Вячеслав Денисов - Тюремный романс
Сорока уснул только под утро. Сначала тихий сап лежащего на боку сокамерника его раздражал, потом стал дурманить, а к пяти часам убаюкал. Он так и встретил подъем – сидя на корточках в углу камеры.
Глава 14
– Я так и знал! – хлопнул себя по бедру Тишкин, сквозь стекло прокурорской «Волги» наблюдая за выходящим из «Фольксвагена» Подлизы майором. – Знал, что если ваши слова правда, то это будет обязательно Качалкин!
В его глазах играли бесноватые огоньки.
– Вот гад, а?
Струге, Пащенко и Тишкин сидели в машине у входа в СИЗО уже пятый час. Ровно столько, сколько времени понадобилось Локомотиву для получения информации о том, что Ферапонтов задержан и закрыт в тюрьме по подозрению в хранении и транспортировке наркотиков, чтобы отреагировать на это известие.
Сорока спокойно сидел в ресторане и пил горькую, когда к нему подошли двое. Они были в штатском, но узнать ментов среди всех присутствующих Ферапонтов мог даже в парилке бани. Итак, двое подошли и попросили выйти в фойе.
– Что за дела? – понимая, что данный вопрос не имеет никакого значения, на всякий случай справился он.
– Никаких дел, – сообщили они, размазывая по Сороке вязкий взгляд.
Этот взгляд Игорек знал очень хорошо. Его задерживали бесчисленное количество раз, но только трижды взгляд у мусоров был такой – словно растекшийся по куску хлеба растаявший маргарин «Рама». И все те три раза разговор заканчивался «крыткой».
Сорока только что задумался над тем, как отцепить свой вагон от того состава, который Локомотив вел в неизвестность, как мысли оборвались, не успев зацепиться за здравый смысл. Сомнений в том, зачем и по какому поводу его вызывают «в фойе», у Ферапонтова не было. Скорее всего Подлиза уже у них. Не исключено, что у них уже и сам Локомотив. Теперь дошла очередь до него.
Сразу вспомнились и Рожин, и Зелинский, и Гонов. И даже этот зампрокурора транспортного… И тот даже вспомнился. Так стоит ли спрашивать себя и этих двоих – «за что»?
В фойе он оцепенел.
Там его выхода ждали еще двое в штатском, которых Сорока сразу отнес к разряду тех, что зарплату получают по ведомостям ГУВД, и еще двое, похожие на лохов. Мгновенно сообразив, что к чему, Ферапонтов, отвечая на вопросы о том, кто он и где живет, стал размышлять над тем, зачем тут присутствуют двое лохов, которые через мгновение обретут статус понятых.
Все стало на свои места через минуту. С усмешкой дав себя обыскать – Сорока знал, что оружием в его карманах может являться лишь презерватив, если использовать его в качестве удавки, – он расслабился. Но почти сразу же, едва из его кармана вынули целлофановый катыш с белым порошком, напрягся.
– Да вы что творите? – горько упрекнул он четырех провокаторов.
И уже через два часа въехал в ворота Терновского централа на автозаке.
Куй железо, пока горячо, – и Пащенко застал начальника собственной безопасности ГУИН Тишкина за несколько минут до ухода того домой из служебного кабинета.
– Почему вы решили, что кто-то приедет сюда? – в десятый раз спрашивал Тишкин Струге и зампрокурора, чувствуя, что у него уже начинают затекать ноги.
– Потому что Шебанин в цейтноте, – в десятый раз отвечали ему те. – Звонить он сюда не станет, не дурак, а вот послать кого-то может запросто. Остается выяснить, кто выйдет приехавшему навстречу. Если это случится, с нас пиво.
Пащенко говорил, но уверенности в его голосе не было. Вполне возможно, что Локомотив нервничает гораздо меньше, чем они с Антоном предполагают, и у него хватит терпения на то, чтобы связаться со своим человеком в СИЗО потом. Также – не приезжая и не вызванивая – встретиться с ним после того, как тот задачу выполнит.
Струге, который и был автором этого малоперспективного мероприятия, держался более собранно. Несомненно, Шебанин узнает об аресте Ферапонтова сразу. И судья верил, что любопытство Локомотива, помноженное на чувство собственной опасности, пересилит его осторожность, помноженную на то же чувство.
И его вера держала всех троих у ворот тюрьмы вот уже четыре часа. И была вознаграждена.
– Это Грошев, – сказал Антон Павлович, мгновенно узнав человека в подъезжающем «Фольксвагене» по просмотренной картотеке УБОП.
Иномарка встала очень удачно для обозрения – под уличный фонарь перед входом, – и у Струге появилась возможность многократно убедиться в том, что он прав. И вскоре появился тот, на встречу с которым и прибыл человек Локомотива…
На входе Пащенко схватил Тишкина за рукав.
– Боря, что ты сейчас собираешься делать?
Время было, поэтому Вадим имел возможность попросить поймавшего кураж карателя предателей внутри системы Тишкина охладить пыл.
– Ты сейчас поговоришь с этим Качалкиным, так? Потом, уверенный в том, что заручен нашими с Антоном Павловичем доказательствами, позвонишь начальнику СИЗО Ярцеву, тот заменит Качалкина с дежурства, а ты продолжишь с ним разговор, так?
Тишкин не отвечал, что давало возможность убедиться в то, что Пащенко угадал.
– Ты кое-что забыл, Борис. Ты забыл, что Антон Павлович – судья. Ты запамятовал, что я – заместитель областного прокурора. И совсем упустил из виду тот факт, что мы оба действуем практически от собственного имени. И ты хочешь, чтобы официально закрутилось дело, которое размотается тем, что Ферапонтов через день окажется на свободе, а Струге и я потеряем работу. Не забудь, что при этом мы выручаем человека, который по причине чужой подлости оказался в тюрьме и сейчас находится в ней три недели. Не слишком ли дорогая цена за то, чтобы уволить с должности начальника дежурной смены одного скота?
Тишкин в раздумье вздохнул, словно сетуя на проблемы, которые непременно появятся после реализации плана этих двоих хорошо знакомых ему людей. Можно было не вздыхать, окажись так, что Струге и Пащенко он видел бы впервые. Тишкин сделал бы свое дело как обычно, невзирая на лица.
– И доказать вину Качалкина… Это ведь, Боря, надо еще постараться. Он знает, что его ждет при этом.
– Ваши предложения?
Они были. И прозвучали так уверенно, что Тишкин в который раз соглашался сам с собой – этим людям верить можно.
– После того что сейчас произойдет, я попрошу наших оперов организовать вашему Сороке «подсадку» и отработку по «низам», – пообещал, открывая дверь, Тишкин.
– Не нужно, – потупил взгляд Пащенко. – «Хата» Сороки уже «заряжена».
– Лихо, – то ли шутя, то ли восхищенно бросил начальник СБ ГУИН. И, уже выйдя, повторил: – Ну, вы выдаете… Лихо. А кто из оперов, если не секрет, помог?
– Обижаешь, начальник, – отрезал Струге. Было бы глупо сдать самому ненавистному для сотрудников Управления исполнения наказаний человеку начальника оперативного отдела СИЗО.
Заметив на экране монитора троих людей у входа, один из которых, хорошо ему знакомый, нажимал кнопку звонка, Качалкин почувствовал легкий дискомфорт. Тишкин ранее не приезжал никогда, эта крыса – как геморой, он вылазит всегда в тот момент, когда ты танцуешь. Но кто эти двое?
Убрав на всякий случай пятидесятидолларовую купюру подальше – в ствол пистолета, Качалкин нажал на кнопку отмыкания замка и приготовился к встрече. Заодно посмотрел и на часы. Приезд был слишком ранним для ночной проверки и слишком поздним для вечерней. Да и зачем Тишкину что-то проверять? Он обычно появляется в тот момент, когда уже все проверено и установлено…
– Как служба? – поприветствовал дежурного начальник СБ.
– Без происшествий. Чайку, Борис Станиславович? И гостям?
– Перебьемся.
Ответ Качалкину не понравился. Он мог сейчас позвонить начальнику СИЗО и выяснить, уполномочен ли Тишкин заявляться в тюрьму в начале первого часа ночи, но делать этого не стал. Могло оказаться так, что уполномочен. Тишкин виду не подаст, но бдительности дежурного не забудет. Не зря, ох не напрасно не любят в различных органах службы собственной безопасности…
– Поговорить есть где? – Этот вопрос Тишкина означал, что нужно либо выгнать в соседнюю комнату помощника, либо выйти туда самому.
Качалкин выбрал второе.
– Уютно тут у тебя, – заметил Борис Станиславович, когда все расселись за стол в комнате отдыха.
– Почему у меня? – поправил дежурный. – У нас. Может, все-таки чаю?
– Нет, у тебя. – Тишкин забарабанил пальцами по столешнице. – У тебя. Кстати, что говорится в инструкции для внутреннего пользования по порядку и правилам перемещения дежурной смены по территории следственного изолятора?
– В какой части?
– В части оставления своего рабочего места. Ну, например, когда дежурному разрешается выходить из здания СИЗО на улицу?
– Ему не разрешается это делать, – сказал Качалкин, ощущая холодок под сердцем.
– Неправда ваша. – Не глядя на собеседника, Тишкин продолжал постукивать пальцами. – Дежурному разрешается выходить на улицу. В случае землетрясения или угрозы разрушения здания, что, впрочем, одно и то же. Скажите, Качалкин: у вас есть с собой шкала Рихтера?