Виталий Гладкий - Чужая игра
— Серега, я не пальцем деланный. Лучше уж мне одному плести байки по поводу разборки, чем мы будем вдвоем кукарекать на разные голоса. Латышев — шеф, с его трона видней, на кого плюнуть, а кому конфетку бросить.
— А если спросят, почему не вмешался?
— Ну ты даешь! — Кузьмич расхохотался. — А когда мы вмешивались в разборки? Да пусть перестреляют, суки, друг друга до единого. Только дышать в городе станет легче.
— И то…
— Серега, а все-таки, что было на самом деле? Чей там спецназ шустрил?
— Разборка, Кузьмич, разборка…
Я посмотрел ему прямо в глаза долгим взглядом.
— Понял, — кивнул Неделин. — Лишние знания обременяют человека. Извини. Наверное, стар становлюсь.
Мы расстались, довольные друг другом.
Под впечатлением разговора с ним я ходил часа два: общение с Кузьмичом мне всегда доставляло удовольствие.
Он никогда не лгал, не притворялся, не закладывал. А когда дело доходило до драки с вышестоящими, первым подставлял свою грудь под залпы начальственного гнева.
К обеду мое приподнятое настроение улетучилось. Эйфория боя, взбурлившая мою кровь и взбудоражившая нервы, сменилась отрешенностью и гнетущей усталостью.
Самое плохое во всей этой истории с ночными похождениями было то, что дальнейшие события пошли совсем по иному руслу, чем я предполагал.
Долларов в банковских упаковках изъяли столько, что у многих глаза полезли на лоб. У меня даже возникло желание пару пачек нечаянно положить в свой карман.
Увы, человек слаб и грешен…
По моим скромным подсчетам, в тайниках рефрижератора (ими служили его двойные стенки) находилось миллионов сто пятьдесят. А может, и больше.
Но на территории «пороховых складов» я был лишь до того момента, как деньги перегрузили в машины ГРУ. И то только потому, что про меня просто забыли.
Затем меня все-таки нашел и отозвал Латышев, приказав ехать домой и явиться на работу как обычно, к восьми.
Я успел лишь принять душ и выпить чашку кофе, когда за мной приехала «волжанка». Переговорив с Кузьмичом, я стал терпеливо ждать вызова к Латышеву.
Но он как отправился к генералу, так и не появлялся в управлении до самого вечера. А ранним утром следующего дня полковник уже сидел в самолете, летевшем в столицу.
И все. Стало тихо, как в усыпальнице. В управлении царила просто мертвая тишина, и лишь сотрудники время от времени бесшумно мелькали в коридорах, словно не уснувшие вовремя упыри.
Все чего-то ждали. Притом с большим мандражом. Чего?
Мне над этим вопросом размышлять не хотелось. Я просто боялся об этом думать. У меня создалось такое впечатление, что майора Ведерникова бросили, как использованный предмет интимного обихода.
Дело сделано — и будь здоров, опер. И крутись сам, как хочешь…
По идее деньги нужно было оприходовать и сдать в областное отделение Госбанка, а на главного виновника ночного боя «Витас-банк» спустить с цепи свору ревизоров, налоговиков и прочая.
Я уже знал, что курьеры везли и наличность, взятую из резерва для закупки партии оружия, и «навар» от сделки.
И теперь стоило лишь заглянуть в сейфы «Витас-банка», чтобы раз и навсегда покончить со всеми проблемами, о которых так долго распространялся Виктор Егорович, — такую огромную недостачу объяснить невозможно.
Однако никакого шевеления нигде не наблюдалось.
«Витас-банк» по-прежнему работал с частной клиентурой и предприятиями.
Его клерки, как всегда, были приторно вежливы и предупредительны; охрана торчала на своих местах, поигрывая бицепсами и пожирая глазами любого подозрительного типа; сновали инкассаторские машины, к главному входу подъезжали «мерсы» и «крайслеры», упитанные «новые» деловито считали ногами ступени, ведущие к сверкающим бронированным стеклом и начищенным латунью дверям…
Ну просто мир и гладь да Божья благодать!
Вот только президента банка Наума Борисовича найти не могли.
Он словно испарился. Или нечистая уволокла, или забрали на свой корабль инопланетяне для опытов.
Не знаем, где наш шеф, он нам не докладывает; скорее всего, где-то в столице, отвечали ангельские голоса секретуток.
Интересно, какого государства?
Так я просидел в полной маете и неопределенности почти до следующего четверга. Нет, точно про меня забыли. А может, это и к лучшему?
В среду, сразу после обеда, меня вызвал Семейко.
Я даже вздрогнул, услышав его голос, усиленный динамиком селектора, — чур меня! От голоса подполковника веяло могильным холодом. Вот зараза…
Он и не пытался изобразить начальственную строгость. Семейко давно знал, что я его не жалую.
— Нужно произвести выемку документов… кх, кх! — без обиняков заявил Семейко. И шумно высморкался в крохотный дамский платочек — похоже, он грипповал. — Возглавишь группу.
— Почему я? И какие там еще документы?
— А потому, что майор Калина на больничном. Другому доверить не могу. Это касается расследования на таможенном терминале.
— Насколько я знаю, он там работал не один.
— Слушай, ты меня удивляешь. Конечно не один. Но эти два сопляка, его помощники, горазды только по девкам бегать… кх, кх! И протоколы печатать одним пальцем. Так что поторопись, машина уже ждет.
В «бобике» сидели два офицера и водитель.
Одного из них я узнал сразу. Это был старший лейтенант Фалин. Достаточно неприметная личность, тихоня, всегда ходит с опущенной головой, будто стесняется посмотреть в глаза коллегам.
Второй, тоже старлей (его фамилию я забыл; а может, и не знал), был здоровый как бык. Ему бы в цирке гири поднимать, подумал я не без зависти. Я всегда восхищался мощной мускулатурой и отменными физическими данными.
До сих пор мне приходилось встречаться с ними только на общих собраниях.
Водитель, хмурый крючконосый малый, оказался мне незнаком. Он даже не взглянул на меня, сидел ровно и неподвижно, как засватанный.
Поздоровавшись, я забрался на переднее сиденье. И наш ветеран отечественного автомобилестроения, кашляя и чихая, попрыгал, словно горный козел, по выбоистой насыпной дороге, ведущей к недавно построенному терминалу.
Про асфальт, конечно, строители вспомнили в последнюю очередь, когда ударили морозы.
Мы уже почти проехали небольшой лесок, как «бобик» неожиданно резко свернул с дороги на узкую прогалину, уходящую в глубь зарослей.
— Что за… хр-хр-р….
Изумляться дальше мне не дали — кто-то из старлеев накинул на мою шею удавку, а водитель, недобро щурясь, приставил к груди ствол пистолета.
— Не трепыхайся, майор, — сказал Фалин. — Будешь умным — еще поживешь.
— Какого черта?! — все-таки сумел прохрипеть я.
Спросил, а ответ уже метался в мозгах, круша все на пути, как срикошетившая пуля, — меня подловили так элементарно, что просто смеху мало.
Ах, Семейко, Иудушка, бляжий сын! Продажная тварь, гнида, гадюка подколодная! Чтоб тебя на том свете сковородку раскаленную заставили лизать!
Мать твою перемать!..
Пока я мысленно ругался, как одесский, биндюжник, меня спеленали веревками, завязали глаза, заклеили пластырем рот и, перетащив на заднее сиденье, уложили на пол, чем-то прикрыв сверху.
— Только лежи тихо и не дергайся, майор, — лениво посоветовал Фалин. — Пока не доберемся до места назначения. Иначе придется дать тебе пистолетом по башке.
Ну и тихоня! Правду говорят, что в тихом омуте черти водятся. Вот и борись с организованной преступностью вместе с такими, как Фалин…
Ехали мы долго.
Наконец «бобик» чихнул последний раз и остановился. Чьи-то грубые руки выдернули меня из кабины и потащили по ступеням.
Судя по свежему морозному воздуху, напоенному запахами хвои и дыма из печных труб, мы находились где-то в лесу, скорее всего на какой-то даче.
Мы вошли внутрь здания, но вместо того, чтобы снять с меня веревки и представить хозяину, заказавшему доставку майора Ведерникова, мои поводыри спустились в подвал.
Когда за ними закрылась дверь, а глаза привыкли к скудному освещению — под потолком горела маломощная лампочка, — я увидел себя прикованным, как Прометей, к стене.
Цепь, соединенная с «браслетами» на запястьях, позволяла стоять согнувшись в три погибели, сидеть и лежать.
В качестве подстилки служила охапка соломы. Правда, свежей и шелковистой на ощупь. Она еще хранила запахи знойного лета и осеннего листопада.
В пределах досягаемости стояло ведро с крышкой — импровизированная параша, и даже висел на вбитом в стену штыре рулон туалетной бумаги. Кто-то эту часть «сервиса» продумал до мелочей.
В другом конце огромного подвала виднелись стеллажи с какими-то ящиками и большие бочки, скорее всего не пустые.
Я сел и задумался.
Мысли роились, как мухи над помойкой. А толку?
Я не был настолько наивен, чтобы не понимать — из этого подвала мне дорожка только в один конец. Те, кто организовали похищение, ни в коем случае не сдадут вольно или невольно своих «кротов» — Семейко и компанию.
