Ричард Фримен - Око Озириса
Завещание Джона Беллингэма
Работа, за которую я взялся с таким легким сердцем, оказалась действительно ужасающей, как сказала мисс Беллингэм. Для расшифровки записанного в течение двух с половиной часов при средней скорости около 100 слов в минуту требуется немало времени. А так как выписки надо было сдать аккуратно к завтрашнему дню, то терять времени было нельзя, поэтому я через пять минут по возвращении в амбулаторию уже сидел за письменным столом, разложив перед собой записки, и энергично расшифровывал стенографические значки и разобранное записывал четким почерком. Занятие это имело для меня немалую прелесть прежде всего потому, что все фразы, которые я писал, были полны нежных воспоминаний, напоминали мне о том, как она шепотом диктовала их мне. Да и сам предмет был для меня полон интереса. Мне открывались новые перспективы, я переступал порог нового мира (который был ее миром). И потому я далеко не был доволен, когда приход случайных пациентов отрывал меня от работы.
Вечер подходил к концу, а из Невиль-Коурта еще ничего не было слышно, и я уже начал опасаться, что щепетильность м-ра Беллингэма оказалась непреодолимой.
Но ровно в половине восьмого дверь амбулатории внезапно распахнулась, и в комнату вошла мисс Оман, держа в руках синий конверт, с таким таинственным видом, как будто это был ультиматум.
— Я принесла это вам от м-ра Беллингэма, — сказала она. — Тут вложена записка.
— Вы мне разрешите прочесть ее, мисс Оман? — спросил я.
— Господи, помилуй! — воскликнула она. — Да что же еще с ней делать? Ведь я для того ее и принесла.
Я согласился и, поблагодарив ее за любезное разрешение, быстро пробежал записку, — всего несколько слов, разрешавших мне показать копию завещания доктору Торндайку. Когда я поднял глаза, я заметил, что мисс Оман пристально и неодобрительно смотрит на меня.
— Вы, кажется, стараетесь быть приятным в известном доме? — заметила она.
— Я всюду стараюсь быть приятным. Таков уж у меня характер.
— Гм, — фыркнула она.
— Разве вы не считаете меня сколько-нибудь приятным? — спросил я.
— Сахар Медович, — сказала мисс Оман.
Затем, с кислой улыбкой посмотрев на разложенные записки, заметила:
— У вас теперь появилась новая работа. Это вносит большие изменения в вашу жизнь.
— Восхитительные изменения, мисс Оман. Сатана считает… ведь вы, без сомнения, знакомы с философскими трудами доктора Уотса?
— Если вы намекаете на «праздные руки», — ответила она, — то я вам дам один совет. Не позволяйте этой руке бездействовать долее, чем это действительно необходимо. У меня есть кое-какие подозрения по поводу этого лубка… ну, да вы понимаете, что именно я хочу сказать?..
И прежде чем я имел возможность что-либо ей ответить, она воспользовалась приходом двух пациентов, чтобы прошмыгнуть из амбулатории с такой же поспешностью, с какой вошла.
Вечерний прием закончился по обыкновению около половины девятого. Я подумал о завещании. Следовало, по возможности не откладывая, препроводить его Торндайку, а так как этого нельзя было поручить постороннему, то отнести пакет должен был я сам. И, засунув его в карман, я сейчас же направился к Темплю.
Часы на здании казначейства тихо пробили три четверти, когда я постучался своей палкой в «запретную» дубовую дверь моих друзей. Ответа не последовало. Подходя к дому, я не видел света в окнах, и стал подумывать о том, чтобы попытаться пройти через лабораторию на 2-м этаже, как вдруг услыхал знакомые шаги и голоса на каменной лестнице.
— Браво, Барклей, — воскликнул Торндайк, — вы ждете здесь, словно пэри у райских врат. Поультон ведь сидит наверху над одним из своих изобретений. Если в другой раз вы найдете гнездышко пустым, подымайтесь прямо наверх и стучите в двери лаборатории. По вечерам он всегда там. Какие же новости вы принесли нам? Что я вижу? Не синий ли конверт торчит у вас из кармана?
— Именно.
— Это копия завещания? — спросил он.
Я ответил утвердительно и добавил, что получил разрешение показать ее ему.
— Ну, что я говорил? — воскликнул Джервис — Разве я не говорил, что он раздобудет нам копию, если таковая существует?
— Мы признаем все мастерство вашего прогноза, потому вам незачем хвастаться, — сказал Торндайк. — Прочли ли вы завещание, Барклей?
— Нет, я даже не вынимал его из конверта.
— В таком случае, оно будет одинаково ново для всех нас. Посмотрим, насколько оно соответствует вашему описанию.
Он поставил три кресла на удобном расстоянии от лампы, а Джервис, следивший за ним с улыбкой, заметил:
— Теперь Торндайк будет наслаждаться. Всякое непонятное завещание кажется ему прекрасным и может доставить ему огромное удовольствие, в особенности, если здесь можно предполагать связь с каким-нибудь темным мошенничеством.
— Не знаю, действительно ли оно уж так непонятно, — сказал я. — Вся беда в том, что оно, кажется, слишком понятно. Во всяком случае, вот оно, — и я передал конверт Торндайку.
— Я полагаю, что мы можем вполне положиться на эту копию, — сказал он, вынимая документ и просматривая его.
— Ну, конечно, — добавил он, — копия сделана Годфри Беллингемом, сличена с оригиналом и засвидетельствована. В таком случае, Джервис, я попрошу вас немедленно прочесть ее нам, а я наскоро буду делать заметки для справок. Сядем поудобнее и закурим трубки, а потом приступим к чтению.
Он взял бювар, и, когда мы расположились в креслах и зажгли трубки, Джервис развернул завещание и, предварительно откашлявшись, приступил к чтению этого, в общих чертах уже известного читателям, документа.
Завещание состояло из трех пунктов. В первом — поверенному завещателя, м-ру Джеллико, отказывались коллекция печатей и скарабеев и сумма в 2000 ф. стерлингов, Джорджу Хёрсту — сумма в 5000 фунтов, а Годфри Беллингэму все остальное движимое и недвижимое состояние. Пункт второй ставил условием получения Годфри Беллингэмом наследства — погребение на одном из нескольких поименованных здесь кладбищ. И, наконец, пункт третий в случае невыполнения этого условия передавал долю, предназначавшуюся Годфри, Хёрсту.
— Ну, вот, — сказал Джервис, окончив чтение. — Мне приходилось видеть много идиотских завещаний, но это перещеголяло их все. Я не представляю себе, как можно будет привести его в исполнение? Один из двух душеприказчиков является чистой абстракцией, чем-то вроде алгебраической задачи, не имеющей решения.
— Думаю, что эту трудность можно будет преодолеть, — сказал Торндайк.
— Не вижу, каким образом, — возразил Джервис — Если тело будет похоронено в определенном месте, то некто А становится душеприказчиком, если же в другом месте, — то таковым станет некто В. Но тело не может быть найдено, никто не имеет ни малейшего представления, где оно находится, следовательно, невозможно доказать, находится ли оно или не находится в определенном месте.
— Вы преувеличиваете, Джервис, — сказал Торндайк — Тело, конечно, может находиться в любом месте земного шара, но место, в котором оно находится, может быть или в пределах или вне пределов данных двух приходов. Если оно было погребено в пределах этих двух приходов, то факт этот можно установить, просмотрев отметки о похоронах с того дня, когда в последний раз видели живым пропавшего, и справившись с регистрами указанных мест погребения. Если не будет найдено никаких показаний, что погребение имело место в одном из этих двух приходов, суд примет этот факт как доказательство, что погребения там не было совершено и что тело находится в каком-нибудь другом месте. В результате Джордж Хёрст станет вторым душеприказчиком и наследником всего имущества.
— Нечего сказать, утешительная перспектива для ваших друзей, Барклей! — заметил Джервис — Мы ведь наверняка можем сказать, что тело не было погребено ни в одном из вышеупомянутых мест.
— Да! — угрюмо согласился я. — Боюсь, что в этом нет почти никакого сомнения. Но какая бессмыслица! Пусть уж этому человеку так хотелось, чтобы его похоронили в каком-нибудь из облюбованных им мест, все равно он не должен был делать таких нелепых распоряжений.
— В этом я вполне с вами согласен, — заметил Торндайк. — Нелепый текст завещания не только создает массу осложнений, но и делает этот документ весьма знаменательным, если принять во внимание загадочное исчезновение завещателя.
— В каком отношении он делает его знаменательным? — живо спросил Джервис.
— Рассмотрим последовательно все пункты завещания, — сказал Торндайк, — и прежде всего обратим внимание на тот факт, что завещатель имел под рукой очень сведущего адвоката.
— Но м-р Джеллико не одобрял завещания, — сказал я. — Он даже энергично возражал против его текста.
— Мы это тоже будем иметь в виду, — ответил Торндайк. — Теперь обратимся к этим условным пунктам. Первое, что бросается в глаза, это — чудовищная несправедливость. Все наследство Годфри условно и зависит от того, где будет погребено тело завещателя. А между тем удовлетворение этого требования зависит не исключительно от Годфри. Завещатель мог, например, утонуть в море, погибнуть во время какого-нибудь пожара или взрыва или, наконец, мог умереть за границей и быть похороненным в таком месте, где нельзя было бы отыскать его могилу. Таких возможностей бесконечно много, не говоря уже о том маловероятном казусе, который произошел в действительности. Но даже если бы тело и было найдено, есть еще одно затруднение. Кладбища вышеупомянутых приходов уже закрыты в течение многих лет. Без особого разрешения едва ли можно будет похоронить там тело, и я сомневаюсь, можно ли добиться разрешения, даже если подвергнуть тело кремации. Во всяком случае, не от Годфри Беллингэма все это будет зависеть. А между тем, если там нельзя будет совершить погребения, он лишается наследства.
