Диана Кирсанова - Созвездие Овна, или Смерть в 100 карат
- Фу, Аргус, фу! - прикрикнул на собаку Илья.
Женщина обеими руками взяла собачью морду, приблизила ее к своему лицу, звучно поцеловала зверя прямо в нос - и только после этого вскочила на ноги, отряхиваясь, пробежалась по моей фигуре оценивающим взглядом - с головы до ног и обратно.
- Алка, - сказал с упреком мой провожатый, - ну что это? Ему на цепи сидеть надо.
- Зачем? - возразила женщина. - Кур я, сам знаешь, не держу, а на привязи ему скучно. И мне тоже.
- Балуешь собаку, - проворчал Илья.
Он представил меня по всей форме - и блестящие глаза женщины вновь, уже более детально, заскользили по моей фигуре. Она нисколько не стеснялась, рассматривая меня, как некое обыкновенное, но небезынтересное существо. Я переступила с ноги на ногу.
- Ага, - с удовлетворением сказала Алка, закончив свой осмотр. -И что мне с ней делать?
- Проведи ее в дом и поговори с человеком!
- Ага. Все, Аргуша, у меня тут более интересный собеседник нарисовался, - отмахнулась она от наскакивающего на нее пса. - Что ж, пойдемте! Вани дома нет пока, у соседа он, крышу помогает перекрывать. Но мы поговорим, - она неожиданно подмигнула мне, -посидим, поболтаем. Иди, Илья, - обернулась она к деверю, - мы разберемся.
- Алка - ты смотри! - строго и (для меня) непонятно сказал Нехорошев.
- Иди, иди! - она отмахнулась. - Разберемся.
* * *Дом младшего сына Руфины отличался от того, который я только что покинула, более современной обстановкой. И мебель здесь была получше, и словно бы даже света проникало больше сквозь широкие, с раздвинутыми до упора занавесками окна. К моему удивлению, Алка провела меня не в большую комнату, как диктовали законы гостеприимства, а усадила на большой табурет в кухне.
Впрочем, здесь было очень даже уютно: на окошке трепетала веселая занавесочка с зайчиками, играющими на барабанчиках, в небольшой железной печке бесновались жаркие огненные язычки.
Когда я села, женщина, встав прямо передо мной и уперев руки в боки, вдруг звонко крикнула:
- Пашка!
На этот крик из комнаты сразу же выполз толстый, как пузырь, парень с книжкой - на вид лет пятнадцати. Хмуро уставившись на Алку, он остановился на пороге.
- Ну?
- У нас гости! - торжественно сказала Алка.
- Ну?
- Ну и иди.
- Нет.
- Иди, Пашенька, - ласково сказала Алка, беря подростка за подбородок. - Иди, родной мой.
- Отец заругается, - буркнул подросток.
- Не твоя забота.
Парень развернулся и вышел из кухни, неслышно ступая по половицам ногами в толстых вязаных носках. Через минуту в выходящее во двор окно я увидела, как его упитанная фигура медленно направляется к калитке. Он размахивал на ходу хозяйственной сумкой.
- Зачем вы его? - робко сказала я. - Мальчик не помешал бы нисколько.
- Мальчик сейчас придет, - был ответ. - Я его в магазин отправила. А вы что подумали?
- А-а, - мне-то показалось, что Пашку просто выставили из дому. - В магазин. Понятно...
- Ну, рассказывайте!
Иванова жена уже сняла длинную вязаную кофту, в которой она резвилась во дворе с собакой, и осталась в легком домашнем халатике с воланами. Остановившись передо мной, она живо провела рукой по высветленным до почти что снежной белизны волосам - подстриженные коротким каре, они быстро пробежали сквозь ее пальцы и упали на лицо, почти полностью закрыв один блестящий изумрудно-зеленый глаз со слегка подкрашенными ресницами.
Рассмеявшись, Апка тряхнула головой, снова откидывая волосы с лица, и села рядом, приблизив ко мне лицо и опустив подбородок на подставленные чашечками ладони.
- Ну? - спросила она с почти детским нетерпением. - О чем мы будем говорить?
- Я бы хотела узнать...
Излагая жене Ивана уже проверенную на старшем брате версию о редакционном задании, я рассматривала Алку, тешась надеждой, что мой пристальный интерес останется незамеченным ею. Женщина казалась не многим старше меня - ей было едва ли многим больше тридцати лет, а возможно, и меньше. Ивану же, как я уже знала, было сорок семь.
Но смущала меня не столько разница в возрасте - это не такая уж редкость, - сколько вопрос о том, как Илье вообще удалось заполучить в жены такую куколку. Сами Нехорошевы, если судить по Илье, особой наследственной красотой похвастаться не могли.
А Алку действительно можно было отправлять прямо на подиум - высокая, длинноногая, белокожая, но главным в ее внешности было даже не это, а то, что нельзя подогнать под рамки словесного портрета: живость, что ли? Непосредственность? Или темперамент? Слово не подбиралось.
Зависть набросилась на меня, злобно кусая; она была такой же, эта зависть, как и я сама - маленькой, толстой и рыжей. Я честно пыталась отогнать эту озверевшую жалящую муху, но она продолжала виться и жужжать надо мной, отравляя мне жизнь.
- А Пашка - он кто? - спросила я сердито.
- Ванин сын, - ответила Алка, все так же упирая подбородок в руки. Ее большой, слегка продолговатый глаз (второй вновь закрыла упавшая на лицо белая прядка) был похож на красивую зеленую раковину.
- Сын Ивана? Не ваш?
- Ну что вы! - приподняв голову, Алка рассмеялась и снова оперлась о ладони подбородком, обхватила пальцами щеки. - Разве я так плохо выгляжу? Пашка - сын Вани от первого брака.
- Так вы вторая жена? - вопрос звучал несколько бесцеремонно, но я сердилась, чувствуя, что начинаю попадать под обаяние этой Цирцеи.
- Да. Вторая и... - снова всплеск русалочьего смеха! - ... и любимая.
- А первая где?
- Она погибла, - просто и, кажется, даже без приличествующей случаю тени сожаления сказала Алка. - В результате... Как это говорят? ДТП. Вам разве Илья ничего не говорил?
- Илья? Нет. Почему об этом мне был должен рассказывать Илья?
Только тут на лицо молодой женщины легла легкая тень - тучка, прилетевшая в ясное весеннее утро:
- Но как же... Ведь Галина - это Пашкина мать - Галина погибла вместе с Оленькой. Это было ужасно...
- Кто это - Оленька?
Женщина задумчиво смотрела на меня несколько секунд; затем поднялась, бросила в окно быстрый взгляд, развернулась - и сказала на этот раз очень серьезно:
- Оленька - это дочь Ильи и Валентины. Ванина племянница. Она тоже погибла. Они обе... под колесами грузовика. Но это было давно.
- Как давно? - насторожилась я.
- Очень давно. Двенадцать лет назад.
Скрипнула дверь - вернулся Пашка. Не раздеваясь, он прошел в кухню, выставил из сумки бутылку водки, пакет сока, бросил на стол пачку «Мальборо-лайт». На меня он не смотрел.
- Все? - буркнул подросток.
- Все. Иди, дорогой.
Алла уже сдирала обертку с запаянной в целлофан мясной нарезки, потрошила прямо на клеенке крошившийся батон. Похоже, наши «подследственные» сговорились сегодня испытывать мое диетическое терпение. Я и не заметила, как на столе появились рюмки и тарелки с райскими птицами.
- Выпьем, - не вопросительным, а утвердительным тоном сказала Алка.
- Я не...
- Надо, - она позвенела краем своей стопки о мою рюмку. - А потом я вам все расскажу...
Заглотав обжигающую жидкость, я тут же вылила в рот хорошую порцию сока - в конце концов, сок прописан во многих диетах... А Пашкина мачеха, напротив, выпила очень эстетично: на ее лице не дрогнул ни один мускул. С легким стуком опустив руку с рюмкой на столешницу, она проворно подхватила бутылку и налила нам по новой:
- Я расскажу, но вы не говорите, что узнали об этом от меня, ладно? В моем положении второй жены не очень-то удобно сплетничать...
* * *...Когда по Береговому разнеслась весть, что жена шофера Нехорошева ждет ребенка, многие одобрительно закивали головами: наконец-то! Поженившись еще в начале 80-х, к десятому году совместной жизни Илья с Валентиной уже вместе обошли всех врачей. Эскулапы пожимали плечами, раскладывали на столах медкарты и листочки с результатами анализов, ободряли пунцовую после очередного гинекологического осмотра Валентину: у вас обоих все в порядке, говорили они, надо просто ждать. Несмотря на подначки острых на язык соседок, Илья был спокоен: он не испытывал особого желания становиться отцом и философски предоставил судьбе решить эту проблему за него.
Но Валентина... К тридцати годам нереализованный материнский инстинкт просто иссушил женщину. Она подурнела, похудела, снесла к бабкам и гадалкам немалую долю их общих с Ильей сбережений, даже пыталась подкупить врачей - в мистической надежде, что за взятку они «сделают» ей обнадеживающий результат анализов... Молодые матери (а женщины в Береговом - так уж сложилось - рожали охотно и часто) старались как можно реже проходить мимо дома Валентины: их смущал неподвижный, полный тяжелой зависти взгляд женщины, которым она провожала молодух с ребятами на руках. Как ни странно, но жажда материнства не перерастала у Вали, что часто бывает, в любовь к детям чужим; напротив, она как будто недолюбливала мелкотню за то, что она копошится не на ее коленях.
