Стеклянный дом, или Ключи от смерти - Устинов Сергей Львович

Несколько долгих секунд он осмысливал информацию, потом выпалил:

— Врешь! Блефуешь!

— Хочешь проверить на практике? — крикнул я.

— Ну зачем же, — сменил вдруг тон Динамит на более миролюбивый. — Мы можем договориться. Как в прошлый раз.

С этими словами он как бы между прочим спустился с крыльца и сделал к нам несколько шагов.

— Ну уж нет, как в прошлый раз, лучше не надо, — сказал я и крикнул: — А ну, стой, где стоишь.

Он замер. И спросил:

— Почему это?

Но я уже, кажется, опять разгадал его новый план. Чем дальше он отходит от заминированного дома, тем больше у него шансов уцелеть при взрыве, после которого я останусь без оружия, а он с автоматом. И значит, тем меньше мне смысла нажимать на кнопку. Но весь ужас положения заключался в том, что, в спешке отцепляя в кармане брелок от ключей и меняя его с другим, я теперь действительно не знал наверняка, какой у него, а какой у меня.

— Стой, — сказал я. — И брось автомат.

Но Динамит медлил. Наоборот, мне даже показалось, что он подобрался, и дуло «Калашникова» неуклонно ползет вверх.

— Брось! — отчаянно крикнул я, но он в ответ только покачал головой и ухмыльнулся:

— Ты не сможешь.

— Смогу, — сказал я упрямо.

— Ты завязал убивать людей, — покачал он головой и сделал шаг вперед.

— Я развязал, — сжимая зубы, сказал я и нажал кнопку, одновременно хватая Верку за руку.

У нас было всего несколько мгновений, чтобы добежать до угла соседнего дома. Однако мы успели. Над крышами с треском рвануло огромное полотнище рыжего шелка, ударило громом по барабанным перепонкам, но мы поняли, что живы, и побежали прочь. Только раз, обернувшись, я увидел в ночном небе над заревом пожарища словно сверкающий венец из драгоценных камней. Но, конечно, это был всего лишь обман зрения — в огне светились мельчайшие частицы дыма и гари.

Потом мы долго ловили попутную машину и сидели обнявшись на заднем сиденье. Верку трясло не переставая, я накинул на нее свою куртку, но ее все колотило и колотило, она просто ходила ходуном. Добравшись до дома, я первым делом налил нам обоим по здоровенному стакану коньяка и бросился ставить чайник, но тут она меня остановила. И вдруг выяснилось, от чего ее так трясет.

Залпом проглотив коньяк, Верка молча в мгновение ока содрала с меня рубашку и брюки, скинула одежду с себя, и я не успел опомниться, как уже через полминуты мы с ней лежали в постели. Она была не просто готова — она была, как губка, готовая поглотить, впитать меня целиком. Закинув голову, закусив губу, моя первая любовь извивалась в моих руках от сладкой муки, бормоча только три слова:

— Не может быть... Не может быть!

И потом:

— Да! Да! Может! Да-а-а!

А когда, мокрые от пота, ослабшие от любви, мы тихо лежали рядышком на кровати, Верка потянулась в сладкой истоме и прошептала мне на ухо:

— Тот старичок-сексопатолог... помнишь, я тебе рассказывала? Был все-таки прав: клин клином вышибают.

После чего она встала, грациозно изогнув на фоне сереющего окна свою точеную гимнастическую фигурку, нашарила в темноте на столе сигареты, закурила, пустив дым в черноту, и сказала то, что могла сказать только женщина, напрямую ведущая свой род от старой греховодницы Евы и первого в истории ходока лукавого Змия:

— А знаешь, пожалуй, это не хуже бриллиантов.

Август 1997 г.