Кнут Фалдбаккен - Поздние последствия
Обзор книги Кнут Фалдбаккен - Поздние последствия
Кнут Фалдбаккен
«Поздние последствия»
Пролог
Наружная дверь скрипнула. Она вся сжалась в комок.
Слышно, как он входит в коридор, снимает ботинки и ставит их на место на полку под вешалкой, вешает куртку и сует ноги в шлепанцы. Он делает все медленнее обычного и более обстоятельно, как ей кажется. Она напрягается, чтобы не пропустить ни единого звука, ни одного сигнала, который мог бы намекнуть на то, что сегодня все идет не как всегда, не так, как он любит. Она слишком хорошо знает, что его медлительность — тревожный сигнал. На часах без четверти шесть, и время тоже имеет значение. Он пришел на час позже обычного. Видимо, что-то случилось, что-то неожиданное задержало его на работе. Ведь самая незначительная мелочь вызывает у него раздражение и выводит из равновесия. А может, что-то произошло по дороге. Женщина? Ведь он всегда так пунктуален, так любит порядок. Предсказуемость, привычный порядок жизни для него вроде Евангелия. Его может отвлечь красивая женщина или что-то еще, оказавшееся на пути.
А свое раздражение он всегда вымещает на ней.
Аккуратность — важная черта его личности — вошла и в ее жизнь. Вначале ей это нравилось: педантичный мужчина внушал доверие, чувство надежности. Но вскоре ей пришлось узнать, что с этой педантичностью шутки плохи. Сама она никогда не отличалась особой тщательностью и не была типичной домохозяйкой. Ее опыт общения с мужчинами до замужества был не очень-то богат и далеко не положителен. Она сразу же поняла, что к совместной жизни надо приспосабливаться. Компромиссы необходимы, даже если их становится слишком много и, возможно, даже если они выходят за разумные рамки. Постепенно ей пришлось разрабатывать стратегию поведения, маневрировать, уклоняться от ответов на вопросы и даже прибегать к слезам и лжи. Все это делалось, чтобы избежать репрессивных мер с его стороны. А когда ничего не помогало, оставалось последнее средство — съежиться и стать невидимкой. Совсем исчезнуть.
По краям красного мучного соуса образовалась корочка. Он попросил приготовить ему сегодня котлеты, добрые старые котлеты, какие обычно делала ему мама. Она далеко не мастак в этом деле, и вообще стряпня не относится к ее любимым занятиям. Она не обращает особого внимания на еду и готовку. Они и в этом не схожи. Он постоянно напоминает ей об этом и беспощаден в критике. А уж обед для него — святое дело. Ну как он не понимает, что ее работа в доме престарелых с регулярными дежурствами не дает возможности соблюдать строгий распорядок дня? А как он требователен к выбору блюд! Со своей стороны, она чувствует, что ему не нравятся ее ночные дежурства, но не хочет ничего менять. Он мог бы запретить ей работать, но оба они знают, что денег в обрез. Он работает преподавателем на полставки и получает немного. Кроме того, он утверждает, что у него есть особые расходы, не вдаваясь в подробности и не объясняя, какие именно. Она догадывалась, что он тратит деньги на женщин, но по этому поводу не слишком расстраивалась. Возможно, это несколько охлаждало его пыл.
Сегодня вечером и до конца недели ей предстояли ночные дежурства. Она тайком радовалась про себя, что выпадает свободный вечер. Поэтому нажарила ему котлет с вареным картофелем и гороховым пюре. И красным соусом. Она прекрасно знает, что ее ждет, если соус собьется в комки. Этого, правда, удалось избежать, но сейчас соус рисковал затвердеть, потому что он опаздывал.
Она слышит, как он останавливается перед зеркалом. Как он следит за своей внешностью! Хочет хорошо выглядеть, казаться моложе. Он постоянно воображает, что ловит на себе восхищенные взгляды встречных женщин. Сейчас он изучает свое изображение в зеркале, и это сигнал, предвещающий опасность. Возможно, это означает, что ему где-то отказали, и именно ей придется ощутить на себе последствия того, что у него что-то не получилось. Его давно уже не волнует, что она о нем думает. Он и допустить не может, что она отважится на какой-то комментарий, вроде того, что у него волосы поредели или появился животик. Сам же он постоянно отпускает уничижительные замечания по поводу ее одежды, макияжа, стрижки или фигуры. Как будто эта беспощадная критика помогает ему преодолеть мысли о разнице в возрасте между ними. Вначале ей это даже нравилось — она была так молода и неопытна, а он — взрослый мужчина. Однако все очарование быстро пропало, так как пропасть между ними становилась все непреодолимее.
Порой она ощущала легкий запах духов, когда он поздно возвращался домой, запах чужой женщины. Но и это ее больше не возмущало, даже наоборот — он оставит ее в покое, по крайней мере, на один или два вечера. Однако постоянных упреков избежать не удавалось. И побоев, когда ему казалось, что она зашла слишком далеко, нарушила границы, установленные им по его собственному усмотрению. Как будто он наказывал ее за собственные промахи, защищая свое чувство собственного достоинства и свою безупречную мораль.
Вот он открывает дверь на кухню. Входит. Она съеживается еще сильнее. Не для того, чтобы сделаться невидимой для него, нет, ведь это невозможно. Скорее, чтобы сделаться невидимой для самой себя. Стать пустой, бесчувственной точкой.
Одна эта мысль приносит облегчение.
Вот он подходит и становится у нее за спиной.
— Да неужели это моя маленькая женушка возится у плиты?
Слишком громко, да и как-то преувеличенно душевно. Она чувствует, что это скоро начнется. Только не знает как и когда.
— Моя маленькая женушка…
Она еще больше съеживается.
Он обхватывает ее сзади руками. Она чувствует прикосновение его носа к ямочке на затылке. Она выше его почти на полголовы. Раньше его это возбуждало, а теперь он ее за это ненавидит. А также за то, что она коротко подстриглась, после того как он в припадке бешенства начал выдергивать у нее клочья волос.
Его рука нащупывает ее грудь. Ей это неприятно. Она чувствует себя какой-то неуклюжей. Он сжимает ее сильнее. У нее маленькие груди, и она не пытается их подчеркнуть или увеличить. Еще один повод для недовольства. Он издевался над ее фигурой, часто в присутствии других людей, называл ее гладильной доской, мальчишкой или, что еще хуже, — Долли Партон.[1]
— …готовит мое любимое блюдо…
Он щиплет ее, словно собирается вытянуть ее грудь до желаемой величины. Ей больно, но она не издает ни единого звука, только еще усерднее принимается размешивать соус.
— …но даже не удосуживается обернуться и одарить мужа маленьким поцелуем, когда он усталый приходит с работы.
Она оборачивается, хотя хорошо знает, что за этим последует. В последнее время стало много хуже. Он бил ее прямо в лицо, не думая о ссадинах и шрамах, которые заметят на работе — и пойдут разговоры.
— Ты что, не понимаешь? Я же вижу, что ты сожгла соус.
Она пытается исчезнуть, перестать существовать, покинуть свое тело, чтобы он не добрался до нее. Она стала очень изобретательной. Старается отстраниться от всего, что он делает с ней. Даже боль как-то отдаляется, и она становится равнодушной, как будто обижают и бьют кого-то другого. Этот тип бегства ускользает из-под его контроля. И еще ненависть, которую он также не контролирует. Картины и представления, возникающие у нее в голове, пока он над ней издевается. Вот из этого ничто, в которое она превратилась, возникнет когда-то новый человек, ее собственное я, ангел мести, злой и могущественный, непобедимое существо, которое поднимется и отомстит за нее. И он получит по заслугам.
Единственное, что она осознает, лежа в кухне на полу, всхлипывая от обиды и боли, вся липкая от крови и пота, — страстное желание этого момента, и постепенно, с каждым ударом и пинком, с каждым оскорблением в ней растет уверенность, что этот момент настанет. Ибо она уже начинает ощущать свою силу. Она видит выход. Она так в этом уверена, что даже улыбается, лежа на полу, вниз лицом, измазанным в смеси слез и крови, текущей из носа и рассеченной губы.
Именно он, а не она движется навстречу своей гибели.
Часть первая
1
Юнфинн Валманн не имел обыкновения ходить по злачным местам после работы, но сегодняшний вечер стал исключением. В их команде появился новый человек, которому надо было все показать, — в общем предстояло довольно скучное путешествие по пяти-шести более или менее приемлемым барам в центре Хамара. Новенький был следователем по уголовным делам и приехал из Тронхейма. Его звали Ульф Эрик Энг, и он казался крепким и симпатичным парнем. Однако же его усики долго не продержатся у нас в Хедмарке, подумал Валманн, которому нравились трёндеры,[2] несмотря на их пристрастие к тонкой полоске растительности над верхней губой. А кроме того, было совершенно очевидно, что полиция Хамара нуждается в подкреплении следователями. Ведь только в туристских брошюрах город и район вокруг него описывались как сонная, нетронутая идиллия, прекрасное место отдыха, неподвластное разрушительному влиянию времени и непримиримым конфликтам современного мира.
