Андрей Воронин - Бриллиант для Слепого
«Ненавижу!», — думал Петров сразу обо всех: о ворах, своем начальстве и подчиненных. Оставалось ждать, когда продавец сам выйдет на покупателя.
«Может, что-нибудь слышно от Князева?» — с сомнением подумал Потапчук, хотя наперед знал, выплыви что-то новое, ему бы непременно сообщили. Однако он решил сам заехать и убедиться в этом лично.
Николая Николаевича Князева по-прежнему содержали во внутренней тюрьме ФСБ. Камеры были построены в тридцатые годы, в фантазии архитектору было не отказать. Небольшая одиночка давила на психику любого, кто в ней оказывался. По форме камера напоминала гроб изнутри: скошенные трапецией стены и низкий потолок, светильник прятался за толстой решеткой и армированным стеклом.
Николай Николаевич сидел на нарах, спину держал прямо, голову высоко поднятой. Он смотрел прямо перед собой, словно видел сквозь стены. На душе у него было покойно. Он-таки стал российским императором, в этом убеждало не только то, что сбылось предсказание монгола, но, по его мнению, в это постепенно начинали верить и его тюремщики. Даже охранник, принесший обед, назвал его сегодня «Ваше высочество». Да и важный человек в медицинском халате, к которому его возили, ни минуты не сомневался в том, что перед ним настоящий император. Князев, хотя и был сведущ в электронике, даже не задумывался, стоят ли в камере «жучки», установлена ли в ней видеокамера.
Потапчук зашел в комнату к техникам. Молодой лейтенант сидел за столом, заставленным аппаратурой, правой рукой прижимал к уху наушник. Его лицо выражало полное отчаяние. Лейтенант хотел было встать при виде генерала, но Федор Филиппович отечески остановил его:
— Сиди.
В камере Князева стоял микрофон, и каждый звук, усиленный электроникой, попадал в эту комнату и фиксировался.
— Достал, — честно признался лейтенант.
— Что такое?
— То «Боже, царя...» поет, то по-французски сам с собой разговаривает.
— О чем?
— Кто ж его знает? Я английский учил. Могу включить, послушаете.
— Я тоже французского не учил, — честно признался генерал. — Связаться с кем-нибудь требует?
— Нет.
— Как его раньше не раскусили? В Кремле работал. Полный идиот! Я бы его у нас не держал, ему самое место в сумасшедшем доме.
— Продолжайте, — вздохнув, сказал Потапчук, — нам важна каждая мелочь.
Голова разболелась, генерал потер виски, затем дал лейтенанту знак, чтобы тот подал ему наушник. В это время Князев как раз рассуждал о будущем России по-французски.
— Крепись, служба такая, — похлопал Потапчук лейтенанта по плечу, отдавая ему наушник.
***
Тихон, дождавшись десяти утра, отправился в магазин, торгующий фирменной аппаратурой. Раньше он проходил мимо него, даже не удостаивая взглядом роскошные витрины, уставленные телевизорами, видеомагнитофонами, фотоаппаратами, камерами. Но сегодня он еле дождался его открытия. Народу было немного — кому придет в голову с утра делать дорогие покупки?
Он прошел зал с видеоаппаратурой, миновал звуковые системы и очутился в уголке, отведенном фотоаппаратам. В технике Тихон понимал мало, более полагаясь на ловкость рук, но знал, что существуют фотоаппараты, способные делать моментальные снимки.
Девушка-продавец в форменной одежде с бэджиком на объемной груди вышла навстречу раннему покупателю:
— Вас что-то интересует?
Солидный пожилой мужчина ей явно импонировал, чувствовалось, что он готов расстаться с большой суммой денег.
— Внучка у меня родилась, — не моргнув глазом соврал Тихон.
— Поздравляю, — расплылась в улыбке девушка.
— Хочу невестке сюрприз сделать, фотоаппарат подарить, такой, чтобы снимки сразу получались.
Фотоаппаратов на витрине было много, но моментальный «Поляроид» стоял лишь один.
— Я бы посоветовала вам взять обыкновенную камеру. Разница небольшая, фотоснимки можно проявить на следующий день, а качество лучше.
Продавец осеклась: взгляд Тихона говорил о том, что ему нужен только «Поляроид» и ничего больше.
— Могу предложить хорошую модель.
— Бумага для снимков в него заправлена?
— Я заправлю.
Тихон даже не взглянул на чек, который выписала ему девушка, расплатился в кассе, на этот раз изменив своей привычке не брать сдачи. Сегодня он должен был выглядеть самым обыкновенным покупателем, счастливым дедом, спешащим запечатлеть внучку.
— Заверните, пожалуйста, в бумагу, уж очень коробка пестрая.
С коробкой, завернутой в бумагу без всяких надписей и заклеенной скотчем, Тихон покинул магазин. Вернувшись домой, он распаковал фотоаппарат, поставил его на стол, навел на серебряную рюмку, из которой обычно пил коньяк. Вспышка — и из фотоаппарата выползла карточка, заклеенная черной бумагой. Тихон выждал положенное по инструкции время и бережно отклеил бумагу. Рюмка запечатлелась во всем своем великолепии, на ней даже играл блик с расходившимися во все стороны лучиками.
— Порядок!
Тихон взял с телевизора вчерашнюю газету, поставил домиком — так, чтобы ничего лишнего из интерьера квартиры в кадр не попало. На чистом листе бумаги расположил бриллиант, и для сравнения установил рядом с ним спичечный коробок. Долго наводил камеру, затем нажал кнопку.
И вновь вспышка, вновь выползла карточка. Бриллиант получился не хуже рюмки, еще более эффектный блик сиял на острие грани. На стеллаже за книжками отыскались почтовые конверты, снимок исчез в одном из них. Шариковой ручкой печатными буквами Тихон написал лаконичное: «Москва. Министерство внутренних дел России». На какую сумму сейчас нужно клеить марки, Тихон не знал, писем не писал уже лет пять, но был уверен: подобные конверты дойдут до адресата, даже если на них не будет ни единой марки.
С письмом в кармане он вышел из дому. Бросил его в центре на Главпочтамте в ящик, откуда выемка производится каждый час, и лишь после этого направился к Соломону Ильичу. Хайтин воровато оглянулся, когда впускал Тихона в квартиру.
— Нервничаешь?
— Из-за тебя. Уж лучше бы я тебя, Тихон, не знал вовсе.
— Это сейчас ты так думаешь. А раньше?
— Думал по-другому. Одни неприятности. Твой мальчишка оказался прав, менты подставу придумали. Вчера вечером ко мне приходил парень, якобы по рекомендации Гусовского.
— Того самого? — уточнил Тихон.
— Его. Хотя, думаю, сам Ефим Аркадьевич о своем протеже и не подозревает. Говорил, будто его хозяин лично в Москву приехал, чтобы брюлик купить.
— Сумму называл?
— Семьсот тысяч.
— Не густо, — пожал плечами Тихон, — могли бы сказать и миллион, все равно с деньгами расставаться менты не собираются. Хайтин заметил, как в глазах Тихона зажегся нехороший огонек.
— Ты еще не расстался с мыслью продать бриллиант?
— Не выбрасывать же его в урну!
— Я, конечно, сразу же в ментовку позвонил, они за ним даже следить не стали.
— Правильно. Чего же ты еще ожидал, Хайтин?
— Не нравится мне. Жил себе тихо, мирно, спокойно, а теперь каждый день визитеры. И хоть бы кто-нибудь из них мне деньги предложил!
— Будут тебе и деньги, — Тихон застучал пальцами по столу, затем резко спросил: — Где хозяин твоего вчерашнего гостя?
— Откуда я знаю? Он телефончик оставил, где его отыскать можно.
— Дай. Ювелир вздохнул.
— Чего ты боишься, Соломон Ильич? Боишься с телефончиком расстаться? Так никто другой, кроме меня, брюлик тебе не принесет. Хайтин засмеялся:
— Привычка, — и подал визитку Тихону, тот пробежался по номеру взглядом и вернул ее Хайтину.
— О чем еще говорил?
— Больше ни о чем. Не дело ты, Тихон, задумал.
— Как знать, как знать. Пока он единственный реальный покупатель.
— Меня только в это не впутывай. Я чайку приготовлю, попьем, помозгуем.
— Некогда мне, — Тихон резко поднялся и торопливо попрощался с ювелиром. — Увидимся скоро.
Оказавшись на улице, Тихон задумался. Искушение огромное — семьсот тысяч долларов получить за то, что держишь в своих руках.
— Это не кошельки из карманов вытягивать, — усмехнулся он. — Менты, поставив на кон такие деньги, ни за что не пожелают с ними расстаться. Кто-то же расписывался за получение их в банке? Может, даже сам «главмусор». А может, все концы теперь и ФСБ в руках держит.
Он пытался проиграть ситуацию и так, и этак, но ничего не получалось. Он чувствовал себя шахматистом, попавшим в трудную ситуацию — цугцванг: еще можно согласиться на ничью, но выиграть уже невозможно, каждый следующий ход лишь усугубит ситуацию. Надежных людей, не завязанных на братву, он знал лишь двух: Фагота и Розу. Проще всего было отыскать Никиту: если Тихон не заезжал за ним утром, тот непременно выходил играть в торговые ряды. А идти до него было всего два квартала.
Белорусский вокзал встретил Тихона гулом голосов. На месте Фагота сидел грязный бомж с плешивой собачкой. На бетонном полу стояла потертая ушанка, в которой сиротливо лежала пара мелких купюр. Опускаться до общения с такой чушкой Тихону было западло. Он прошелся по переходу и отыскал пацана, присматривающего за здешним «пастбищем».