Андрей Таманцев - Леденящая жажда
— И что?
— Ну вот, говорят, появилась компания отморозков… Может, они?
— Слушай, командир, ты же понимаешь, для нас «может» не годится.
— А я что могу сделать? Поедем проверим.
— Говори адрес — Чернобородый перешел на приказной тон, и участковому это явно не нравилось.
— Ты лошадей не гони, дорогой товарищ. Я тебя первый раз вижу.
— А деньги ты тоже первый раз видишь?
— Язык-то попридержи! А то я знаю, как таких, как ты, прижучить! Ты у меня еще…
Участковый понял, что перегибает палку. В нем боролось желание поиграть на нервах у хача и нормальное человеческое стремление заработать. Профессиональных интересов у него в тот момент не было.
— Ладно, остынь. Сейчас я тебе все запишу. Вот только…
Дальше разговор продолжился в духе рыночного торга. Оба все понимали. Чернобородый заранее знал, что участковый по привычке попросит еще, знал, что заплатить нужно. Тот в свою очередь знал, что не состричь еще просто непрофессионально. Пошла стандартная игра: один прикидывается шлангом — просто для проформы, другой, демонстрируя картинное негодование, банально набивает себе цену.
— Добавить нужно. — Про себя участковый уже прикидывал, куда можно пристроить неожиданно свалившийся на голову заработок. Планов было немало.
— Как у вас тут говорят… Жадность фраера сгубила. — На самом деле Ахмет продолжал этот торг Просто так, из любви к искусству. Теоретически сумма могла быть намного больше.
— Ну, сам думай. — Милиционер решил пойти ва-банк. Уж этот точно заплатит. Столько, сколько нужно. Можно рискнуть.
— Сколько?
— Еще стольник.
Чернобородый беззвучно рассмеялся. Да, запросы действительно оказались невелики.
— Успокойся, получишь. Но сначала адрес. Участковый на минуту замешкался. Потом все же достал листок бумаги и записал адрес.
— Откуда я знаю, что это те самые?
— Ты что же, не доверяешь мне?
— А с чего я должен тебе доверять?
— Хочешь — верь, хочешь — не верь, дело хозяйское. Вот только выпендриваться не надо.
— Ладно, давай бумажку. Но если тут какая подстава, ты мне за все ответишь.
— Без угроз!
— А кто тебе угрожает? Мое дело предупредить.
— Так, бери листок и проваливай.
— Еще раз тебе говорю: выбирай выражения. Чернобородый нарочито громко хлопнул дверью и вышел в обшарпанный коридор. Затем подошел к ближайшему телефонному автомату.
— Так, у вас все готово?.. Не знаю, не уверен… Как сказать, провентилировать их нужно… Встречаемся на выходе… Да, все вместе. Кто знает, сколько их там. Сегодня. Нужно обязательно сегодня. Скоро нужно будет действовать.
Рука непроизвольно потянулась к ножу, спрятанному за поясом. Рот скривился в многообещающей усмешке.
Когда дверь кабинета закрылась, участковый старательно пересчитал шершавые бумажки, ласкающие взор своей бледной зеленью, напоминающей цвет лица подростка после первой попойки, и задумчиво вытащил из пачки папиросу.
Минуты три он мечтательно пускал колечки дыма в потолок, затем снова потянулся к телефону:
— Слышь, Костылев… тут одно дело наклевывается, нужно подъехать по тому адресу, что ты мне дал… Нет, до этих мне и дела нет… Нет, тут хачи подозрительные объявились, можно их потрясти. И вообще, неплохо бы выяснить, чем они тут занимаются… Да, наряд… Там увидим.
Участковый нетерпеливым жестом повесил трубку. В нем закипал профессиональный азарт.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Афганская граница
3 июля 200… года, 11.53
Уже два дня они по очереди сидели за рулем, останавливаясь только в случае крайней необходимости. Продирались сквозь кордоны, жарились под треклятым солнцем. Впрочем, им было не привыкать. Места практически родные.
Транспорт выбирали недолго, особенных возможностей все равно не было. По воздуху не получится — военную технику для их секретного подразделения никто не даст. Это означает раскрыть карты. Да и не нужно светиться со своими самолетами в зоне чужого влияния:
Да, Афган действительно теперь зона чужого влияния. Ничего не попишешь.
Они бросят машины на границе и дальше пойдут пешком. Они знают, куда идти. Спутник указал место, куда звонил Мансур, точно указал. Они доберутся до него. Это всего лишь вопрос времени, которого осталось ой как мало.
Скоро граница. Одну из «Нив» вел Муха, другую — Трубач, который спал меньше всех. Чем дальше, тем сильнее распаляла его память о погибшей сестре, об изувеченной Сашке. Его вели ярость и бешеное желание мстить.
Пейзаж почти не менялся, однообразная пустыня цвета охры с редкими сухими растениями. Не доехав примерно километр до американского блокпоста, они остановились.
— А других вариантов нет? — спросил Муха.
— Есть! Но у нас на них нет времени. Переодевайтесь! — скомандовал Пастух.
Ребята вздохнули и достали из багажников одежду.
— Док, помоги мне натянуть этот мешок, — бормотал Муха, путаясь в плотных складках.
— Обратись лучше к Артисту, он у нас спец по переодеваниям.
— Точно, как же я забыл.
Артист себя долго ждать не заставил.
— Так, так, сейчас поправим складочки… Слушай, похоже, ты ее наизнанку надел!!!
— Да как здесь отличишь, где лицо, а где изнанка. Мешок — он и есть мешок.
— Не выпендривайся. Радуйся, что ты не мусульманская женщина.
— Сейчас умру от восторга!
— Хватит дурачиться! — послышался голос Трубача. Его выразительный взгляд чувствовался даже сквозь частую сетку паранджи.
— Готовы. Слышь, Пастух, Трубач должен идти в середине четвертым.
— Это почему?
— Ты только посмотри на него! Видел когда-нибудь мусульманскую женщину двухметрового роста?! Больше всего проверяют первых и последних.
— А в этом есть своя логика, — согласился Пастух.
— Ладно, что с вами делать, — вздохнул Трубач.
И к блокпосту направились пять бесформенных силуэтов в паранджах, под которыми могла скрываться и неземная красота восточной женщины, и крепкий русский мужик со стволом.
Можно надеяться только на везение.
— Пастух, а Пастух! Если что — стреляешь или в ножи?
— Не торопи события, Муха.
— Да я и не тороплю. Просто просчитываю ситуацию.
— Тихо!
Вот уже американские солдаты на расстоянии вытянутой руки. Ну что ж, опустили глаза, подогнули колени, все будет хорошо.
Первым шел Артист, наиболее правдоподобно изображавший плавную женскую походку. Кажется, он делал это даже слишком хорошо, хотя все- таки во всем нужно знать меру. Однако Артист не успел прокрутить в голове эти исключительно мудрые мысли — его пропустили, а вот двухметрового Трубача нет. Трубач и дернуться не успел — уж больно быстро и неожиданно рука сержанта американских вооруженных сил оказалась на его заднице. Это был здоровенный негр.
— Bay! — сказал он. — Красотка! Ты не хочешь со мной сыграть в баскетбол? Я тебе накидаю в корзину столько мячей!
Первым побуждением было дать в морду, но Трубач неимоверным усилием заставил себя справиться с этой необдуманной реакцией. Бедняга грациозно опустил голову и сжал зубы. Что будет дальше?
В принципе политкорректным солдатам армии поддержания порядка не очень хотелось вступать в конфликт с местным населением, но слишком сильно оказалось искушение, и сержант руку с задницы не убрал. Нет, этот козел начинал переходить всяческие границы! Но все же терпи, Трубач, держись, родимый!
Действия сержанта становились все активнее, а Трубач даже рта не раскрыл — вряд ли ему в подобном состоянии удалось сымитировать тарабарщину, хоть отдаленно напоминающую речь на дари или пушту. Он просто возмущенно вскинул голову и, как мог, жеманно дернул плечиками. Это должно было означать отказ или по крайней мере сильное неудовольствие, но жест был истолкован совершенно неправильно. Тогда Трубач уже более решительно помотал головой, чем только еще больше распалил поклонника баскетбольных размеров.
Трубач постарался как можно деликатнее убрать тяжелую длань со своих ягодиц. Не помогло! Да ты, братец, видать, тупой! Нельзя настаивать, когда женщина говорит «нет». Даже если она не хамит при этом!
Ситуация принимала опасный оборот.
Артист, который сам был готов даже к такому неестественному приставанию, сейчас был в панике. Как выпутается Трубач? Все- таки сценические импровизации не его конек.
«Господи, — подумал Артист, — неужели и я тоже иногда веду себя как эта горилла?! Впредь только трепет и уважение к женщинам!»
Молчаливая молитва не помогала. Негр был пылок и настойчив, словно племенной бык.
«Сколько еще ломать эту комедию?! — лихорадочно соображал Пастух. — Спокойнее, спокойнее, еще ничего не произошло, все будет хорошо… Конечно, будет! Вот только какой ценой?!»
