Андрей Таманцев - Леденящая жажда
В этот момент Пастух почувствовал, что ему в живот упирается ствол автоматической винтовки М-16. Да, янки не совсем придурки. Пока сержант строил глазки Трубачу, американские солдаты не теряли бдительности.
Может быть, этот парень с лейтенантскими нашивками решил просто так, для проформы, припугнуть его, но Пастухову много не надо было — сказалась реакция, отработанная годами.
Пастух схватился за ствол, крутанул его резко по оси и прикладом двинул лейтенанта в солнечное сплетение. Через секунду тот уже корчился на каменистой земле. Тогда сержант, недолго думая, сорвал с Трубача паранджу и уже без всякого кокетства двинул ему в челюсть.
Ну это уже наглость! С дамами так не поступают!
— Ложись! — заорал Артист, вытаскивая из-за пояса ручную гранату.
Как и положено, американцы оказались на земле. Солдаты удачи стояли. Этот трюк они отработали давно.
Разделаться с валяющимся на земле патрулем особых трудов не составляло.
Но тут из стоявших неподалеку строений прибежали еще человек пять-шесть американцев. Стало ясно, что рукопашной им не избежать.
— Осторожнее, сзади. — Пастух успел предупредить Дока, к которому приближался громила в камуфляже.
— Парни, может, ноги? Жарко драться.
— А бегать не жарко? — прокричал Муха, отчаянно отбиваясь от навалившихся на него троих американцев.
— Тоже верно.
— Да уж, — на удивление спокойно сказал Док, с хирургической точностью орудовавший прикладом.
Американцы были явно не готовы к превращению кучки безответных теток в паранджах в такие вот боевые машины. Конечно, здесь много кто ходит, но чаще всего никто не может противостоять непоколебимой самоуверенности звездно- полосатого флага.
На лице Трубача была написана отчаянная решимость. Никогда раньше ему не приходилось так драться, потому что никогда раньше драка не имела таких личных мотивов. Разве что в шестом классе, когда один мальчишка со двора осмелился сказать какую-то гадость про его любимую Сашку. Конечно, ясно, что не американцы сделали эту мерзость, но в тот момент для Трубача все были кровными врагами. Все, кто мешал ему мстить.
Собственно, ребята могли посидеть в сторонке, Трубач орудовал за троих. И дело закончил быстро. Все американцы теперь нюхали песок, а Трубач связывал им руки за спиной.
— Ну, Дудкин, класс! — ахнул Муха. — Давно я тебя в деле не видел!
— А ты думал, я потерял квалификацию?
— Ладно, хватит трепаться, сейчас остальные америкосы подтянутся — и станет совсем жарко, — оборвал их Пастухов. — Пора сматываться.
Они, как по команде, собрали все имевшееся у американцев оружие. Пастухов подошел к лейтенанту и вытащил из кармана его форменной куртки сложенную вчетверо карту района.
— Посмотрим потом, сейчас нужно спешить.
Отойдя примерно два километра от американского блокпоста, они остановились и развернули карту, напряженно все сразу вглядываясь в нее.
— Ты что-нибудь понимаешь? — с недоумением пробормотал Трубач, обращаясь к Пастухову.
Тот молчал, сосредоточенно глядя на непонятные обозначения.
— По- моему, дребедень какая-то, — подал голос Муха.
— Ребята, напрягите память! — веско произнес Пастухов. — С этими крестиками все ясно.
— Даже так?! А что ясно- то? — Артист был настроен скептически.
— Что ты имеешь в виду? — вступил в разговор Док, тоже не очень хорошо понимавший, о чем идет речь.
— Мы же здесь не в первый раз!
— Ну и?..
— Видите, у них катакомбы отмечены особым знаком. Это значит, что, с тех пор как мы здесь были последний раз, наши афганские друзья так и не поменяли берлогу. Там точно кто-то есть, и, видать, для американцев они просто кость в горле.
— Естественно.
— Значит, там тоже посты. Значит, нам наши паранджи еще пригодятся.
— Я эту гадость больше не надену, — сказал Трубач твердо.
— Да и не помог этот маскарад. Слишком рискованно, — опять вступил в дискуссию Муха,
— Еще как нацепишь, если Пастух прикажет, — вмешался в эти препирательства Док. — Будем спорить друг с другом или дело делать?
— Ладно, действительно, хватит дурью маяться, — примирил спорщиков Артист. — Будем действовать по обстановке.
И снова они двинулись ускоренным маршем дальше, вперед по иссохшей, желтой земле. Они уже были в этих местах несколько лет назад. Помимо воспоминаний у Мухи с тех пор остался небольшой шрам на шее. Тогда ему повезло. Возможно, повезет и сейчас.
Они действительно ничего не знали о нынешнем положении вещей. Там, где несколько лет назад находилось логово талибов, сейчас могло быть что угодно. Вот только бы снова не напороться на патруль. Хватит, неизвестно, чем еще обернется недавний рукопашный бой. А они еще и не начинали дело.
— Рассредоточиться, — коротко скомандовал Пастух.
— Ты помнишь, сколько здесь выходов? — спросил Артист, который, прищурившись, оглядывал местность.
— Три… Третий выход по другую сторону вон того перевала. Слишком далеко обходить.
— Значит, заходим сначала отсюда, — согласился Док.
— Справа ты, я и Трубач. Слева — Артист и Муха.
— Где встречаемся?
— Помнишь, где соединяются два коридора?
— Там еще рядом склад оружия?
— Угу.
— Ясно. В общем, соединяемся в гроте.
…Вокруг гротов никого. И это очень подозрительно. Если катакомбы отмечены крестиком и американцы о них знают, почему же нет ни часовых, ни войск, ни заграждений?
Ответов на эти вопросы не было. Но Пастух и не собирался гадать. Он просто махнул рукой, что означало — вперед.
Когда они вошли в прохладный сумрак подземных коридоров, их охватило ощущение, будто здесь давно никого не было. Впрочем, ощущение могло быть обманчивым.
И Пастух безошибочно почувствовал — здесь западня. Но именно для того им и поручили эту тяжелую работу, чтоб влезать в капканы и западни и выходить оттуда живыми.
Предельно осторожные жесты, кошачьи шаги, плечи, вздрагивающие при каждом шорохе. В коридорах пусто.
От прикосновения к стенам становится холодно. Здесь странный запах — разозленной смерти. Смерти, которой по неизвестной причине не удалось настичь свою жертву…
По узким коридорам прошли без приключений. И от этого Пастуху стало совсем не по себе.
Его группа первой оказалась в гроте. Так они еще в прошлый раз окрестили огромную комнату почти правильной овальной формы. Но где же остальные? Чего они там копаются?!
Вторая группа, Артист и Муха, пришла минут через пять. Тоже без приключений.
— Никого нет?
— Кроме нас.
У одной из низких дверей на стене что-то белело. Что именно, разобрать было сложно.
— Помнишь, Артист? — прошептал Муха.
— Как не помнить?
В неопределенности белого пятна угадывались какие-то буквы.
— Наша метка.
— Вот уж не думал, что придется еще раз ее увидеть.
— Здесь давно никого не было. Мертвая зона.
— Надо до конца прочесать эту кишку.
— Сомневаюсь я, чтобы кто-нибудь здесь оказался.
— Тогда кому же звонил Мансур?
— Смылся тот, кому он звонил. Он же не дурак. Он тоже догадывается, что мы можем его засечь.
— Все равно, раз уж пришли, нужно осмотреть все досконально.
Все пятеро молча направились в глубь широкого коридора, в который слились два узких. Споры закончились сами собой. Все прекрасно понимали, что начатое нужно довести до конца.
Вот оно, то самое логово талибов. Как здесь в прошлый раз все кишмя кишело! Тогда они еле отсюда ноги унесли. Теперь тишина и мрак.
— Да, видать, америкосы талибов здорово прижали, — сказал Трубач.
Коридор переходил в прямоугольный холл, из которого вела только одна дверь.
— Это конец. Последняя комната этого лабиринта, — заключил Пастухов. — И тут никого.
Зацепка, на которую они так надеялись, оборвалась. Ниточка продлилась недолго. И что теперь? Куда бежать, кого спрашивать?
— Подожди, а третий ход куда ведет? — спросил Трубач.
— Вот сюда и ведет.
Пастух дернул за облезлую ручку последней двери. Закрыто. Это была первая хорошая весть за сегодняшний день. Артист быстро проверил дверь на наличие сюрпризов — нет, чисто. Просто заперта. Значит, никого не ждут. Или ждут именно их? А, подумаешь, к чертовой матери предчувствия!
— Ломаем?
— Нас не убудет.
— Навалились!
Дверь с треском распахнулась. Комната была почти пуста. Только стол и колченогий табурет рядом.
Там, на этом табурете, сидел человек. И этого человека Трубач знал.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Стокгольм
24 августа 1982 года, 07.03
Как тяжело дышать. Просто невозможно! Что же это такое!
Соня попыталась освободиться от этого груза — как будто на животе у нее лежит чугунная плита. Попытка не удалась — силы куда-то испарились. Мышцы упорно отказывались работать. Как будто накануне всю ночь она разгружала вагоны. Еще усилие, еще, еще — и плита начала медленно, но верно сползать вправо. И наконец — свободный вдох. Она с усилием подняла голову. Что же это все- таки было?
