бедняжка!
Леопольди открыл портфель с материалами к делу и вынул оттуда семь снимков тела, распростертого на полу квартиры на Сан-Теодоро. Он аккуратно разложил их двумя рядами на головном конце стола так, чтобы их мог разглядеть Боттоне.
Тротти заметил, что у Боатти от холода покраснел нос. В анатомичке, казалось, стало еще прохладнее.
Тротти чихнул.
Леопольди выложил на стол набор деревянных шпателей, пластмассовые банки и предметные стекла.
– Бедняжка, – бесстрастно повторил Боттоне. Опустив голову, он начал проверять микрофон своего магнитофона.
Ничего человеческого в этом теле уже не осталось, подумал Тротти; оно умерло, и эти мертвые конечности, выступающие из-под тонкой простыни, не имеют никакого отношения к некогда жизнерадостной и полной сил женщине.
Тротти почувствовал в горле горький вкус кофе с желчью.
Доктор Боттоне покончил со своим кофе и многозначительно прищелкнул языком. Он посмотрел на ярлык, привязанный к большому пальцу ноги трупа, и включил кассетный магнитофон:
– Доктор Давид Боттоне, патологоанатом городской больницы, судебно-медицинский эксперт, присягнувший государственной уголовной полиции в присутствии синьорины Амадео, прокурора республики, комиссаров Меренды и Тротти и офицера полиции…
– Лейтенанта Пизанелли, – подсказал Пизанелли.
Леопольди принес дисковую пилу. На ее острых зубцах не было ни единого пятнышка. Вставляя вилку в массивную розетку, ассистент весело улыбался.
Боттоне сдернул простыню.
– Проводится опознание тела женщины – предположительно синьорины Розанны Беллони, приблизительно 40 – 45-летнего возраста, ростом 1 метр 60 сантиметров, весом 63 килограмма.
Тротти встал.
Доктор Боттоне выключил магнитофон и повернулся к синьору Беллони. Блеклая улыбка.
– Господин Беллони, в присутствии прокурора республики я должен попросить вас подойти к столу. Я должен просить вас как ближайшего родственника синьорины Беллони, проживающего в этом городе, опознать тело. – Он вытянул руку и жестом пригласил синьора Беллони к столу. – Идентифицируете ли вы это тело как синьорину Розанну Беллони, проживавшую в этом городе на площади Сан-Теодоро?
Кровь с разбитого и обезображенного лица тщательно смыли. Волосы были откинуты назад и перехвачены эластичной лентой.
Опершись на руку Боттоне, пожилой мужчина устремил взгляд на труп. Аристократическое лицо его побледнело и напряглось. Светлые ресницы нервно трепетали в резком неоновом свете.
– Синьор Беллони, это ваша племянница?
Мужчина словно окаменел. Он горестно смотрел вниз на неподвижную, раздувшуюся нижнюю челюсть трупа.
– Это тело вашей племянницы синьорины Розанны Беллони?
Он повернулся и поглядел на молодую прокуроршу. Потом на Меренду.
– Пожалуйста, опознайте тело.
Беллони что-то пробормотал.
– Прошу прощения?
– Это действительно моя племянница, – проговорил он, дотронувшись до галстука-бабочки. – Это тело действительно было когда-то моей племянницей, но нет, не Розанной.
Герани– Где же тогда, черт возьми, Розанна Беллони?
Они быстро сели в «ланчу», и Пизанелли завел мотор. После холодного морга жара доставляла чуть ли не удовольствие.
– Нам бы следовало еще подождать, – сказал Пизанелли.
– Зачем? – Тротти пожал плечами. Его губы растянулись в улыбке, в которой не было ни боли, ни удовлетворения. – Я потом возьму заключение у Боттоне.
– Боттоне на праздники уезжает.
Хотя город почти опустел, на пересечении Новой улицы с улицей Мадзини образовалась пробка. Пизанелли выругался:
– И чего они в праздники торчат в городе? – Он со злостью установил на крыше автомобиля вращающиеся сигнальные огни и включил сирену.
