Кнут Фалдбаккен - Поздние последствия
— Мне, видимо, следовало на тебя заявить.
У него создалось впечатление, что его окатили холодным душем.
— Это еще за что?
— Применение силы.
— Но послушай!
— «ВГ»[9] точно могла бы раздуть из этого происшествия скандал: «Полицейский применил насилие к женщине» — не так ли?
— Ты что, мне угрожаешь? — Он понимал, что она может причинить ему массу неприятностей, если действительно даст делу ход. Такая словесная перепалка могла плохо кончиться для полицейского. Все подумают самое плохое о страже порядка. Он попытался найти правильный тон, спокойный, уверенный и слегка авторитарный. — Тогда позволь тебе напомнить… — начал он. И тут он увидел блеск в ее глазах и понял, что именно этого она и добивается. И решил сдаться. — Ну хорошо, ты меня спровоцировала. Ты ведь не стеснялась в выражениях.
— Ну а ты прямо как неженка, — отпарировала она. — А я-то думала, что такому парню все нипочем.
— Я немного старомоден.
— Маленькая женушка дома, в особнячке?
— Сожительница.
— Я живу одна, — заявила она. — И горжусь этим.
— Я так и думал. — Настроение слегка выровнялось. — Ну и какое же впечатление произвел на тебя Даг Эдланд?
— Очень приятный парень, красивый, вежливый.
— Но не очень энергичный?
— Не очень-то.
— А как ты думаешь почему?
— Да он и не скрывал этого. Он сказал, что только что встретил женщину, которая для него много значит. Казался влюбленным, как мальчишка. И все время болтал про эту даму. Не могу сказать, что мне это понравилось.
— И что он о ней говорил?
— А как ты думаешь? Говорил, что их свела судьба, что он очень благодарен этой судьбе, которая наконец-то ему улыбнулась. Ну просто кисель какой-то, но парень казался искренним. — Она грустно улыбнулась.
Валманн должен был признать, что она неглупа и привлекательна — даже без косметики. У нее было плоское лицо с высоким лбом, крупным ртом и небольшим носом. Голову девушка держала слегка набок, ореховые глаза были умело подведены косметическим карандашом. Он обратил внимание на необычный, даже раздражающий его блеск этих глаз каждый раз, когда их взгляды встречались. Как будто она что-то про него знает. А ведь и вправду…
— Мне нечего больше сказать такого, что могло бы тебя заинтересовать, — сказала она после небольшой паузы. — Для меня он остался просто парнем, которого я встретила в городе. Я неправильно оценила ситуацию. — Она вдруг забеспокоилась и начала ерзать на стуле. — Он был не совсем обычный. Мне он понравился, но… Too bad. You can’t win them all.[10] — Лилиан встала и прошлась по комнате, как бы показывая, что сеанс окончен. — Еще что-нибудь?
— Я хотел бы… — начал Валманн.
Однако она вдруг остановилась у письменного стола, наклонилась и, прежде чем он успел ей помешать, схватила несколько снимков с места преступления на улице Фритьофа Нансена, которые лежали там с предыдущего вечера, и уставилась на них.
— Что это такое? — почти закричала она, разглядывая фотографии.
— Положи назад.
— Кто это? — Она повернула к нему лицо, полное ужаса.
— Отдай мне, пожалуйста, фотографии!
— Неужели это… Ведь это Карита!
— Отдай фотографии! — Валманн схватил девушку за руку и попытался вырвать у нее снимки. Затем, вспомнив о ее недавней выходке, разжал пальцы, она сделала то же самое, и фотографии посыпались на стол и на пол. — Ты что, ее знаешь? — Он наконец-то вновь почувствовало себя полицейским.
Она была явно потрясена и не притворялась.
— Это, наверно… — Она сделала усилие и бросила еще один взгляд на изуродованный труп. — Это Карита! — Она рухнула на стул и зарыдала. — Какой ужас! Какой ужас!
Валманн опустился в свое кресло и, пыхтя как после потасовки, собрал фотографии.
— Это она? Это ее по телевизору показывали? — Девушка прерывисто дышала.
Валманн испугался, что она упадет в обморок прямо у него в кабинете.
— Принести воды? — спросил он.
Она покачала головой.
— Так ты знаешь… эту женщину на фотографии? — спросил он немного погодя.
Она кивнула, закрыв лицо руками:
— А что с ней?..
— Ее убили.
— Это о ней по телевизору говорили?
Он кивнул.
— А кто?
— Мы не знаем. И я не вправе об этом разговаривать. — Но что-то в его голосе, очевидно, выдало его.
— Неужели это он?
Опять она разоблачила его. Валманн глубоко вздохнул:
— Мы ничего не знаем наверняка.
Она начала плакать, сначала тихонько, жалобно завывая, затем сильнее. Валманн попытался вспомнить, куда он засунул бумажные носовые платки, но так и не смог. Он стоял и не знал, что для нее сделать. Наверное, лучше всего не делать ничего.
— Так ты ее знаешь как Кариту? — спросил он, когда она немного успокоилась.
— Ну, это, конечно, не настоящее имя, — всхлипнула она.
— Почему?
— В нашем ремесле никто не называет своего настоящего имени. Более экзотично с «псевдонимом». — Она попыталась скривить губы в улыбке. — И надежнее.
— Так ты хочешь сказать… — До Валманна начало доходить, что означали ее слова. — Ты хочешь сказать, что эта женщина на фотографии была одной из тех, кто «работает» в здешних барах? — Теперь он еще яснее вспомнил эпизод в четверг вечером, все детали, которые он все время пытался отодвинуть, ее ловкие прикосновения, профессиональную хватку, шепот на ушко про дешевый тариф для таких «красавчиков», как он.
— Верно. Ну, ты прямо Эйнштейн.
— И это правда? Ты уверена, что она этим занималась?
Девушка попыталась собраться, вытерла слезы тыльной стороной ладони, а затем ответила без всякого притворства:
— Мы какое-то время держались вместе. Хорошо работать в паре. — Она говорила об этом как о чем-то само собой разумеющемся. — Но я ее давненько не видела. Я подумала, что она нашла подходящего парня и забросила эти игры. Так это был он?
Ему пришлось прервать ход ее мыслей. Не мог же он пуститься с ней в дискуссию!
— Итак, ты утверждаешь, что Карин Риис… Это ее настоящее имя, — вставил он в ответ на ее вопросительный взгляд, — что она… была проституткой?
— Honi soit qui mal у pense!
— Что-о?
— Пардон, это по-французски. — На этот раз ей удалось изобразить на лице некое подобие улыбки, как бы назло ему, чтобы еще раз подчеркнуть его невежество. Еще одно очко в ее пользу. — Это означает нечто вроде: «Пусть стыдится тот, кто дурно об этом подумает». Впрочем, мой псевдоним Лолита, — добавила она, засунула большой палец в рот и закатила глаза. Если бы не потекшая краска с ресниц, она могла бы сойти за девчонку лет пятнадцати-шестнадцати.
24
— Ну и видок у тебя!
Сама она тоже выглядела не очень-то.
В воскресенье вечером он встретил Аниту на вокзале. Они сели в машину и окинули друг друга испытующим взглядом, прежде чем он повернул ключ и завел свой «мондео». Ожидания, накопившиеся за три дня разлуки, вдруг растаяли, и возникла немая пустота, в которой все мелочи проявились с беспощадной ясностью. Их отношения были стабильными, однако недостаточно длительными, чтобы успела выработаться прочная рутина повседневной жизни, и даже после расставания всего на несколько дней они сидели и искали в лицах друг друга сигналы и знаки.
— Я почти все выходные работал с этим новым делом. — Валманн потер небритую щетину.
Она кивнула:
— Да мне тоже поспать не удалось.
Об этом ему уже рассказали темные круги у нее под глазами.
— Кто первый, ты или я?
У них сложилась привычка выслушивать взаимные истории о том, что произошло. На душе от этого становилось легче. Любая деталь — большая или маленькая — способствовала восстановлению линий связи после разлуки.
— Что касается меня, то тут опять старая история, — начала Анита, как только он отъехал от стоянки. — Он все-таки бил ее. Сначала только один раз, потом еще и еще. Это выяснялось постепенно по мере того, как пакеты с вином опустошались и она начинала разговаривать. Они живут вместе уже два года. Это началось полгода назад. Почему — она не знает. Бедная Биргит. Она никак не придет в себя и не знает, что делать.
— Как сильно он ее избивал?
— Да здесь речи нет об избиении. Никаких видимых следов побоев, чтобы пойти в полицию. Но он ее бьет, понимаешь? Сам этот факт означает, что пересечена граница, черт возьми!
— И она его еще не выгнала?
— Она сама ушла. Они жили в его квартире.
— Это не имеет значения, когда речь идет о насилии.
— Она собирается заявить в полицию…
— Но все еще не делает этого.
— Это не так-то легко, Юнфинн! — Ответ прозвучал настолько резко, что он предпочел оставить эту тему.
На Страндгата почти не было движения, да и народу видно не было. Город как будто застыл в ноябрьской полутьме.
