Петр Катериничев - Иллюзия отражения
Ну уж нет! «Рабинович, как здоровье?» – «Не дождетесь!»
Двери открылись, вошли двое сухощавых мужчин лет около сорока. Следом дама закатила коляску.
– Если я хочу с кем-то встретиться, я с ним встречаюсь.
В коляске сидел закутанный в плед Александр Алиевич Арбаев. Шея и левая рука его были закованы в гипс; полагаю, ногам тоже досталось, но за драпировкой их не было видно. Признаться, оптимизм мой убавился, но не исчез.
– Развяжите ремни. Он не дурак. И ломиться никуда не станет.
– Зачем мне бегать от своего счастья?
– Знаешь меня?
– Еще узнаю. Время есть.
– Уверен?
– А кто в чем теперь может быть уверен?
– Ты кто вообще?
– Спасатель.
– Ты был с моей Алиной... Рассказывай.
Я рассказал. Скупо и безэмоционально. Придерживаясь фактов и упуская, по укоренившейся привычке, подробности. Арбаев не перебивал. Только смотрел на меня черными зрачками. Признаться, вид у магната был устрашающий.
– Теперь скажи, что ты обо всем этом думаешь? И – что мне обо всем этом думать?
– Кто-то провел с Алиной кодирование и запрограммировал ее на самоубийство. Возможно, при этом использовались наркотики. Позвонили по телефону, назвали кодовое слово – и девушка спрыгнула на мостовую.
Лицо Арбаева казалось застывшей маской. Я знал, что у Арбаева еще два сына и внук, но... Кто в таком случае может сказать о соизмеримости потери? Никто.
Тонкие губы Арбаева слились в едва различимую черточку.
– Остановить ее ты не смог, спасатель?
– Не успел.
– Возможно, все так и было. Как ты рассказал. Я тебе верю. Знаешь, почему? Это здешние все – неженки. А я из низов. И знаю: в таких случаях исполнителя в живых не оставляют. А ты – жив. Но – зачем? Зачем было убивать мою дочь? Особенно таким изощренным способом?
– Не знаю.
– Вот и я не знаю. Мне не было выставлено никаких претензий или требований. И еще. С девяносто девятого года в нашей среде существует соглашение... о неприменении такого вида конкурентной борьбы. Кто-то соглашение нарушил.
– Нет.
– Нет?
– Думаю, ни вы, ни ваши дела, Александр Алиевич, здесь ни при чем.
– Вот как?
– Вы слышали о Сен-Клере?
– Да. Он утонул вчера.
– Судя по всему, он не утонул. Он утопился. При сходных установках.
Арбаев сузил глаза.
– И – что?
– Вы знаете, чей он сын?
– Нет.
– Его отец владеет головным банком крупнейшей финансовой группировки мира. Активы свыше семисот миллиардов евро.
– Впечатляет. При чем здесь моя дочь?
– Ни вы, ни ваши дела, ни ваша дочь здесь не играют никакой роли. Задачи у людей, какие этим заняты, я полагаю, глобальны. Возможно, ее устранили для... примера.
– Я в это не верю.
– Других версий у меня нет. Пока.
– А как во все это влез ты? Спасатель на пляже?
– Меня подставили.
– Зачем?
– Я суечусь. Активничаю. Кого-то нервирую. Кого-то напрягаю. Когда люди нервничают или напрягаются, то допускают ошибки. Раскрываются. Выходят из тени.
– Тебе что до них?
– Если и ничего? Кто меня отпустит из игры... живым?
– А сам сбежать ты не догадываешься?
– Куда можно сбежать с круглого шарика?
– Ты что, герой?
– Нет. Просто так сложились обстоятельства.
– Не понимаю. Чего хочешь ты?
– Найти тех, кто все это затеял.
– Чтобы убить?
– Чтобы выжить.
– Тебе нужна помощь?
– Нет.
По правде, мне было небезынтересно знать, как Арбаев вырвался из-под опеки Данглара. Но я не спросил. Потому что он бы не ответил. А может, и не было никаких «тенет». Господин Данглар рассудочно эдак решил, что обездвиженный и поломанный Арбаев будет смирно и благонамеренно сидеть на своей интернированной яхте. А он – не усидел. Такая натура. Я вспомнил даже, что некогда он был мастером спорта по биатлону. Думаю, им было о чем поговорить с Дангларом.
Куда более интересно, как Арбаев на меня вышел. Вот об этом я его спросил. Ответ оказался прост и поучителен: люди Арбаева просто-напросто перекрыли все дороги к Саратоне: их было всего девять. И – внимательно следили за водителями. Наудачу. Удача им и улыбнулась. Бывает. Впредь – мне наука.
И что теперь? Клеить бороду, как в дурном романе? Просто поднять стекла «ситроена» и скрыться за их дымчатой непроницаемостью – не получится. Дымчатые стекла были здесь так же неестественны, как мужики с клееными бородами.
– Что собираешься делать теперь?
– Размышлять.
– А поделиться с моими ребятами не желаешь?
– Нет. Ни к чему хорошему это не приведет.
Арбаев скривил губы в гримаске, весьма отдаленно напоминающей улыбку:
– Я навел справки. Тебя помнят в Москве. Там ты сделал много хо-ро-ше-го.
– Это приятно. И еще... Не нужно вешать мне «хвосты». Для пользы дела.
– На данном этапе наши цели совпадают. Ты хочешь найти убийц моей дочери. Зачем – мне неинтересно. Я просто хочу их убить. И – убью. Мне плевать, какие игры они затеяли и по какому поводу. Ты найдешь их, Дронов?
– Будьте покойны.
В комнате повисло тяжкое молчание. И мысли мои были ему под стать.
Тираны, приходящие к власти ради самой власти, не поступятся ею ради чьих бы то ни было жизней. Даже ради жизней детей. Но сейчас – время комфорта и чистогана. И люди в большинстве своем ломятся к этой самой власти просто ради возможности урвать сладкие куски самого что ни на есть материального порядка. А награбастав, трамбуют грудки добра под разжиревшие брюшки и – страдают! – оттого, что жизнь их не будет вечной!
Александр Арбаев был другим. Он походил на сгусток энергии – тревожной, разрушительной и грозной. Эта энергия подняла его на высоты. Она же его и сбросит когда-нибудь.
– Я знаю, о чем ты думаешь, спасатель.
– Да?
– О том, что мое обещание мне могут и не позволить выполнить здешние... князья.
– И об этом тоже.
– Я исполняю все, что обещаю. Всегда. Знаешь, почему? Этот кукольный мир погряз в роскоши и забыл основный закон бытия. Я ему напомню. – Александр Арбаев замолчал, глаза сузились до крохотных прорезей, и он произнес, едва разлепляя губы: – Когда берешь чужие жизни, будь готов отдать свою.
Глава 50
К отелю «Саратона» я прибыл около трех. Почти все постояльцы уже вернулись в номера.
От навязчивых проводов, как и от стреляющего железа типа «беретта», я отказался наотрез. Все-таки Ален Данглар произвел на меня впечатление. Если сказал, что законопатит за «хранение», то непременно это сделает. Такая натура. Если он еще и не проявил всю мощь своего скромного европейского обаяния и деятельную хватку, то лишь потому, что ситуация уж больно для него непривычная. Но люди быстро привыкают ко всему. Даже к войне. И все потому, что в глубине души часто не допускают мысли, что убить могут именно их. Если бы допускали – войны сделались бы невозможны.
Бульвары Саратоны опустели, кое-где в ночных кафе еще были посетители, но немного. Я присел за столик, заказал чайник крепкого чая и шоколад, налил в принесенную кельнером толстостенную белую чашку, отхлебнул. Положил деньги на блюдечко, спросил:
– Могу я воспользоваться вашим компьютером? Мне нужно послать сообщение.
– Да, пожалуйста, – кивнул тот, провел меня в крохотный кабинетик и деликатно вышел.
Я забрался в охранную систему отеля, благо коды и пароли тинейджерка мне расшифровала, отключил внешнее и коридорное видеонаблюдение и немного набезобразничал с программой: восстановят минут через пятнадцать, а больше мне и не нужно.
Вышел, закурил сигарету, налил чашку до краев, энергично разжевал шоколад, выпил чай в несколько глотков, встал и направился к отелю.
Мысли в голове болтались самые мерзкие: мне представилась Даша Бартенева лежащей на полу в ванной, в неудобной позе и рядом – отливающая синевой опасная бритва. «Кто будет следующим?» – так, кажется, сформулировал барон Данглар. Именно из-за его неугомонности я и не пошел в отель путем прямым, как дорога к счастью. Барону или кому-то из его людей тут же отзвонятся. А мне это не нужно. Тем более к счастью, как нас учили в босоногом пионерском детстве, ведут пути крутые, тернистые и нехоженые.
Через пять минут я был у «Саратоны». Прошелся вдоль торцевой стены, нашел затененный уступ и полез на второй этаж. Длинный декоративный парапет опоясывал здание по периметру на каждом этаже; по нему я обошел отель: окна четных номеров выходили на море; кое-как по выщербленной стене, цепляясь за плотный плющ, забрался на балкон второго, затем, таким же способом, – на балкон третьего этажа.
Теперь предстояло разобраться с дверью. Внутри – кондиционеры, и, если Даша Бартенева решила отдохнуть в прохладе, придется что-то выдумывать. Но дверь была прикрыта и не заперта. Саратона: здесь европейцы из собственного упорядоченного и охраняемого мира попадают в мир карнавальный, праздничный и оттого кажущийся им еще более совершенно безопасным. Так оно и было – до последнего времени.
Я тихохонько просочился в помещение, прислушался. Номер, обширный полулюкс, по первому впечатлению был пуст. Но тревога вдруг заклубилась в душе серой мутью; я ступал настороженно, стараясь поскорее привыкнуть к почти полной темноте из-за задвинутых вглухую портьер...
