Александр Смирнов - Раб и Царь
Молодой человек, — обратился отец к очередному студенту. — Я отец Кати Андреевой. Вы не смогли бы уделить мне немного времени?
Молодой человек, не в пример остальным, не стал прятать свои глаза, не стал ссылаться на занятость, он, напротив, посмотрел на своего собеседника с таким участием, как будто речь шла не о Кате, а о нём самом.
Да, да, конечно, — ответил он. — Это очень хорошо, что вы пришли. Я и сам хотел зайти к вам, но вы опередили меня. Я староста группы, в которой учится Катя.
Ну, слава Богу, хоть один согласился поговорить со мной! Вы знаете, я пытался поговорить со многими, но они, узнав, кто я, сразу же прекращали разговор со мной. Складывается впечатление, что они что-то знают, но не хотят говорить со мной.
Не могут, — поправил его староста.
Не могут?
Да, не могут. На эти темы, знаете ли, не все могут говорить свободно.
На какие темы?
Так вы, что, ничего не знаете? Разве Катя вам ничего не рассказывала?
Катя сейчас находится в психиатрической больнице. Врач категорически запретил говорить с ней на любые неприятные темы.
В это время прозвенел звонок. Студенты стали расходиться по аудиториям.
Вам надо идти? — спросил Раба Катин отец.
Нет, нет. Ничего страшного. Наш разговор гораздо важнее. Пройдёмте в студенческое кафе, там нам никто не помешает.
Собеседники расположились в кафе за самым дальним столиком. После того, как прозвенел звонок, кафе было практически пустым.
Кстати, забыл представиться, — сказал Рабу Катин отец. — Андреев Михаил Александрович, полковник в отставке.
Рабов Володя, — ответил ему Раб. — Так вы полковник?
Да, а вас что-то смущает?
Нет, просто у меня отец тоже полковник в отставке.
Ну, что ж, может это даже и к лучшему. По крайней мере, нам проще будет понять друг друга. Я, собственно, Володя, и пришёл сюда, чтобы разобраться в том, что произошло с моей дочерью. И первый мой вопрос: Была ли она в институте в тот злополучный день, а если была, то когда ушла из него и с кем?
В институте она была. Вот здесь, за этим столиком мы сидели и обсуждали вопросы, связанные со свадьбой. Там же почти вся наша группа должна была быть. Выпили по чашечке кофе, и она пошла домой.
Одна?
Одна. По крайней мере, я с ней никого не видел.
Значит, вы тоже не знаете, что потом произошло.
Раб замялся. Он смотрел на Катиного отца и не знал, что ему сказать.
Я же чувствую, что вы все что-то знаете и скрываете от меня.
Не буду вам врать — да, но мне тяжело говорить с вами на эту тему. Вы Катин отец. Для вас удар может оказаться слишком сильным.
Володя, — Михаил Александрович перешёл на 'ты', - Давай договоримся, я не Катин отец, по крайней мере, на время моего расследования, нервы у меня крепкие, и любую информацию я буду анализировать совершенно непредвзято.
Раб вытащил из сумки кассету и положил её на стол.
Что это?
Это то, что было после того, как Катя ушла. Такие кассеты продаются в ларьке возле нашего института, и все студенты смотрели её. Вот почему они не захотели разговаривать с вами. Посмотрите, а потом решите, будете вы продолжать своё следствие или нет. Только советую вам не показывать её вашей жене. Вряд ли у неё нервы такие же крепкие, как у вас.
А почему ты согласился говорить со мной?
Потому, что я не верю всему этому. — Раб показал пальцем на кассету. — Здесь что-то не то. Или это монтаж, или я не знаю что. Ясно одно, в этом деле надо разбираться.
А все остальные поверили?
Увы! — Раб многозначительно развёл руками.
Почему же ты не поверил?
Скажу вам честно, Михаил Александрович, мне нравится ваша дочь и я бы предпочёл оказаться на месте Димы, но, увы, её выбор оказался другим.
Значит, ты тоже хочешь непредвзято разобраться в этом деле?
Хочу, только вряд ли у меня получится непредвзято.
Сделаем так, — решительно сказал Михаил Александрович, — сейчас возьмём тайм-аут, а после того, как я ознакомлюсь с этим, — он показал на кассету, — мы снова с тобой встретимся. Дай мне свой телефон.
Раб вырвал из тетради листок, записал на нём телефон, и отдал Катиному отцу.
А наш телефон у тебя есть? — спросил Михаил Александрович.
Да.
Катин отец удивлённо посмотрел на Раба.
Я староста.
Ах, да.
Михаил Александрович встал, пожал своему собеседнику руку, и решительно направился к выходу.
Та неприятная обстановка, которая царила дома у Володи Рабова понемногу начала выправляться. Отец, который после увольнения из армии впал в депрессию, перестал пить, стал приветливым, много шутил и о чём-то часто разговаривал по телефону со своими высокопоставленными друзьями. Мать не могла нарадоваться. Она ходила, шептала что-то себе под нос и украдкой, улучив момент, когда на неё никто не смотрит, часто крестилась.
Володя вернулся из института в тот момент, когда отец положил телефонную трубку и довольно стал потирать себе руки.
Батя, тебя просто не узнать, — сказал ему Володя.
Не узнать, не узнать, сынок! Ты сам себя скоро не узнаешь!
Что-то ты загадками какими-то стал говорить.
Садись сюда, — отец показал сыну на диван. — Сейчас ты все мои загадки узнаешь.
Володя сел рядом с отцом и стал внимательно его слушать.
Ты телевизор смотришь? — вдруг спросил его отец?
Смотрю, ну и что?
А, что сейчас с армией делается, видел?
Ну, видел, сокращают её. И что?
Ну, напряги мозги, неужели ничего в голову не приходит?
Честно говоря, нет, — непонимающе ответил Володя.
А куда после сокращения всё это дерьмо девать? Эти танки, корабли самолёты?
На переплавку, куда же ещё?
Правильно.
А твой то интерес в этом, какой?
Ты, что не понимаешь? Это же всё купить можно как металлолом. Это же медь, серебро, золото, платина. Ты понимаешь, куда я клоню?
Так, так, — Володя даже заёрзал на диване. — А в генштабе у тебя все знакомые?
Это же Эльдорадо, Клондайк! — вскрикнул отец и ударил сына по плечу.
В это время зазвонил телефон. Отец вскочил с дивана и побежал к телефону.
Это меня, — крикнул он на ходу.
Через несколько секунд отец вернулся.
На этот раз я ошибся, это тебя, какой-то Михаил Александрович.
Володя подошёл к телефону и сильно прижал трубку к уху.
Я слушаю, — сказал он.
Володя, я просмотрел кассету.
И вы способны действовать непредвзято и дальше?
Да, — услышал он в трубке решительный ответ.
Тогда нам надо продолжить наш разговор. Когда вам удобно?
Завтра я не могу. Мы с женой к Кате в больницу идём. Сколько мы там пробудем, я не знаю.
Михаил Александрович, а как вы отнесётесь ко мне, если я попрошусь навестить Катю вместе с вами?
Как я могу к этому отнестись? Конечно, положительно. Ей сейчас нужна любая поддержка. Только одно условие. О нашем деле ни звука. Договорились?
Об этом вы могли бы меня и не предупреждать.
Ну, извини, если обидел. Тогда встречаемся в одиннадцать у входа в больницу. Ты знаешь, где это?
Знаю. В одиннадцать буду.
Володя положил трубку и вернулся к отцу.
Кто это? Голос не молодой. На студента не похож.
Это… — Володя улыбнулся. — Это твой будущий родственник.
Ты, что жениться собираешься?
Есть такое желание.
И когда же?
Не знаю. Надо ещё с соперником разобраться.
Что и соперник имеется?
Имеется. Дело уже к свадьбе подошло. Еле предотвратить успел. Вот теперь с бывшим женихом разберусь, тогда можно и под венец.
А невеста-то согласна?
Кто же её спрашивать будет? Ей деваться некуда: или в ЗАГС, или в петлю.
Круто!
А как ещё? Твоя школа. Да хватит об этом. На чём мы остановились?
Да ты меня с такими заявами совсем с мысли сбил. Значит так: Ты открываешь фирму, а лучше не ты, а твоя жена, раз к этому дело подошло. Только фамилию пусть свою оставит. Незачем нашу светить. Я со своей стороны делаю тебе все разрешения, лицензии и прочие бумаги. А ты покупаешь нормальное вооружение, как металлолом и толкаешь его за границу.
Ровно в одиннадцать часов Володя стоял у входа в больницу. Не прошло и минуты, как к нему подошли Катины родители. Отец крепко пожал руку Володе и представил свою жену:
Прошу знакомиться, Нина Фёдоровна, Катина мама.
Очень приятно, — галантно ответил Володя. — Я…
Знаю, знаю, — не дала договорить ему Нина Фёдоровна, — мне муж уже всё про вас рассказал. Вы Катин староста. Я очень рада, что вы захотели навестить Катю. Стоило Кате заболеть, как все её подруги куда-то подевались. Ни одна даже не позвонила. К сожалению, друзей много, когда всё хорошо. А как случится несчастье, так и нет никого.
