Кнут Фалдбаккен - Поздние последствия
— Старо как день. — Анита лишь вздохнула в ответ. Копание в этом старом деле также вывело ее из равновесия. — Видимо, придется побеседовать с кем-то в тамошней полиции, кто занимался этим делом.
— Ты можешь со мной побеседовать.
— Ты же была стажером.
— Да, но очень старательным. Это было мое первое дело об убийстве, и оно касалось женщины, которую бил и, очевидно, убил ее муж. И как ты думаешь могла реагировать на это такая феминистка, как я?
— Да я уже вижу, как такая феминистка сейчас реагирует.
— Вот-вот.
— И это было… пять лет тому назад?
— Пять с половиной.
— Хочешь еще раз заняться делом, в котором фигурирует подозрение против Скарда?
— И да, и нет… — Она снова вздохнула. — Ведь я им уже занималась.
— Как долго вы потом держали Скарда под колпаком?
— Не очень долго. У нас не было людей для систематического слежения в течение долгого времени.
— Ты хочешь сказать, что он продолжал жить как ни в чем не бывало?
— Не совсем. Он взял больничный и жил в том же месте несколько месяцев. По окончании семестра он тихо собрался и переехал. Я не думаю, чтобы кто-то интересовался, куда он отправился. Дело было закрыто. Мы не нашли ни тени улик против него. Кроме того, что он жестоко и регулярно колотил ее, и довольно долго. У меня на доске над столом долго висела ее фотография, сделанная в тот вечер. Я возражала против закрытия этого дела.
— Но ты была лишь слишком старательным стажером в полиции.
— А он — человеком с высшим образованием и хорошими манерами и работал в школе Фритьофа Нансена. А это высокое положение в Лиллехаммере. Там ценится воспитание и образование.
— Да уж, здесь в Хамаре гораздо лучше, у нас люди думают, что слово «идеальный» относится только к лепешкам из пресного теста.
— А «культура» — кислое молоко.
И они насладились громким смехом над старой шуткой по поводу деревенщины в Хедмарке.[11]
— И вот сейчас он обосновался в этом городе и начал все сначала, с новой женой?
— Она была сожительницей.
— Он, наверно, не смог развестись по закону со старой женой.
— Это можно проверить. Существуют правила насчет того, сколько времени человек должен считаться пропавшим, прежде чем его объявляют умершим и брак расторгается. Я завтра спрошу у Кронберга.
— Еще одна растяпа, которая вся тает перед парнем, открывающим перед ней дверь машины, а сам он двух слов связать не может. А потом он ее убивает.
— Ну не совсем так на этот раз, — поправил ее Валманн. — Карин Риис работала ассистентом стоматолога. И она не без прошлого.
— Что за прошлое?
— Я вчера узнал, что она еще была гостиничной проституткой в городе, — сказал Валманн, заворачивая к дому.
— Не слишком ли много для нашего учителя этики?
— Думаю, более чем достаточно. — Он вышел и открыл дверь гаража.
Анита крикнула ему вслед:
— А у нас есть красное вино дома? Я решила начать трезвую жизнь с завтрашнего дня.
— Так и сделаем. Я тоже не сторонник слишком быстрого снижения темпов.
Часть вторая
1
Я пережила шок, когда увидела его снова.
Я боялась этого. Старалась изо всех сил не думать о том, что такая встреча рано или поздно произойдет. Я могла бы, наверно, предпринять что-то более кардинальное, чтобы не допустить этого. Например, обосноваться в каком-нибудь городе подальше отсюда. После нескольких лет с постоянными переездами меня ничто больше не связывало с местностью вокруг озера Мьёса. Но я почему-то сижу здесь, в недавно открывшемся отделе социального обеспечения в центре Хамара, и занимаюсь тем, что превращаю человеческие судьбы в номера и коды в соответствии с формулярами социальной службы.
Для меня это определенный шаг вперед.
Я пережила очень трудное время, но думаю, что самое страшное уже позади. Я долго старалась научиться позитивно думать о себе и других людях. Я ставила перед собой цели, и мои усилия приносили результаты; мне удалось восстановить свою жизнь. В хорошие моменты я думаю о том, что плохие времена не вернутся. Никогда.
И вдруг на мой стол попадает документ с его именем.
Ничего странного в этом нет. Моя работа состоит в том, чтобы изучать обращения, проводить интервью, искать документы в архиве. В поле моего зрения ежедневно попадает по пятьдесят имен, если не больше. Некоторые из них кажутся знакомыми, а некоторых людей я и вправду знаю. Я могла бы неплохо заработать, допустив небольшую утечку сведений, которые я узнаю, просто сидя на работе. Но я никогда не стала бы этого делать. Я вижу в своей работе нечто большее, чем возможность получить легкие деньги. Моя цель — фундаментально изменить свою жизнь, стать новым человеком в новом окружении. После того, что я пережила, эта цель стала для меня наваждением. Реабилитация проходила очень медленно. Физические раны залечиваются, а душевные не перестают кровоточить. Поврежденная психика не так легко восстанавливается. (Я научилась спокойно говорить о вещах, мучивших меня. Я прочитала несколько книг по этой теме, прошла курс лечения и стала специалистом по моему случаю.) Перешагнуть через прошлое, идти дальше, преодолеть дурные мысли и сосредоточиться на хорошем — таков был мой план. И я уже многого достигла. Я много сделала, чтобы быть довольной собой. И я думала, что заслужила эти маленькие победы.
И вот его имя вдруг появилось на моем письменном столе. Я чуть было не сказала: в один прекрасный день. День был, насколько мне помнится, не особенно хорош. Осень уже вступала в свои права. Я выходила на работу и приходила домой в полутьме. Зимой приходится еще работать над тем, чтобы бороться с темнотой и сохранять маленький огонь внутри себя. Моя служба благоприятствует этому. Я только начала трудиться на этом поприще и взялась за работу с пылом, относилась к деловым бумагам и отчетам эмоционально и старательно, и, как мне кажется, мне все удавалось.
Он не изменил фамилию. Я прочитала ее один раз, потом еще и еще… У него, очевидно, не было прошлого, от которого хотелось бы сбежать. Уже одно это могло поколебать стабильность, которую я так мучительно восстанавливала.
Сама же я жила под чужим именем. Об этом я позаботилась в первом же кризисном центре, в который попала. Мне помог один социальный работник, мужчина. Он понял всю серьезность моей ситуации и превысил свои полномочия, мягко говоря. Позднее я поняла, что, помогая мне таким образом, он рисковал своей должностью. Неудивительно, что однажды он пришел ко мне, чтобы получить нечто взамен. И я ему не отказала. Все произошло очень быстро. Он был пылок, но осторожен. Даже пытался быть по-настоящему «нежным». И со знанием дела говорил о том, что произошло, как до, так и после. Это было чуть ли не хуже, чем насилие, которому я подвергалась в особняке на Сёре Ол. Он говорил мне, что я красивая, что он влюблен в меня, «слегка одержим», как он выразился, что я должна позволить ему помочь мне преодолеть ужас, который я пережила, то есть вступить с ним в любовную связь.
И тогда я поняла, что с мужиками для меня покончено.
Я покинула кризисный центр, как только скопила немного денег, и взяла с собой свое новое имя.
Мой супруг сохранил свое имя, но отнюдь не статус. Это стало ясно из заявления на получение временного пособия для некой Карин Риис, ассистентки стоматолога. Имя ее сожителя: Агнар И. Скард. Живет на пособие. Заявление поступило в наш отдел из отдела по делам семьи. При рассмотрении таких заявлений учитывались определенные вещи, например прошлое женщины, отсутствие у нее пороков. А также возможности ее реабилитации. Я не смогла продолжить чтение. До меня сразу дошло, что этот человек, это чудовище, вонзил свои зубы в новую жертву, которую подобрал на улице и которая не смогла бы оказать сопротивление его попыткам втянуть ее в сеть своих болезненных представлений. И он мог бы сломить ее. На глаза навернулись слезы. Я почувствовала, что плоды моих многолетних усилий под угрозой. Сердце так часто застучало, что защемило в горле. Я оказалась отброшенной назад, уничтоженной. Я снова была той самой Лив Марит Скард, которая начинала всхлипывать, дрожа от страха, только при виде его имени. Рыдать от ужаса и бессилия, от ненависти.
Мне пришлось отпроситься с работы в тот день. Я пошла домой и легла, приняла снотворное и проснулась на следующее утро, измученная тяжелыми снами. Я встала и пошла на работу, отчаянно решившись добиваться одного — чтобы он больше ничего мне не испортил! Его руки не должны достать меня в моей новой жизни! Это я держу его на прицеле. Он не знает о моем существовании. Преимущество на моей стороне, и я должна этим воспользоваться.
Помню, что, когда я в тот сумрачный октябрьский день сидела и изучала заявление о социальной помощи, в голове у меня мелькала одна и та же мысль, об этой женщине: «Если она серьезно решилась с ним расстаться, то она обречена!»
