Мария Очаковская - Проклятие Византии и монета императора Константина
– Отвяжись, а? Прошу…
– Умолкаю. Кстати, Маш, ты скажи шефу, что я этому Аркадьевичу могу завтра тавегил вколоть, чтоб не лез никуда. А что? Срубает капитально.
Маша отмахнулась:
– Денис, давай спать! – Растянувшись на раскладушке, она мгновенно заснула, даже во сне продолжая улыбаться: «Завтра все будет хорошо».
* * *ОТ ГОСТЯТЫ К ВАСИЛЮ.
…женясь на новой жене, он меня прогнал, а другую взял. Приезжай, сделай милость.
Из грамоты 9, Неревский раскоп, усадьба «А», XII в.Гронская проснулась по будильнику вместе с Лобовым:
– Я тебя провожу.
– Не надо, Тасенька, спи. Еще не рассвело, – тихо сказал он и поцеловал ее в макушку.
– Нет, я встану, – возразила она. – Там, в термосе, я кофе тебе приготовила, сейчас достану.
Пока Лобов умывался и одевался, Тася накинула на плечи халат и, прихватив чашки и термос, села под навес за стол.
Ночной туман еще не рассеялся, все вокруг было призрачным, серым, как и тень, метнувшаяся рядом. Тася вздрогнула. Это была Дина.
– Пошла! Прочь! Фу! – приказала Гронская.
Вильнув хвостом, собака фыркнула и, настороженно обнюхивая траву, пробежала мимо, потом вдруг остановилась и, по-волчьи задрав морду кверху, завыла.
В протяжном Динином вое Тасе почудилась тревога, и она запустила в собаку шишкой.
– Ну, про Шепчука ты все сама знаешь, – подойдя к ней, по-деловому заговорил Лобов, принимая чашку с кофе. – Скверно то, что я уезжаю, а он остается. Все равно что мина замедленного действия.
– Ничего, справимся, – сказала Гронская и пристально на него поглядела.
– Ну, что… по работе я вроде все уже тебе сказал… – Дмитрий Сергеевич заторопился.
– А не по работе?
– Что ты имеешь в виду?
– Что ты мне врешь, Лобов. И твое вранье меня унижает, – все так же спокойно, не повышая голоса, произнесла Гронская.
– Тасенька, ну зачем ты…
– Ты знаешь, Мить, – перебила она его, – я готова сделать для тебя все и даже больше. Но не надо унижать меня перед группой.
Лобов снова посмотрел на часы:
– Таська, не выдумывай. Все будет хорошо, все наладится!
Он уехал.
И прогноз его, как ни странно, оправдался – наступившее воскресенье выдалось на редкость спокойным.
19. Приезд дочери
ПОКЛОН ОТ ГАВРИЛЫ ПОСТНИ СЕСТРЕ МОЕЙ УЛИТЕ.
Приехали бы вы в город к радости моей, а нашего слова не оставили бы без внимания.
Фрагмент грамоты 497, Славенский раскоп, XIV в.Утро было чудесное. По ясному небу плыли светло-розовые облачка, их отражения в зеркале реки перемешивались с мириадами солнечных зайчиков. Еще не обмелевший от летнего зноя Волхов катил на берег легкую волну. Утреннее солнце осветило купола Святой Софии, сочную зелень парка, мощные башни кремля, среди которых выделялся нарядный Кукуй. Несмотря на ранний час, на пешеходном мосту уже топтались первые туристы. Миновав улицу Чудинцева и проспект Маркса, Лобов свернул на неуютную Вокзальную площадь. Он не любил это место, здание вокзала наводило на него тоску. Видно, причиной тому – частые переезды, вся его жизнь проходила в дороге.
На тротуаре у вокзала, как всегда, перед прибытием московского поезда топтались таксисты, прохаживались женщины с табличками «жилье», старушки с цветами. Где-то заходился криком ребенок, из ближайшего киоска неслась музыка – звуки и голоса города, смешиваясь, превращались в одно сплошное «неразберипоймешь».
Потянулись первые пассажиры. С трудом расчищая себе дорогу в толпе, Лобов вертел головой по сторонам и не сразу узнал собственную вдруг повзрослевшую дочь – в какой-то мини-майке, с голым животом и гигантским, нестерпимо розовым чемоданом.
– Привет, папуль! – закричала Аля и кинулась к отцу на шею.
– Здравствуй, Алька! Как доехала?
– Чума-а-а! Не спала ни минуты! Мы с соседями по купе всю ночь в покер резались! – радостно сообщила дочь и, обернувшись, помахала кому-то рукой.
– На деньги?
– Не-а! Хотя стоило, потому что я всех их сделала!
Дмитрий Сергеевич с облегчением выдохнул:
– А мама как?
– Ясно как! Обижается!
– На что обижается?
– На то, что ты не звонишь, мобильник у тебя все время вне доступа, а эсэмэска пришла с какого-то чужого номера.
– Я же ее предупреждал, что у нас в лагере со связью плохо. Кроме того, мы с ней обо всем договорились, – начал было оправдываться Лобов.
Дочь его перебила:
– Да я-то без претензий, пап. Ну а чего там у вас на раскопе?
– Все хорошо, работаем, – сдержанно ответил Дмитрий Сергеевич, решив пока не посвящать дочь в события последних дней. Лучше потом, в более подходящей обстановке…
Отец и дочь пересекли вокзальную площадь и поравнялись с припаркованным у палисадника экспедиционным «уазиком».
– Ничего себе! – изрекла дочь, увидев чудо советского машиностроения с надписью «Археология» на борту. – Какая офигенная тачка у тебя, пап! – И тотчас принялась делать селфи на ее фоне.
Лобов сощурился от кислотно-розового чемодана:
«Ох! Не будет от этого толку…» – перевел взгляд на голый Алькин живот и вздохнул:
– Ты не против, ребенок, если мы сначала на Базу заедем?
– Не вопрос! Ах, да! Ты же тут, как на подводной лодке, сидишь, ничего не знаешь, самое главное пропустил. Помнишь, ты нам говорил про ту тетку с разными глазами? Так вот, мы с Валерием Петровичем, нашим соседом по даче, теперь ведем расследование того дела! – И дочь взахлеб принялась рассказывать, к каким поразительным выводам пришел отставной подполковник Торопко, узнав от нее об Алине Дмитриевой и старой визитной карточке.
Экспедиционный «уазик» свернул с моста на набережную Александра Невского, справа мелькнула белоснежная аркада Ярославова дворища, живописные церковки Торга, колокольня. Миновав перекресток, Лобов покатил по Ильине улице[28], по обеим сторонам которой шли аккуратные, свежевыкрашенные фасады симпатичных двухэтажных домиков – чудом сохранившаяся в войну застройка XIX века. Не доезжая нескольких десятков метров до церкви Спаса Преображения, машина остановилась. У входа в церковь уже прохаживались туристы с фотоаппаратами, в надежде взглянуть на фрески Феофана Грека, внутрь их пока не пускали. По правой стороне улицы за каменной стеной и резными воротами укрылись постройки подворья Знаменского монастыря. Здесь и располагалась Новгородская археологическая экспедиция, или, проще говоря, База, куда так не хотел, но вынужден был заехать Лобов. Он-то думал, что встретит дочь и сразу назад. Ан нет! Не дали, позвонили, вызвали к руководству: «Дмитрий Сергеевич, не таитесь, поделитесь своими успехами!» Видно, Шепчук донес, по Базе поползли слухи.
Докуривая сигарету перед вывеской «Памятник-музей», Лобов раздумывал, что делать с дочкой и чем ее занять. Разговоры ей быстро наскучат.
Вдруг знакомый голос прервал его размышления.
– Привет, Дим! Как жизнь, давно тебя не видела! – Это была Женя Ярис, его старинная институтская приятельница.
– Ой, Женька, ты все цветешь! – обрадовался Лобов.
Вкратце рассказав друг другу про житье-бытье, они стали прощаться, так как оба торопились.
– Я сейчас на Троицкий, – сообщила Женя и, посмотрев на Алевтину, предложила: – Если хочешь, Аля, пошли со мной. У нас там интересно. А отец, когда закончит разговоры разговаривать, за тобой заедет.
– Я с удовольствием, – тотчас согласилась та, чмокнула отца и устремилась за Женей.
Дмитрий Сергеевич зашел на территорию монастыря и направился ко входу в низкую угловую постройку.
Дверь в кабинет замдиректора была приоткрыта, тот говорил по телефону. Лобов заглянул туда и решил подождать в коридоре. Но стоило ему сесть, как тотчас перед его мысленным взором нарисовались экспедиционные палатки, разборочные столы с разложенными на них находками, Машенька, Тася, Бьорн, поющий печальную песнь над своим давно почившим соплеменником… Внезапно мирную сцену нарушил Шепчук, выскочивший как черт из табакерки. Лобов явственно представил себе, как Ленчик деловито расхаживает по лагерю, всюду сует свой нос, направо-налево раздает советы… Поразительная бесцеремонность!
Кстати, по поводу сегодняшней беседы с руководством у Лобова не осталось никаких сомнений. Это, разумеется, Шепчук позвонил! Его работа! Может, он что-то затевает?
– Дима, Дмитрий Сергеевич! Ну, заходи же, не прячься! – донесся из кабинета бодрый голос Николая Лаврентьевича. Едва увидев Лобова, он просиял от радости и, невзирая на одышку, с необычайным проворством выскочил из-за стола и заключил коллегу в объятия. – Дорогой мой человек! Низкий тебе поклон за твою работу, за такие результаты! Порадовал ты старика! Ой, как порадовал! Вот только чего сам не позвонил? Партизан! – Продолжая улыбаться, он театрально погрозил Лобову пальцем. – Ведь это Леня Шепчук мне сегодня сообщил о твоем триумфе.
