Ги Кар - Храм ненависти
— Им нужно было сказать, от какого нового шефа они должны будут получать указания.
— Значит, теперь вы стали Мэтром собора?
— Смею надеяться, месье Моро, что вы пришли не затем, чтобы только произвести финансовое расследование? Если бы это было так, я был бы вынужден просить вас удалиться.
— Не беспокойтесь! Деньги, безусловно, имеют первостепенное значение в этом грандиозном замысле, но для меня они на втором плане. Что меня прежде всего интересует, это жизнь вашего первого шефа, и я начинаю лелеять мечту, немного безумную, возбудить в инертной людской массе энтузиазм к ещё неизвестному творению этого выдающегося человека. Я уже собрал некоторое количество увлекательных сведений о нём… Но, к сожалению, многие важные пункты ещё остаются для меня нераскрытыми. И вы должны помочь мне, месье Дюваль, иначе я не смогу написать ничего стоящего об Андре Сервале… Мне совершенно неизвестно, например, что происходило с того самого дня, когда мэтр и финансист Рабирофф заключили соглашение, до дня преступления.
— В таком случае вы не знаете самого важного! Как раз в эти последние годы произошли самые важные события, когда рождались надежды и приходили разочарования…
— Вы единственный, кто может осведомить меня!
— Вам это сказали другие?
— Да.
— А если я найду более разумным ничего не доверять вам?
— Вы не имеете права на это, так как я искал встречи только из стремления честного сотрудничества с вами. Полагаете, вам не поможет цикл хорошо сделанных статей в том, чтобы быстро найти капитал, которого вам ещё недостаёт? Единственно затем, чтобы достичь этого результата, вам нужно целиком довериться мне и рассказать всё.
В первый раз с начала разговора этот невыразительный человек взглянул своему собеседнику прямо в глаза. После того, что Моро узнал о гипнотической силе Андре Серваля, он спросил себя, не могла ли эта странная сила перейти во взгляд Дюваля, в котором только что проявились стальные проблески.
Когда это испытание закончилось, мэтр-бригадир проговорил, посторонившись, чтобы пропустить своего посетителя;
— Можете войти.
Молодой человек понял, что, перешагнув наконец порог этого скромного жилища, он сделал гигантский шаг.
Обстановка была невзрачная: преобладало некрашенное дерево. Моро сразу понял, что этот человек проживал один в этом холодном жилище, где не было и намёка на присутствие женщины.
Дюваль сел за стол, заваленный ворохом планов и смет. Моро сел напротив. Взгляд его тотчас же был прикован к одному предмету из обстановки в самой глубине комнаты, предмету, который он уже однажды видел в мансарде на улице Вернэй: макету собора.
Он уже здесь? — спросил он с удивлением.
— Вам хотелось бы, чтобы он остался в опечатанном помещении?
— Полиция дала вам разрешение вынести его из мансарды?
— Я смог доказать, что этот макет принадлежит мне…
— Каким образом?
— У меня было письмо Андре Серваля с указанием на то, что, если он исчезнет, макет переходит ко мне на полных правах. Если, в свою очередь, со мной случится беда, то его унаследует назначенный мной преемник в тот же день, а после него, в уже установленном порядке, каждый из прямых сотрудников. Этим распоряжением-завещанием Андре Серваль позаботился, чтобы макет всегда находился в надёжном и укрытом месте: он ведь был самой большой ценностью, свидетельствующей о годах поисков, работы, лишений.
Моро подошёл к макету, чтобы внимательно рассмотреть его.
— Много было макетов, — говорил Дюваль, — но ни один полностью не удовлетворял Андре Серваля до того, как он остановил свой выбор на этом всего за несколько дней до смерти. Мы все работали над этим уменьшенным сооружением: каждый из нас внёс в него технические знания по своей специальности. Как вы находите ансамбль?
— Изумительно! Очень современно, к тому же в очень хорошем вкусе. Красиво, месье Дюваль… очень красиво! Даже кажется, что это произведение — проявление определённого нового стиля.
— Это только производное из всего набора существующих стилей. То, что по привычке и неправильно называют «современный стиль» — это только совокупность многих попыток (из которых некоторые интересны), сделанных в стиле, поиск которого ещё продолжается. Вспомните, как быстро устарел стиль «декоративного искусства»: он уже не выдерживал критики спустя два или три года! Нельзя трактовать нашу эпоху как современный стиль, так как он исходит из архитектуры Готики, Ренессанса и всех эпох, что затем последовали до периода Людовика-Филиппа… И поскольку великой мечтой Андре Серваля было оставить для будущих веков монумент, представляющий наше время, ему нужно было использовать самое талантливое из всего того, что сделано или испробовано в этой области в течение последних лет самыми видными архитекторами. У вас перед глазами, в уменьшенном виде, плод этого труда…
Этот собор уже готов, по крайней мере в наших умах, образ классического искусства. Андре Серваль имел обыкновение часто повторять нам: «Нужно, чтобы это творение, как и те античные греко-романские, оставило в грядущих веках прекрасные руины. Как вы думаете, будут ли очень эстетичными остатки современных конструкций, которые сводятся к нескольким цементным блокам, скреплённым железной арматурой?»
— Он тысячу раз был прав… Но где и как вы с ним познакомились?
— С того времени, как Андре Серваль заключил финансовый договор с Рабироффом, он на время был избавлен от тяжёлых финансовых забот и жил лишь одним желанием: как можно скорее найти основных сотрудников. Именно в это время он обегал всю столицу в поисках Родье, Дюпона, всех других, которых вы уже повидали, и меня самого. Он находил каждого из нас зарабатывающим на жизнь унылым трудом. Родье — у фабриканта серийной мебели. Дюпон — в гараже Сент-Уана… А я выполнял скромные функции бухгалтера в компании «Электрисите де Франс».
— Профессия, которую вы вынуждены были покинуть, чтобы полностью посвятить себя административной организации строительства, тогда как ваши товарищи могли продолжать зарабатывать на жизнь своей работой?
— У них также было обязательство оставить свои вспомогательные профессии в день, когда начнётся активное строительство собора.
— И именно на своём чердаке на улице Вернэй Андре Серваль начал подготовительные работы?
— Да. После того как он нашёл себе основных товарищей по работе, он собирал их в этой мансарде, где вы уже побывали и единственным украшением которой был этот макет. Вам не кажется, что он ещё несёт на себе отпечаток духа своего создателя? Разве это невозможно, чтобы он продолжал витать вокруг макета?… Эта мысль придаёт мне терпения и решимости нести непосильное бремя, которое Серваль возложил на меня.
— Часто ли он вас собирал у себя на чердаке?
— Мы были уверены, что всегда сможем его там найти, как командующего, который управляет большим сражением со своего поста, иногда очень отдалённого от места операции. Именно там он подолгу обдумывал в тишине и одиночестве те важные решения, которые должен был принять. Когда я и мои товарищи чувствовали себя охваченными отчаянием и обескураженными размахом того колоссального труда, который собирались взять на себя, мы приходили к нему.
Он ставил нас в круг около подставки, на которой помещался этот макет, являвшийся символом нашего союза и нашего труда… Затем он начинал говорить с большой проникновенностью и мягкостью, но и с твёрдостью. Никогда он не произнёс ни слова в гневе; тон его голоса всегда оставался ровным и взвешенным. Чистоту его речи можно было сравнить лишь с простотой его существования. Чем больше мы его видели, тем больше понимали, что только напряжённая внутренняя жизнь его давала плоды таких великих социальных свершений. В контакте с ним мы могли оживить в себе тот огонь чувства Прекрасного, который с течением времени мог в нас угаснуть. Когда он догадывался, что мы в большой тоске и смятении перед тем, что нам предстоит совершить, он говорил нам:
Так как мы хотим построить собор, мы сделаем Когда есть большая вера во что-то, то всегда дело кончается победой. Все мы сейчас переживаем трудный период времени который обозначен переходом от мечты к реальности
И поверьте мне, месье Моро, мы спускались с чердака исцелёнными, спокойными, счастливыми. И на протяжении нескольких лет он оставался таким! Сегодня Андре Серваля больше нет, но его энтузиазм вдохновляет нас.
— Вы были выбраны им самим для должности шефа мастерской по кладке?
— Я всегда был мастером по кладке: это моя профессия Как и каждый из тех, с кем вы уже знакомы, я собирал учеников.
— Но никто никогда не говорил об этих специализированных ателье?
— По приказу Андре Серваля мы их тщательно скрывали. В течение этих последних лет несколько сот молодых людей выучились замечательным профессиям в строжайшей тайне. Сегодня Франция вновь обладает мастерами и специалистами, способными высечь любой профиль из необработанного камня или вывести самые утончённые стрелки свода. Но знайте, что мы никогда не платили жалованья этим энтузиастам-юношам: они все имели вторую специальность, что позволяло им поддерживать своё существование. Профессия художника, которой мы их научили, стала для них некоторым развлечением или вознаграждением. И они могут избежать тяжёлого и монотонного труда и заменить его на интеллектуальную работу, где может, наконец, раскрыться их призвание. Это делалось без всякого шума и кричащей рекламы. Андре Серваль смог дать нашей стране то, в чём она больше всего нуждается: истинных специалистов.
