Диана Кирсанова - Созвездие Овна, или Смерть в 100 карат
Я улыбнулась щенячьим шалостям, посмотрела на Апку - и привстала, изумленная тем, как в одну секунду посерело ее лицо.
Хозяйка дома смотрела не на меня: остановившимися глазами она наблюдала за собакой, и на лице ее жирным шрифтом был написан даже не страх - ужас. Она протянула руку - пес отскочил и присел в шаге от хозяйки, стуча по половицам хвостом, как палкой.
Теперь, когда его морда оказалась в полуметре от меня, я разглядела: в зубах у Аргуса зажата грязная, перепачканная сырой землей женская туфля на высоком каблуке-шпильке.
* * *Не отводя глаз от собачьей игрушки, Алла как-то по-бабьи охнула и закрыла рот крест-накрест поднятыми к лицу ладонями; белая прядка вновь упала ей на глаз, в котором продолжал плескаться ужас. Помедлив несколько секунд, она протянула руку, с силой вывернула из собачьей челюсти Аргусову добычу - пес обиженно засопел и сел на свой палевый зад, наблюдая за хозяйкой, - одним резким движением откинула с железной печки заслонку и швырнула туфлю в пляшущий огонь.
- Что вы делаете?!
Алла с грохотом захлопнула печную дверцу - тени, плясавшие на ее лице, исчезли, слизнув напоследок краску с еще минуту назад розовых щек - и обернулась:
- Что?
- Зачем вы...
Я осеклась, провожая взглядом враз посерьезневшую Аллу. Только что порхавшая по кухне женщина тяжело поднялась с колен, еще раз проверила прочность печного засова и села на свое место, снова закрыв руками посеревшее лицо.
- Сейчас, - глухо донеслось до меня. - Сейчас, подождите...
Я притихла, машинально царапая ногтем клеенку.
- Простите, - после долгой паузы сказала Алла. - Простите. Я просто очень испугалась.
- Всего лишь туфля, - пробормотала я не очень уверенно; нам обеим было понятно, что на самом деле Аргус принес страшную находку.
- Это та самая туфля, - прошептала Алла, наклонившись почти к самому моему лицу. - Та самая, которую надели на ноги моей свекрови... перед тем, как ее похитили.
- Откуда вы знаете? - я тоже перешла на шепот, спина стала липкой.
- А ты разве не видела? У нее разрезан задник!
Сами того не замечая, мы сидели у стола, склонившись друг к другу, как две заговорщицы. Алла внезапно схватила мою руку:
- Помоги мне, а?
- В чем? - я все еще приходила в себя.
- Меня хотят свести с ума. В буквальном смысле!
- Я не понимаю...
Алла сглотнула и, оглянувшись на дверь, потом на окно, пересела ко мне еще ближе.
- Понимаешь... Только не подумай, что я сошла с ума... Но это правда! Кто-то хочет, чтобы я... покончила с собой.
- Кто?!
- Этого я не знаю, - белая рука снова отвела со лба прядь. - Но вот уже год, как за мной... охотятся.
- Охотятся? Год?!
- Да. Как только я вышла замуж...
* * *Свою историю Алла поведала мне без всяких ужимок, недавно сопровождавших ее рассказ о трагедии Валентины. Только количество жидкости в водочной бутылке заметно уменьшилось: рассказчица не единожды наполняла свою рюмку и, подняв руку на уровень глаз, смотрела на меня сквозь резное стекло. Но в ее голосе не чувствовалось хмельных интонаций - скорее предыстерические нотки всерьез напуганного человека.
...Пятнадцать лет тому назад «комсомолка, активистка, спортсменка» и, наконец, просто красавица Алла Хлебникова, закончив среднюю школу в поселке Береговой, сразу же уехала в город - ей, отличнице с золотой медалью, пророчили большое будущее. Говорили, что Алка обязательно подастся в киноактрисы, манекенщицы, переводчицы (она неплохо владела немецким) - на самом же деле у выпускницы мечта была одна: мединститут.
Об этой мечте мало кто знал. Кавалерам Алка не раскрывалась, подруг у нее не было, а мать, встревоженная разговорами о малых заработках врачей, выбор дочери ни за что бы не одобрила. Собственно, в Аллочкину тайну была посвящена только Неля, младшая сестра. Уезжая в город якобы учиться на юриста, Алла по секрету рассказала сестренке, что на самом деле она собирается подать документы в мединститут.
Так она и сделала. Подала заявление на лечфак, устроилась в общежитии и, отвергая попытки легкомысленных абитуриентов завязать близкое знакомство, все оставшееся до экзамена время провела с книжками в руках. Но - и этим как бы обозначилось начало последующей череды Алкиных невезений - несмотря на то, что медалистке Хлебниковой для поступления достаточно было сдать только один экзамен, в «день икс» девушка вытащила билет именно с тем вопросом, ответа на который она не знала.
- Не расстраивайся! Поучишься пока в медучилище, через два года закончишь - потом снова поступишь, на этот раз уж точно! - утешала зареванную Алку соседка по комнате. - Практики пока наберешься, это ж великое дело!
Хлебникова последовала этому совету. Она действительно легко поступила в училище и через два года вышла из его стен с дипломом квалифицированной медицинской сестры. К тому времени мечта стать врачом отошла на задний план и как бы пригасла; ее придавило честолюбивое стремление поскорее надеть белый халат и начать работать. Алла Хлебникова получила распределение в стоматологическую клинику.
Но первый рабочий день запомнился Аллочке не тем, что она впервые вошла в медучреждение в качестве полноценного рабочего кадра. Нет, вначале, в это ясное летнее утро, она действительно чувствовала себя счастливой оттого, что идет на первую в своей жизни работу. Отдел кадров направил медсестру Хлебникову в сорок пятый кабинет, она долго шла по длинному коридору, изучая нумерацию дверей, и наконец толкнула одну из них с затиснутой под потрескавшееся оргстекло картонной табличкой:
«Анатолий Евгеньевич Кирсанов, врач-стоматолог»
И шагнула в залитый солнцем кабинет, цветя улыбкой, навстречу высокому черноволосому мужчине в белом халате, со спущенной до подбородка марлевой повязкой, который смотрел на нее ласково и чуть отстранен но.
У него были сильные, суховатые от частого контакта со спиртом ладони и такие большие, темные, влажно блестевшие глаза, что бойкая Алка впервые притихла и глупо уставилась на него, пытаясь поймать в его глазах свое отражение.
Доктор протянул руку - девушка подумала, что он хочет поздороваться, и робко подала свою, - но врач с тургеневской фамилией лишь легонько щелкнул заробевшую девицу по носу, и впервые за всю свою практику общения с молодыми нахалами Аллочка растерялась.
...Надо ли говорить, что она полюбила?
Доктор Кирсанов был старше ее почти на пятнадцать лет, более того - он был женат. Нередко после школы к папе на работу заглядывали двойняшки-первоклассницы, такие же, как и он, смешливые девчонки на коротких полных ножках и с жесткими вьющимися, как у отца, волосами, всегда заплетенными в толстые короткие косицы. Случалось Алке видеть и его жену, очень ухоженную, гибкую женщину со смуглой кожей и «семейными» насмешливыми морщинками в уголках глаз. Супруги постоянно пересмеивались, бросая друг другу шутки, словно сражаясь в настольный теннис. Это, как быстро поняла Алка, было у Кирсановых семейной игрой: подхватить на лету брошенный тебе «пересмешник», отбить и кинуть обратно - каждый из партнеров отражал удар с неизменным изяществом.
Ни о каком романе врача с юной медсестрой в данном случае не могло быть и речи; Анатолий Евгеньевич действительно был хорошим семьянином.
И Аллочка Хлебникова страдала молча. Это было не так-то просто: понять и - главное - принять ту мысль, что, несмотря на вечно жужжащий около тебя рой поклонников (многим, ох, многим не давала спать спокойно золотистая Аллочкина челка), именно Он, именно Этот, именно Единственный Желанный мужчина - для тебя недоступен. Нужно было привыкнуть к этой мысли, но это Аллочке никак не удавалось.
Она не была оригинальной и поступала так, как веками поступали и будут поступать ее ровесницы, но Аллочкин любимый не шел в ее нехитрые сети. Не помогали ни ладно обтянутые гладкими чулками длинные стройные ножки, ни как бы случайные наклоны - так, чтобы в вырезе белоснежного халата на миг показывались нежные бугорки груди, - ни легкие, мимолетные, рассеянные касания, ни частая смена особых, терпких духов - доктор Кирсанов по-прежнему заканчивал рабочий день ласково-покровительственным: «Пока, хулиганка!» - и легонько щелкал Аллочку по носу, который через минуту после ухода доктора уже распухал от слез и становился розовым и некрасивым, как у поросенка.
Она не читала ничего серьезнее дешевых романов с двумя пронзенными стрелами сердцами на обложке, в которых все всегда заканчивалось хорошо. С тайной надеждой, что книжные рецепты помогут и в ее любви, через полгода своих страданий девушка слово в слово переписала одно из ужасных, напыщенных, велеречивых писем, что по воле автора любовной саги намарала своему возлюбленному томящаяся в средневековой башне девица, - и в конце рабочего дня, обмирая от грохота собственного сердца, подложила голубой конверт в карман Его пальто.
