Андрей Воронин - Бриллиант для Слепого
— Конечно, того самого — Ефима Аркадьевича.
— Какой вопрос вас интересует?
— Я не хотел бы говорить об этом по телефону. Если можно, приеду к вам.
— Если вы приедете до одиннадцати вечера, это будет просто замечательно, — предупредил Хайтин.
— Всего пятнадцать минут. Я неподалеку и на машине.
— Жду, — Хайтин даже не поинтересовался, знает ли звонивший его адрес. Раз узнал телефон, то и адресок у него есть.
Ювелир сел за письменный стол, выдвинул ящик. За годы работы у него накопилась солидная коллекция визиток клиентов. Люди бедные, мало значащие, драгоценностями не интересуются, настоящие камни — удел богатых и влиятельных. Четыре толстые стопки картонных прямоугольников, перетянутых резинкой, лежали в углу ящика, но визитка Гусовского покоилась отдельно. И Хайтин знал: свои визитки Ефим Аркадьевич налево и направо не раздает. На ней значился номер личного мобильного телефона олигарха. Набери цифры и услышишь высоковатый, знакомый всей стране голос Ефима Аркадьевича.
Гусовского Хайтин знал давно, еще с советских времен. Финансовый гений будущего олигарха и в застойные времена нашел себе применение. В Подмосковье Ефим Аркадьевич умудрился наладить подпольное производство джинсов, причем всю фурнитуру — от молний до заклепок, изготавливали тут же, в Союзе. Цех оборудовали в доме инвалидов по зрению. Памятуя о расстрельном деле валютчиков, мудрый Гусовский опасался переводить деньги в доллары, но, как человек опытный, понимал, что советские рубли на грани обесценивания. И сконцентрировал внимание на драгоценностях, называл их денежным концентратом. Один камешек всегда весит меньше, чем те деньги, которые он стоит. Камень легче прятать, он не портится, его не сгрызут крысы.
Хайтин, как мог, конечно, не бескорыстно, помогал будущему олигарху. Подыскивал ювелирные украшения, оценивал их, передавал из рук в руки. Гусовского взяли незадолго до перестройки. Наверное, именно поэтому и получил он небольшой срок — всего пять лет. Ефим Аркадьевич предусмотрительно разделил накопленные богатства на несколько частей. Дома держал лишь то, что Хайтин называл ломом. О том, где находилась остальная часть сокровищ, было известно лишь самому Ефиму Аркадьевичу, с этой тайной он не желал расстаться, даже находясь под следствием. «Больше у меня ничего нет», — упрямо твердил он московским следователям.
Те понимали, что «цеховик» лукавит. Но и им было выгоднее считать, что найдено все золото, все камни. На Гусовского махнули рукой и быстренько провели суд. Ефима Аркадьевича Хайтин уважал — за время следствия он ни в чем не признался.
После освобождения, а отсидел Гусовский четыре года, Хайтин встретил его как родного. Знал, человек с его способностями в этой жизни не потеряется, снова всплывет, а потом и вскарабкается по социальной лестнице на самый ее верх, благо, время располагало к этому. И старый ювелир не ошибся.
Гусовский с легкостью менял род занятий. Из производителя фальшивых джинсов он переквалифицировался в торговца автомобилями. Когда же сверхприбыли в этом секторе показались Гусовскому недостаточными, он перебросился в те сферы, где Хайтин уже ничего не понимал: ценные бумаги, приватизация, торговля недвижимостью. Олигарх продвигался вверх с завидным постоянством. Поговаривали, что он вхож к самому президенту, а уж министры, так те сами ездят к нему на прием и могут часами просиживать под дверью кабинета.
По старой памяти Гусовский не раз обращался к Хайтину за консультацией, даже если предварительную экспертизу проводили виднейшие эксперты западных ювелирных фирм. И это льстило старому ювелиру. И вот теперь прозвучал этот странный звонок.
«Нет ничего проще, — подумал Хайтин, — набрать номер и напрямую спросить у Ефима Аркадьевича, давал ли он кому-нибудь рекомендации. Но к таким людям, как Ефим Аркадьевич, обращаться по пустякам не следует. Если он и дал номер собственного мобильника, то не для того, чтобы его тревожили по мелочам». И, тяжело вздохнув, Хайтин вновь спрятал визитку в ящик письменного стола. «Посмотрим, с чем ты ко мне приедешь».
Молодой человек, позвонивший в дверь, Хайтину сразу не понравился, хотя оптика дверного глазка могла превратить и мисс мира в страшную уродину. Люди в глазок выглядели как отраженные в елочном шаре: огромные распухшие носы, суженные остроконечные головы и выпученные, как у рыб, глаза.
Заслышав движение за дверью, молодой человек, облаченный в костюм, белую рубашку и золотистый галстук, вежливо напомнил:
— Я вам звонил, Соломон Ильич.
Взгляд у ювелира был наметанный. Молодой человек ему не понравился, но это не означило, что тот пришел его грабить. Звякнула цепочка, и ювелир открыл дверь.
— Проходите, — холодно произнес он, — просьба Ефима Аркадьевича для меня свята, — произнеся эти слова, он в упор посмотрел на визитера. Молодой человек взгляд выдержал, даже бровью не повел.
— Проходите в комнату, — Хайтин указал молодому человеку на стул, сам сел напротив него.
— Вы неправильно меня поняли, — начал визитер разговор, — я не по просьбе Ефима Аркадьевича, а по рекомендации.
— Я все правильно понял. Какое у вас ко мне дело?
— Не у меня, — чуть заметная улыбка тронула тонкие губы мужчины, — я лишь представляю интересы своего хозяина.
— Хозяина? Это звучит. Редко кто теперь осмеливается так говорить, обычно говорят «наниматель», «босс», «владелец фирмы».
— Нет, именно хозяина.
— Кто он? — напрямую спросил ювелир.
— Он хотел бы остаться неизвестным.
— Большие деньги?
— И это тоже. Но главное, вопрос щекотливый.
— Вы принесли оценить украшение? — Хайтин специально не настаивал на том, чтобы молодой человек представился.
— Вы, Соломон Ильич, человек в мире ювелиров видный, пользуетесь авторитетом, и все мало-мальски ценное, так или иначе, проходит через ваши руки.
— Я польщен.
— Мой хозяин хотел бы купить бриллиант, недавно похищенный с выставки. Соломон Ильич не стал разыгрывать из себя несведущего.
— Да, ваш хозяин поставил высокую планку.
— Вы сможете вывести его на бриллиант?
— Мне хотелось бы, — притворно вздохнул Хайтин, — но беда в том, что никто ко мне с этим не обращался и вряд ли обратится.
— Я не тороплю вас с ответом, можете подумать. Десять процентов комиссионных вас устроит?
— Смотря, какова вся сумма.
— Он готов выложить за него семьсот тысяч.
— Камень стоит больше.
— Чистый камень, — поправил его молодой человек, — а краденый, паленый продать сложно.
— Извините, но я не смогу вам помочь. Передайте своему хозяину, чтобы он не сердился на вас за то, что вы не справились с поручением. Камень наверняка похищали под заказ.
— Вот вам мой номер телефона, звоните в любое время дня.
— И ночи? — вскинул брови Хайтин.
— Если вы поможете, я ваш должник.
— Ваш хозяин в Москве?
— Да. Он специально приехал, чтобы купить камень.
— Я приготовлю кофе, подождите немного.
Хайтин, изображая из себя более немощного, чем на самом деле, шаркая, вышел в коридор и по дороге на кухню прихватил телефонный аппарат. Включил воду, вытяжку, воткнул разъем аппарата в розетку на кухне и набрал номер милицейского лейтенанта. Тот схватил трубку тотчас же.
— Это вас ювелир Хайтин беспокоит. Ко мне один парнишка зашел, говорит, его хозяин хочет купить тот самый бриллиант, о котором вы говорили. Я его минут пять еще у себя подержу, но потом буду вынужден выпустить. Это у вас людей могут годами без вины держать.
— Спасибо вам, — особого энтузиазма в голосе лейтенанта не чувствовалось.
— До свидания, — Хайтин повесил трубку. «Так я и знал, — подумал он. — Подстава. Парнишка, с которым Тихон ходит, был прав».
Все, что Соломон Ильич делал, он делал на совесть. Кофе сварил крепкий, вкусный. Себе налил лишь половину чашки и разбавил сливками. Гостю же принес не разбавленный.
— Вы уже подумали? — осведомился молодой человек.
— Я не думал, я мечтал, — рассмеялся Хайтин. — Мечтал, будто бриллиант у меня и я получу за него семьсот тысяч долларов. Мечтать не вредно?
— Полезно.
— Ну, так и хозяину своему передайте, что владельцем камня он будет только в мечтах. Предложить вам что-нибудь менее ценное? Антиквариатом, быть может, увлекаетесь?
— У вас есть интересные вещи?
— Я не для хозяина вашего предлагаю, у него запросы повыше, а для вас или для супруги.
Не дожидаясь согласия, Хайтин ушел в кабинет и вернулся с большой коробкой, похожей на шахматную доску. Открыл ее перед посетителем. В ячейках лежали перстни, сережки. Приличному человеку Хайтин это показывать не стал бы. Это был его «неликвид», купленный за бесценок. Но иногда находился лох, способный клюнуть и на это.
— Вот отличный мужской перстень, солидный, очень подойдет к вашему галстуку.
