Петр Катериничев - Иллюзия отражения
Никогда... Какое лживое слово! «Никогда я не был на Босфоре...» Но может, в этом и состоит смысл и суть всей нашей жизни – так представить ее себе – в иных пространствах и иных временах, чтобы все считали ее явью? Бог знает.
Глава 52
«Все бег на месте в замкнутой кривой...» Кто расчертил пространство острова кривыми, кто замкнул их в круг?
– В круг? – переспросила Даша. Видимо, последнюю фразу я произнес вслух.
– Круг. Бесконечное множество бесконечно малых прямых, замкнутых в бесконечности. Бред мироздания.
– Кажется, спиртное на тебя подействовало основательно.
– Сейчас пройдет, – сказал я, взял бутылку и сделал добрый глоток. Потом выудил из пачки сигарету, закурил. Нет, и то и другое – яд, конечно, но как действуют!
– У тебя вид кота, дорвавшегося до валерианы.
– Валериана – цветок Меркурия. Или Гермеса. У него, как и у каждого из кошачьих, есть ключи от бездны.
– Ты и выражаться стал, как...
– Как безумный? Или – так выражался Сен-Клер?
– Что Сен-Клер?
– Почему ты ни в ресторане, ни теперь ни разу не упомянула Эдгара Сен-Клера? Или ты была не знакома с ним?
– Саратона – большой остров.
– Значит, все-таки не знакома?
– И небольшой. Мне это очень нравилось всегда. Здесь все друг друга знают. А если грустно на душе, ты можешь бродить по самой Саратоне или по окрестностям хоть неделю и – никого не встретить. А можешь, если есть настроение, только выйти пройтись, и на одной улице столкнешься с десятком знакомых, и поболтаешь с каждым о чем-то необязательном, и на душе сразу сделается легче.
– Недавно ты назвала такое препровождение пустым.
– Иногда это очень скрашивает жизнь.
– И сказала, что такая пустота – сродни смерти, – продолжил я, словно не слышал ее реплики.
– Я так сказала?
– Может, и нет. Но я так понял.
– Что-то ты стал очень мрачен. Тебе совсем нельзя выпивать.
– Я и стараюсь воздерживаться. Но сегодня – особый случай.
– Особый?
– Поверь, в меня не каждый день выпускают обойму браунинга. Хотя, может быть, ты стреляла совсем не в меня.
– Я же тебе все объяснила.
– Ага. А я продолжаю комплексовать.
– Комплексовать?
– Извини, я неудачно выразился. Теперь время такое: неприлично называть вещи своими именами. Никто из женщин не скажет: «Я боюсь быть нелюбимой», скажет: «Я боюсь располнеть». Никто из мужчин не скажет: «Я боюсь умереть, так ничего не создав и не воплотив, даже не попытавшись рассказать, каким я был, что чувствовал, кого любил...» Скажет: «У меня бессонница и головная боль. Наверное, вчера выпил лишнего». Это просто страх.
– Страх...
– Да. Быть неуспешными, нелюбимыми, никому не нужными... Страх непризнания себя в этом мире. Страх смерти при жизни. Страх смерти после смерти. На этом острове страх отчетливее, чем где бы то ни было. Потому что здесь весело. Порой настолько, что хочется плакать. Но – негде. Разве только в комнате смеха.
Девушка вздохнула:
– И что с тобой теперь делать, Дронов?
– В смысле?
– Ты же напился! Буквально! С нескольких глотков!
– Иногда это очень скрашивает жизнь.
– Не паясничай.
– И не думал.
– Чем?
– Что – чем?
– Чем скрашивает жизнь спиртное?
– Отсутствием ответственности. Какой с пьяного спрос? Никакого. – Я с видимым удовольствием откинулся на подушки диванчика. – Пожалуй, стоит вздремнуть. Этой ночью ни тебя, ни меня уже не убьют.
– П-почему ты так уверен?
Я кивнул на полоску света под тяжелой портьерой:
– Светает.
Девушка была озадачена.
– Ты думаешь...
– Да ничего я не думаю! Ничего! Почему ты мне лжешь, Даша? Почему ты ни разу не упомянула Эдгара Сен-Клера! Почему ты – ни вчера вечером, ни сегодня – ничего не сказала о том, что знакома с ним?! Что, по крайней мере, приглашала его в этот номер?! Кстати, где ты была прошлой ночью?
Казалось, мой вопрос застал девушку врасплох. Лицо ее на миг сделалось совершенно потерянным.
– Что ты молчишь? Ты же сказала, что несколько ночей кряду не можешь спать! Что тебя мучат призраки небытия и нетопыри нежити!
– Ты мне не доверяешь, Дронов? – наконец произнесла Даша тихо.
– Веришь – не веришь. Замечательная игра. А вопрос – философский. Ты сначала ответь на простой: где ты была вчера ночью?
– В номере.
– В каком?
– В этом.
– Ты уверена?
– Почему ты на меня орешь, Дронов? Я что, преступление совершила?
– Может быть. Все дело в том, что Эдгар Сен-Клер звонил своей тетушке, герцогине Аленборо, из этого номера!
– Вчера?
– Это ты мне ответь. Как ты все это объяснишь?
– А как он объяснил?
– Да никак! Никто этими объяснениями тогда не интересовался. Потому что Эдгар Сен-Клер был тогда жив.
Глава 53
Девушка молчала с полминуты, потом плеснула себе коньяку, выпила, закурила, окутавшись невесомым голубоватым дымом, произнесла хрипло:
– Я была знакома с Эдгаром Сен-Клером.
– Да неужели?!
– И он бывал в этом номере. Но не со мной. И... Ничего больше я добавить не могу. Это не моя тайна.
– Да боже ж мой! А ничего больше добавлять и не надо! Все ясно как день! Он – любящий, но бедный Рама. Она – любящая, но бедная Шама. Встречаться им, понятное дело, негде. Дома – суровые родители, которые тоже, понятное дело, живут в нищете. Но у любящего, но бедного Рамы Сен-Клера, как и у любящей, но бедной Шамы, оказалась бедная, но любящая подруга Даша, которая и предоставила никому не нужным индийским бродягам стол и кров, а сама по той поре ночевала на пляжном лежаке, свернувшись калачиком под бодрящим бризом и лунным сиянием! Ну что? Так оно и было? Ах, забыл добавить: встреча Рамы и Шамы закончилась ссорой, тогда бедный, но озлобленный Рама позвонил на верхний этаж, сказал ласковое слово доброй, но легкомысленной Алине, и та – по доброте душевной сверглась вниз с высоты тридцать пятого этажа. А сам Рама пошел к океану, тоскою полн, попечаловался над злою своею судьбиной – и утопился. А девушка Даша повернулась на другой бочок и стала досматривать кошмары. Славная сказочка?
– Скверная.
– Ну да, я забыл: прощальная песня, танцы оставшихся в живых, клятвы, стоны, выкрики, стенания, смех, гимн, салют, народные гуляния, мир, труд, май. Конец. Титры.
– Тебе не стыдно, Дронов?
– Мне? Стыдно?
– Твоя сказка дурна по содержанию и пошла по форме.
– Да форма-то как раз может быть какой угодно! Это может быть нравоучительный детектив «Преступление и наказание» Достоевского или детектив трагический, «Гамлет» Шекспира, это может быть семейная сага Роже Мартена дю Гара или Джона Голсуорси, это может быть сказка о рыбаке и рыбке Хемингуэя или сказка о подростке Селлинджера – суть не меняется: важно то, что стоит за историей! А за нею – живые люди! И многие из них – погибают! А в нашей истории еще и пульсирует нервно неисправной неоновой рекламой: «Кто будет следующим?!» И это делает интригу жутко увлекательной. Жутко!
– Что ты хочешь этим сказать?
– То, что сказал. И кстати: прошлой ночью Алине Арбаевой позвонили из этого номера. Из твоего номера, Даша. Кто? Сен-Клер?
Бартенева тряхнула волосами, потерла указательным пальцем переносицу:
– Погоди... Что это был за звонок?
– С того света. Ее пригласили разделить полет звезд. И их сияние.
– Ты что, слышал это?
– Нет. Я наблюдал сам полет. А потом – увидел высвеченный номер на ее мобильном.
– Ты что, меня подозреваешь?! Да я даже не знала, кто такая Арбаева! И – тем более не знала ничего о ее номере телефона! По правде – я вчера напилась от страха и – вырубилась!
– А Эдгар Сен-Клер? У него был номер Арбаевой?
– Откуда я могу это знать? Мы что с ним, неразлучная парочка?
– Так он был вчера в твоем номере?
– Да.
– С кем?
– Я не буду отвечать.
– А у него теперь не спросишь.
– Подожди, Дронов... А откуда ты узнал номер моей комнаты в гостинице? Вчера вечером в ресторане меня переполняли эмоции... А ты так спешил, что я не успела тебе этого сказать. У Савина?
– Нет.
– У портье? И – вообще, почему ты забрался ко мне через балкон? Ты что, не мог нормально зайти, как люди?
– В Саратоне это стало модным. Одни – прыгают через парапет, другие – лазают через балкон. Считай, я романтик.
– Отшутиться у тебя не выйдет. Нет, я понимаю, это я тебя просила о помощи, но... Я ведь хочу узнать все.
– Чтобы получить Пулицеровскую премию?
– А если и так – что тут плохого?
Я пожал плечами.
– Еще больше я хочу выжить, – сказала Даша. – И разобраться, что со мною происходит. И – со всеми.
– Со всеми-то как раз ничего. Люди отдыхают, веселятся. Резвятся, словом.
– Ну ты и угорь, Дронов! Требуешь от меня прямых ответов, а сам скользишь, словно льдина по покатой крыше!
– Сравнение красивое, но опасное.
– Как ты узнал мой номер?
– Техника. Зашел в компьютерную базу данных отеля и – пожалуйста.
– Это у них так берегут покой постояльцев?
– Сам бы ни за что не залез. Но нашлась юная барышня, у которой в порядке с программированием, и помогла вскрыть коды. За мороженое с ликером.
