Владимир Прядко - Нам подскажет земля
— «Родина»,— сказал Тимонин. Все посмотрели на него. Он пояснил:
— Марка часов у Никиты — «Родина». Подарок командира полка.
— Запишите, Илья Андреевич.
— Хорошо,— кивнул Гаевой и продолжил: — Точно так же обрисовала Орлова и заправщица бензоколонки, у которой он в тот день около часу дня взял две канистры бензина. В гараже я осмотрел путевые листы. Орлову выписан новый. В корешке значится, что по спидометру его «Победа» прошла 16 403 километра.
— А при осмотре на Загородной уже было 16 522.— Байдалов взялся за карандаш.— Где же он наездил еще 119 километров?
— Я занимался этой арифметикой, Алексей Тимофеевич. Орлов трижды ездил за гостями Шапочки, потом к буфету. По подсчетам, которые я проделал с помощью нашего «газика», получилось, что Орлов по городу наездил всего четырнадцать километров. Остается выяснить, как набежало еще сто пять.
— Мы можем лишь догадываться, что эти сто пять километров машина прошла по тем местам, где есть пшеничные поля, кустарники, канавы, по которым стекает порода из пробуренных скважин.
— Да, — задумчиво произнес Гаевой, наблюдая за Байдаловым, который тщательно засовывал спичкой кусочек ваты в мундштук папиросы. — Но куда она двигалась и зачем? Кто заставил шофера гнать «Победу» на предельной скорости, да еще на подъем? Накипь на моторе говорит об огромной нагрузке...
Байдалов посмотрел на следователя, остановил взгляд на его небритых щеках. Он только сейчас увидел, как осунулся и похудел Гаевой: у него резко выдавались заострившиеся скулы, яснее виднелись рябинки на лице, под глазами обозначались синеватые круги Капитан перевел взгляд на эксперта. Тот внимательно прислушивался к рассуждениям старших, опытных товарищей. Начищенный, подтянутый, он выглядел щеголевато, но и сквозь его щегольство проглядывала усталость, на бледном лице лихорадочно поблескивали черные глаза.
«Небольшую передышку надо сделать»,—подумал Байдалов и, поднявшись из-за стола, сказал:
— На эти вопросы мы в ближайшие дни найдем ответ. Задача сложная. Решать ее надо со свежей головой. Поэтому предлагаю, друзья, побродить по городу...
У Гаевого чуть двинулись вверх брови. Он скосил глаза на капитана: «Что это с ним? Никогда раньше не предлагал ничего подобного...»
— Просто побродить по городу,— повторил капитан, ни на кого не глядя. Он думал сейчас об упреке, высказанном полковником Роговым, и хотел исправить ошибку в своих отношениях с Гаевым.
Это предложение больше всех понравилось лейтенанту Рыбочкину. Он чуть не подпрыгнул от радости, но вовремя вспомнил, что все-таки лейтенант, и сдержался. А потом в его отчаянную голову пришла блестящая идея:
— А если на рыбалку? Дождик кончается, а после него клев замечательный.
Словно в подтверждение этих слов за окном посветлело и где-то вдалеке незлобно воркотнул гром.
— Это чудесно,— одобрил Байдалов.— Как вы думаете?
— Я с удовольствием, но...— Гаевой выразительно погладил свой щетинистый подбородок.
— Разумеется, сначала в парикмахерскую, а то еще рыбу напугаем.
— Я приготовлю рыболовные снасти,— вызвался лейтенант, направляясь к двери.
— Давай, Саша. Только сними форму.
— Я мигом, у меня все здесь...
Байдалов запер ящики стола и повернулся к Тимонину:
— А вы с нами пойдете? Сегодня суббота, и уже три часа...
Тимонин поднял голову, поочередно посмотрел на Байдалова и Гаевого и вдруг спросил:
— А где же сын его?
— Вы о ком?
— О Никите. Сын у него есть, четыре года. Вдвоем живут...
— А жена?
Тимонин нахмурился, посерел лицом, буркнул:
— Нету.
— Вот беда какая,— растроганно проговорил Гаевой.— Жаль мальчишку. Что же делать?
— Искать надо,—сказал Тимонин, беря свою фуражку с подоконника.
— Верно.— Гаевой застегнул свою папку.— Я пойду с вами. Он, наверное, в детском саду, и там уже, небось, давно бьют тревогу. Вы обождите меня у выхода, я только положу документы... От рыбалки, Алексей Тимофеевич, я отказываюсь.
— Как хотите,— отозвался Байдалов. — Мы поедем с Сашей.
Следователь вышел. Тимонин задержался у двери, повернулся:
— Завтра-то когда приходить?
— Гражданский костюм у вас есть?
— Найдется.
— Хорошо. Мы вас разыщем, если понадобитесь...
Широко распахнулась дверь. В кабинет влетел взлохмаченный Синицын.
— К черту! — с порога закричал он, брызгая слюной.— Мое терпение кончилось! Я его, гада, все равно прижму!..
— Не поладил с Вовостей? — спросил Байдалов.
Синицын, точно бочонок, подкатился к тумбочке, где стоял графин с водой, схватил толстыми, короткими пальцами стакан. Между глотками воды продолжал говорить:
— А кто же еще!.. Он самый... подлец!..
Утолив жажду, повернулся и только сейчас заметил стоявшего у двери Тимонина.
— Это кто? Наш? — бесцеремонно спросил он.
— Наш.
— Значит, новая кадра. Порядочек! Наш шеф продолжает гнуть свою линию. Скоро в отделе будут все вояки. Один я сугубо штатский. Теперь он меня съест. А за Вовостю — с потрохами...
— Отказался?
— Начисто отказался, паршивец! Сначала все шло хорошо. Он согласился потянуть с собой три кражухи. Порядочек. У меня оставалась одна. Говорю ему — бери и эту, сделаю меньший срок. Тебе, дураку, червонец пахнет, а я оформлю на половину. А там — зачет, и через три года будешь дома...
— Хватит,— оборвал его Байдалов, направляясь к выходу.
В коридоре Синицын что-то пытался пояснить, но капитан отмахнулся от него, взял Тимонина за локоть, подвел к лестнице и торопливо попрощался:
До понедельника. Если ничего не случится раньше... Синицын, пошли со мною.
Они ушли по коридору дальше, а Борис стоял и думал: «О чем говорил этот толстый? Почему краж больше, а срок меньше?..»
* *
*
Дождь кончился. Разноцветная радуга повисла в небе. Из-за туч выглянуло яркое солнце, и засверкали умытые оконные стекла, заблестел мокрый асфальт. Защебетали птицы.
Легко дышится после дождя. До предела наполненный озоном воздух пьянит голову.
Байдалов, Синицын и Рыбочкин торопливо шли по тротуару, вполголоса переговариваясь. Саша нес маленький чемоданчик. В нем — лески, крючки, нажива. Удилища рыболовы вырежут в прибрежных кустах, Саша несколько дней назад нашел хорошее местечко возле Старой Сунжи: там тихая заводь, клев такой, что только успевай забрасывать. Он обязательно поведет капитана туда. Жаль, Гаевого не будет, с ним лучше — легко и свободно, можно говорить о чем угодно. А капитан... Все-таки начальник отделения... Вот он за что-то отчитывает Синицына, и Саша из вежливости чуть приотстал. Доносятся обрывки фраз:
— Старые методы... молчал бы... понимать надо...
Байдалов сердился. Он знал Синицына давно и мог ожидать от него чего угодно, но сегодняшнее бесцеремонное вторжение в кабинет и потом откровение вывело его из себя.
— Хорошо, что был новичок... Да и вообще, бросать эти приемы нужно. Сгоришь ведь. Не те времена.
Синицын оправдывался:
— Погорячился я, Тимофеевич. Довел меня этот бандюга...
— Вовостю от тебя возьму.
— Я же хотел как лучше... Ведь раньше получалось. В прошлом месяце на девяносто пять процентов вытянули, а в этом были бы все сто...
— Не в этом дело...
— Нет, в этом! — загорячился Синицын.— С нас каждый день требуют: раскрываемость, раскрываемость... Вот и стараемся. Да и тебе выгодно, отделение всегда на первом месте. А ведь скоро шеф уйдет в отставку. Кто-то его должен заменить. Более опытного, чем ты, у нас нет. К тому же и показатели в отделении неплохие. Даешь выдвижение! Порядочек!..
— Ты уж наговоришь,— усмехнулся Байдалов, но возражать не стал. Он начал отходить. В голосе вновь зазвучали уверенные нотки.— Дело Вовости передашь в райотдел милиции по территориальности.
— Гениально! — воскликнул Синицын, беря капитана под руку.— Я давно говорю, что князю Ярославу досталось звание Мудрого потому, что ты не был его современником...
— Брось паясничать...
— Алексей Тимофеевич,— заговорил все время молчавший Саша,— давайте возьмем такси, а то в автобусе будет очень душно.
— Умные вещи говорит эксперт,— поддержал Синицын, обмахиваясь платком.— Я уже давно сварился.
— Предложение принимается,— сказал Байдалов,
Вышли на площадь у кинотеатра. Но как назло машины, опоясанные шашечками, проносились мимо, не останавливаясь.
— Тут мы, пожалуй, простоим до вечера,— начал сомневаться Синицын.— Давайте проситься на любую машину... Ага, есть! Вот идет такси с зеленым огоньком. Дуй навстречу, эксперт!..