Мария Очаковская - Проклятие Византии и монета императора Константина
– Что ж мне, прямо из раскопа звонить? – замялся Лобов. – Мы едва находки разложили… – Он не успел договорить, как с поздравлениями к нему подошла помощница Николая Лаврентьевича, чопорная пожилая дама, и чмокнула, точнее, клюнула его в щеку.
– Ну, да это всегда так… Один умеет искать, а другой докладывать… – заметил замдиректора, в нетерпении потирая руки. – Ну-с, итак…
Лобов достал флешку (как чувствовал, поэтому и прихватил ее с собой) и подключил к стоящему на столе компьютеру, тотчас вниманием замдиректора и его помощницы завладели первые снимки, появившиеся на мониторе.
Дмитрий Сергеевич изредка вставлял свои комментарии.
Да, таких результатов от Торновского раскопа не ждал никто, кроме, вероятно, самого Лобова.
И как бы ни относилось новгородское археологическое сообщество к находкам из драгметаллов, на протяжении десятилетий повторяя, что, мол, не все то золото, что блестит, у нас иные задачи, но все же золотой византийский кубок производил колоссальное впечатление.
Разумеется, для людей науки денежный эквивалент находок, их цена стоит если не на последнем, то уж по крайней мере не на первом месте. Но у широкой публики, у прессы, у чиновников из Минкульта приоритеты выстраиваются в обратном порядке. К примеру, все они значительно сложнее усваивают информацию о том, что ни один раскоп в мире не дает такого объема средневековых письменных источников, и притом постоянно пополняемого объема, как Великий Новгород, в этом и состоит его исключительность.
Самому Лобову неоднократно доводилось наблюдать разочарование на лицах журналистов, держащих в руках маленький черный, свернувшийся в трубочку клочок бересты. И неважно, что в нем самое древнее на Руси письменное предложение руки и сердца: «…пойди за мьне, яз тебе хоцу, а ты мене»[29].
Подобные находки требуют объяснения, а вот кубок из чистейшего золота, украшенный драгоценными камнями, – нет.
Дмитрий Сергеевич понимал, о чем думает Николай Лаврентьевич, приковав свой взгляд к снимку. Искусное творение византийских ювелиров – находка имиджевая, резонансная, сенсационная, хотя в профессиональных кругах не любят это слово, но сейчас замдиректора употребил именно его – «сенсация».
«Пригласим прессу, покажем, расскажем, пошумим, а там, глядишь, и с финансированием кое-какие вопросы уладим».
Лобов словно читал мысли Николая Лаврентьевича, а тот решил ковать железо, пока горячо:
– У меня к тебе будет небольшая просьба, Дмитрий, – с нажимом произнес он. – Я понимаю, что ты очень занят, но с журналистами все-таки пообщаться придется. Это завтра и ненадолго, а потом сразу назад вернешься.
На лице Лобова изобразилась мука. Он рассчитывал ехать в Торново прямо сейчас и такого подвоха никак не ожидал.
– Ради общего дела. А Шепчука я предупрежу, чтоб без тебя они ничего не трогали! Даже к раскопу не подходили. Об этом ты не волнуйся, – договорил Николай Лаврентьевич и, вооружившись мощной лупой, вернулся к просмотру фотографии. – Подскажи, Дим, а что там как будто буковки сбоку, не разберу?
Обсуждение буковок заняло часа полтора, не меньше.
Когда Лобов бросил взгляд на часы, то мгновенно почувствовал угрызения совести. Лена права, на дочь времени у него не остается.
По счастью, до Троицкого раскопа было недалеко.
* * *– Простите великодушно, милые дамы, что задержался, – с улыбкой произнес Лобов, подходя к увлеченно беседующим Жене и Алевтине, и молитвенно сложил руки. – Бросил ребенка, а тот небось голодный…
– Мы кофе пили, – не оборачиваясь, сказала Аля.
– А ты уже, наверное, домой собралась? – Лобов обратился к Жене: – Так давай мы тебя подбросим.
Но та лишь недовольно мотнула головой, мол, «раз опоздал, не мешай», и продолжила что-то объяснять Алевтине.
– …смотри, вон в том углу, видишь, мы и нашли первую в нашей жизни берестяную грамоту, – Женя вытянула руку и показала, где это было, – с твоим папой и покойным Костей Тарасовым.
Лобов перестал улыбаться:
– Постой, почему покойным?
– А ты разве не знал, что он умер? – обернулась к нему Ярис.
– Да ты что?
– Три месяца назад. Я думала, ты знаешь. Гронская тебе не рассказывала? Она ведь, кажется, тоже общалась с его женой.
– А почему на Базе никто ничего не знает? Даже не сообщили, – ошарашенно спросил Лобов.
Женя пожала плечами:
– Он ведь в Крыму работал. Сразу после Краснодарского края туда уехал, там на Лильке женился и на связь выходил редко. Ты сам его когда в последний раз видел?
– Кажется, года три назад на конференции… – неуверенно протянул Дмитрий Сергеевич, как заведенный качая головой. – Господи! Коська. А отчего? Он ведь еще не старый, на год моложе меня!
– Тут, Дим, все туманно. Лилька, когда мне звонила, сказала что-то про больное сердце, но при этом, знаешь, как-то замялась. Это я потом от других узнала, что вроде Костя умер от некачественной водки…
– Он что, разве выпивал?
Женя покачала головой:
– Какая теперь разница. В один день все произошло, говорят, что-то выпил, стало плохо, и упал прямо на улице. Врачи ничего сделать не успели.
Поглощенные разговором, взрослые не заметили, как после этих слов вытянулось Алино лицо. Она стояла потрясенная и о чем-то судорожно размышляла.
– Метиловый спирт – высокотоксичный промышленный яд, бесцветная жидкость с запахом алкоголя, попадание в организм от восьмидесяти до ста миллилитров смертельно, – повторила она сказанную Валерием Петровичем фразу, и рука ее потянулась к телефону.
20. Торопко лезет не в свое дело
ОТ МИХАЛЯ К ОТЦУ.
Если князь пойдет в поход, то возьми коня у Федора и седло возьми.
Фрагмент грамоты 404, Новгород, случайная находка, XIII в.«Какая мне, собственно, разница, кто убил этих незнакомых женщин? Почему я лезу не в свое дело?» – в который раз спрашивал себя Валерий Петрович Торопко, хотя заранее знал ответ: лезет он от безделья!
Сочинская головоломка напрочь вытеснила огородные радости и не давала ему покоя.
А после звонка Алевтины, когда к «траурному списку» добавилась еще одна жертва, Валерий Петрович просто не находил себе места. Если Аля правильно передала слова отца, то Константин Тарасов тоже участвовал в экспертизе ценностей, поступивших в антикварный магазин «Галеон», возможно, он даже присутствовал при изъятии клада из дома Шамкиных.
Лишенный против обыкновения нужной оперативной информации сыщик злился и нервничал. Потом, походив из угла в угол, Торопко пошелестел записными книжками и решил-таки связаться со своим крымским коллегой, с которым они когда-то вместе работали. И тот по старой дружбе не отказал. Пару дней спустя у Валерия Петровича появились кое-какие факты, скупые, мутные и оттого очень подозрительные.
Константин Тарасов умер внезапно. В таких случаях говорят: скоропостижная смерть. Вышел погулять и потерял сознание. Прохожие вызвали «Скорую», но врачи опоздали. Вскрытие показало наличие в желудке формалина и муравьиной кислоты, возникающих при распаде метилового спирта. Из показаний жены и соседей выяснилось, что накануне не было ни шумной попойки, ни ночных походов с друзьями за водкой, не было и бытового пьянства, на фоне которого обычно происходят подобные отравления.
– Эх! Если бы дело было у меня, – рассуждал бывший опер, – то я бы в обязательном порядке обратил внимание на это странное несоответствие, как и в случаях с Дмитриевой и Жарко. Факт, более чем подозрительный, когда жертвы, не злоупотреблявшие алкоголем, умирают именно от него.
«Надо было свидетелей искать и с ними работать не формально, для галочки, как это обычно бывает, а трясти всех, кто мог хоть что-то видеть», – мысленно обращался к сочинским коллегам Торопко.
«Но они ведь ничего не знают про Тарасова!»
– Послушай, Валер, да у нас в стране от метанола тысячи гибнут! А ты предлагаешь всех трясти. Люди пьют и технический спирт, и политуру, и антифриз… – возражала Валерию Петровичу супруга. – Вот и травятся. Это статистика! А тебе везде отравители мерещатся.
– Ты, Свет, забываешь, что речь идет о вполне себе благополучных гражданах, не об алкашах, которые пьют политуру.
– Но ведь и с ними может произойти несчастный случай! Как говорится, все под Богом ходим.
– Нет, дорогая моя, в несчастный случай нас заставляют поверить! Как ты не понимаешь, ведь это ловушка. Ее подстроил тот, кто задумал и совершил эти убийства. Именно поэтому он выбрал не какой-то редкий экзотический яд, а метанол, которым, исходя из твоих слов, все травятся. К тому же его легко достать. Сейчас любой работяга с лакокрасочного производства вынесет хоть целую канистру метилового спирта за вполне умеренную плату. А остальное – дело техники…
– И все же смерть этого археолога квалифицировали как несчастный случай, – вставила Светлана.
