Стеклянный дом, или Ключи от смерти - Устинов Сергей Львович
Их кузина Наталья вышла замуж за человека по фамилии Забусов. По шурпинской классификации против этой фамилии стояло слово «банк», и действительно Григорий Николаевич Забусов оказался президентом довольно известного в городе «Генерал-банка». К наследственной трехкомнатной квартире жены прикупил соседнюю «двушку», объединил их, отремонтировал и теперь проживает в роскошных пятикомнатных апартаментах, ездит на «мерседесе-600» с «джипом» охраны.
Наконец, третья из до сих пор остававшихся непроясненными, а по сути шестая (если начинать счет с Женечки Шурпиной, Верки Дадашевой и Малея) ветвь разлапистого арефьевского родового древа. Родная сестра Натальи Настасья шесть лет назад погибла в автокатастрофе, оставив вдовцом мужа Эльпина Андрея Игоревича и сиротой сына Романа, собственно и являющегося, если я правильно понял, арефьевским наследником по материнской линии. Эльпин («тот еще гусь», по определению Котика) — хозяин большого рекламного агентства, а также, по непроверенным слухам, нескольких популярных телевизионных шоу, пару лет назад женился повторно. К дому подъезжает обычно на BMW-750, ходит в сопровождении, как минимум, двух телохранителей.
Короче, тот еще контингент. Полагаю, когда Шурпин говорил о людях, с которыми менты не станут связываться, а если станут, то не справятся, он имел в виду именно эту троицу — Блумова, Забусова, Эльпина. Богатые бизнесмены, весьма уважаемые члены общества. Но, перефразируя известное высказывание, у нас пока нет других подозреваемых в убийстве, и мы будем работать с этими.
К сожалению, Малей не облегчил мне жизнь: позвонив Пирумову, он не стал ничего обсуждать по телефону, а договорился лично зайти к нему сегодня вечером. Однако и не слишком осложнил: аппаратура у меня хоть и устаревшая, но с такой простой задачей, как определение номера по количеству импульсов, справляется. А с тех пор, как в этой стране стало покупаться и продаваться решительно все, включая, например, компьютерную базу московской телефонной сети, отпала нужда обращаться за подобными справками к моим бывшим милицейским коллегам.
Лев Сергеевич Пирумов обретался все в том же Стеклянном доме. Правда, о том, кто он такой, кроме того, что «получает за то, чтоб все было по справедливости» и при этом не является арефьевским наследникам конкурентом, мне ничего известно не было. Но с мощной агентурной сетью, состоящей из таких титанов разведки, как дедушка Гарахов и бабушка-паспортистка, это дело представлялось поправимым.
Вообще с того момента, как окончательно расшифровались все оставленные мне Котиком фамилии, направлений работы стало хоть отбавляй. Но почему-то вот так же, как одинокую девушку Верку Дадашеву или парикмахера-надомника Нюму Малея, идти брать на арапа крутого банкира Забусова и шоумена Эльпина не хотелось. Интуиция подсказывала, что здесь нужны какие-то другие подходы, нежели примитивное демонстрирование ключа с дыркой: неровен час, кликнут охрану, да и отберут вещдок — иди потом сам на себя жалуйся. Поэтому, прежде чем пускаться на подобные сомнительные эксперименты, следовало отработать все остальные пути получения информации. Один их этих путей опять вел через весь город, на Каширское шоссе, в приют печали, именуемый онкоцентром. Только на этот раз я собирался туда хорошо подготовленным и экипированным, а также в компании с Прокопчиком.
План был прост и в двух словах характеризовался кратким, но емким выражением: «на живца». Живцом я поначалу хотел определить своего помощника, но он возмущенно взвыл, что тому из нас, кто будет осуществлять наблюдение со стороны, наверняка придется пощелкать камерой, а это, несомненно, его, Тимина, прерогатива:
— Р-разве у тебя есть за спиной п-пятьсот тысяч снимков? — напыщенно поинтересовался он. И я, испугавшись, что Прокопчик начнет сейчас рассказывать, как он разъездным фотографом на Северном Кавказе снимал целые школы и армейские дивизии, немедленно уступил, предложив компромисс.
На всякий случай мы приготовили сразу два комплекта бумажных номеров для моего «кадета» и его «восьмерки», которые легко наклеиваются поверх настоящих, а после того, как нужда в них отпадает, также легко отклеиваются. Когда устраиваешь подобные шутки, главное — не попасть в лапы какому-нибудь гаишнику без чувства юмора. Впрочем, в наши намерения не входило испытывать судьбу, чересчур долго катаясь по городу в таком виде.
Договорились следующим образом. Раз уж приходится переться в такую даль, я намеревался воспользоваться этим, чтобы еще кое о чем расспросить своего давешнего приятеля-эскулапа, верного ученика и последователя Гиппократа. Если перед его кабинетом снова окажется тот же белобрысый тип, что и вчера, пойду я, потому что ему мне представляться без надобности. Если же на пост сегодня заступил другой, то напуганный мною доктор может и не доложить обо мне, а просить его об этом специально, разумеется, совсем уж глупо. Тогда двинем вперед Прокопчика.
Но, выглянув осторожно из-за угла коридора, я обнаружил, что белобрысый ушан на месте. Видать, пригрелся. На этот раз, правда, газету он сменил на какой-то любовный роман в яркой обложке, но чтение не увлекло его настолько, чтобы пропустить мой приход. Едва я появился на его горизонте, как он мгновенно приспустил книжку так, чтобы можно было одновременно видеть меня и прикрывать собственное лицо. Впрочем, он зря старался, сегодня меня эта рожа мало интересовала. Даже не поворачиваясь в его сторону, я подошел к двери ординаторской и толкнул ее. Сказать, что напомаженный доктор при виде меня обрадовался, было бы преувеличением.
— Чего вам еще нужно? — вместо приветствия довольно резко поинтересовался он.
— Всего два вопроса, — ответил я, приветливо улыбаясь.
— Два? — переспросил он, морщась, как будто я уже снова выкрутил ему руку. — Говорите быстро и убирайтесь.
— Вопрос первый: как состояние нашего больного?
— Без изменений, — дернул он плечами.
— И второй. В прошлый раз вы говорили, что Арефьева держат в реанимации на аппаратах. Искусственное дыхание, искусственная почка, искусственное сердце... У нас, конечно, бесплатная медицина, но не до такой же степени... Кто все это оплачивает?
— Понятия не имею! — на этот раз его голос звучал довольно искренне. — Я всего лишь палатный врач, такие вопросы решаются выше.
Однако мне необходимо было сделать еще одно уточнение:
— Но я правильно понимаю, что подобный сервис не оказывается в вашей больнице всем подряд?
На этот раз врач просто промолчал, глядя мне в лицо, но это молчание было красноречивее прямого «да».
Выйдя в коридор, я мельком посмотрел на белобрысого. Тот сидел на стуле и усердно делал вид, что читает книжку, на самом деле глядя поверх нее на меня, как сквозь прицел. Я не сомневался, что, едва моя спина скроется за поворотом, он подскочит вслед за мной. Ну что ж, вчера, ушастый, ты меня упустил, но если сегодня тебе нужен реванш, ты его получишь.
Собственно говоря, программа-минимум была выполнена уже к тому моменту, когда я выезжал из ворот онкоцентра. Портативная рация, которую я вынул из кармана и положил рядом с собой на переднее сиденье, голосом Прокопчика радостно сообщила, что за мной, по всей видимости, следует BMW-320 темно-зеленого бутылочного цвета с двумя седоками на борту. Именно к этой машине подбежал выскочивший вслед за мной из главного входа белобрысый, поэтому Тиме, прежде чем вся наша кавалькада тронулась с места, удалось даже сделать несколько снимков. Номер «бэ-эмвушки» также был им, по его словам, «з-запротоколиро-ван», так что, в принципе, все, что мы сумеем добыть сверх того, надо будет расценивать уже как приз в суперигре.
Впрочем, для того, чтобы считать этот тайм закончившимся в нашу пользу, оставалась одна малая малость: оторваться от преследователей, по возможности оставив их с ощущением, что это произошло без всякой злонамеренности с моей стороны.
Слишком долго ездить по городу с фальшивыми номерами не хотелось, поэтому надо было предпринимать что-либо побыстрей. Развернувшись над тоннелем, я направился уже по Варшавскому шоссе в сторону жигулевского техцентра и минут через десять добрался до цели. Это была одна из огромных золотоносных жил, каких по городу развелось в последнее время тьма-тьмущая. Огораживаешь заборчиком пустырь, на котором и до тебя стояли машины, подъезжающие, например, к соседнему супермаркету, называешь его платной автостоянкой и начинаешь грести деньги даже не лопатой, а экскаваторным ковшом. Но сейчас меня волновала отнюдь не моральная сторона этого бизнеса, которым, как известно, пробавлялся еще бессмертный Остап Бендер. Я интересовался им с чисто прикладной точки зрения.
