Виталий Гладкий - Чужая игра
— Материал?..
— Не будем спорить о терминах, — резко отмахнулся Абросимов. — Это не имеет принципиального значения.
— Для кого как…
Абросимов посмотрел на меня долгим изучающим взглядом.
— Ну и в-третьих, — сказал он после небольшой паузы, — я теперь знаю, как вы работали в Непале и Греции…
— Даже так?
Я спокойно выдержал его взгляд, хотя так и не смог убрать с лица скептическое выражение.
— Может, мне и не все известно, — вынужден был согласиться Абросимов. — Но и тех сведений, что пополнили ваше досье, достаточно, чтобы сказать — да, именно такой человек нам и нужен. Убедительно?
— Вполне… — сдержанно ответил я.
А в уме простонал: будьте вы все прокляты!
Хотел бы я знать, чем отличается убийца самодеятельный или тот, который работает на мафию, от того, кто находится на государственной службе?
— И последнее: где находится «Витас-банк»? — спросил я, остывая.
Когда Абросимов ответил с совершенно безразличным видом, я едва не охнул от горячей волны, которая обожгла мою и так искалеченную память, — неужели?!
Об этом городе мне рассказывал Сидор. И уже тогда я вспомнил так много деталей, что даже удивился.
И позже, когда я сидел под замком, стоило мне закрыть глаза и прокрутить разговор с ним, туманная глыба города начинала приобретать ясные очертания: дома, улицы, скверы, коммунальная квартира, наполненная гулом до боли знакомых голосов, где, как мне казалось, я различал и собственный…
Наверное, это был мой родной город.
Так, по крайней мере, утверждал Сидор на основании наших прежних разговоров, когда я еще был в здравом уме и мы вместе, как он выразился, «совершали гастроль» в тех местах.
Я вдруг до горячечного зуда захотел как можно быстрее оказаться в той стороне.
Вдруг мне сказочно повезет и на родных мостовых я наконец отыщу свою загубленную в чужих землях память?
И еще одно кольнуло меня под сердце острым шилом: а ведь Абросимов знает, что меня связывает с этим городом.
Знает!
При моей амнезии оказаться там…
Что задумал этот козел? Несмотря на внешне респектабельный вид, у Абросимова была гнилая душонка. Я это понял сразу.
И чем дольше мне приходилось с ним общаться, тем больше крепла моя убежденность в том, что я в своих предположениях не ошибся.
Я ему до сих пор не верил ни на копейку, а теперь…
Сукин сын!
Опер
Я с удовлетворением наблюдал за крепкими парнями в маскировочных шлемах, которые ворвались в магазин, сметая на пути упитанных мордоворотов с бритыми затылками — охранников фирмы «Теллус».
Ей, как выяснилось, принадлежали самые рентабельные торговые точки города. Но главное заключалось в том, что эта фирма-монстр была в одной связке с «Витас-банком».
Судя по материалам, предоставленным мне Латышевым, именно этот банк и делал всю погоду в финансовом мирке области.
Бывший губернатор Шалычев являлся акционером «Витас-банка», пожалуй одним из самых крупных.
А потому я интуитивно чувствовал, что и мои неприятности могли вырасти из кошельков нуворишей, возглавляющих это мафиозное объединение.
— Пора, Кузьмич, — сказал я, обращаясь к шефу омоновцев, уже исчезнувших внутри магазина. — Действуем, как договорились.
— Ну-ну… — осклабился Кузьмич, капитан Неделин, клевый парень, тоже прошедший школу Афгана. — Этих жирных сук давно нужно трахать во все дырки. Зажрались, паскуды, смотрят на нас как на быдло…
По возрасту и заслугам Кузьмичу полагаются по меньшей мере подполковничьи погоны. Но из-за жесткого непримиримого характера капитана начальство его не жалует.
Капитана увольняли из милиции, по-моему, два или три раза.
Но всегда по истечении какого-то времени возвращали в строй: лучшего спеца по бандформированиям в области найти не могли.
Кузьмич был безрассудно храбр, несмотря на годы, имел прекрасную физическую форму и, главное, все операции проводил с блеском, при этом не потеряв ни единого бойца.
Подчиненные в нем души не чаяли, но и боялись. Кузьмич был скор на расправу и руку особо не сдерживал.
«Знал, куда шел? — говорил он, пиная очередного „сынка“, нарушившего порядок в подразделении. — Знал. Мужик ты или тля? Мужик. Тогда терпи, сучий потрох, и мотай на ус. Батька дома не учил, теперь мне приходится. Ишшо раз проштрафишься, забью, как мамонта…»
Помогало…
В магазине кавардак.
Охрана мордами полы трет, продавщицы тихонько повизгивают, но больше для понта — ребята с ними вежливы и рукам воли не дают.
Только согнали в кучу и приставили одного, наверное самого стеснительного.
Он косился на девчат с некоторой опаской и переминался с ноги на ногу, не зная, куда девать автомат.
— Ну? — спросил Кузьмич своего помощника.
— Ищем, — коротко доложил тот и многозначительно посмотрел на капитана.
— Ну-ну… — Неделин лениво ухмыльнулся. — Ладно, тут нам делать нечего. Пойдем, Серега, навестим бугра.
Мы шагаем по торговому залу в противоположный конец, где находится кабинет директора магазина Здолбунского Михаила Семеновича.
Операцию Кузьмич начал только тогда, когда шестисотый «мерс» директора зарулил во двор к служебному входу в магазин.
— Вы за это ответите, — уверенным баритоном встречает нас Здолбунский. Он сидит, вальяжно развалившись, в дорогом кожаном кресле. — У вас нет санкции прокурора.
Здолбунский курит изготовленные по спецзаказу сигары, хранящиеся в шкатулке розового дерева, инкрустированной платиной и драгоценными камнями, носит неимоверно дорогие японские часы в корпусе из благородного металла, а на пальце у этого «честняги» золотое кольцо с черным бриллиантом.
Думаю, на него можно купить еще три «мерса».
— Ага, — кротко соглашается Кузьмич, незаметно мне подмигивая. — А зачем?
Здолбунский цепенеет.
Я его понимаю — сегодня милицейская акция выглядит совершенно нестандартно.
Михаил Семенович, старый торговый волк, нашего брата на своем веку навидался по самое некуда. И поведение Кузьмича сразу напоминает ему о том старом страхе, который выковал Сталин да и вогнал всем в задницу, как дюбель.
Всем без исключения, неизвестно до какого колена.
А уж Здолбунский застал вождя в самом расцвете его шизофрении…
— Нашли!
В кабинет вваливается помощник Неделина.
— Два ствола — «Макаровы», граната, патроны…
— Ну вот…
Кузьмич походя, будто нечаянно, цепляет напольную вазу с засушенными растениями, и она с грохотом разбивается.
— Теперь будет и санкция, — говорит он насмешливо.
— Да как… Да что… что же это такое?! — вопит Здолбунский. — Какие стволы, какая граната?!
— Вам же объяснили, — терпеливо бубнит Кузьмич. — Два пистолета. Без документов и разрешений. А граната — это такая железная штучка в виде ананаса, только очень маленького.
— Вы… нашли… здесь… оружие?! — трагическим шепотом, с расстановкой, снова вопрошает директор магазина. — Я знаю, что такое ананас! — Он опять срывается на крик: — Вы мне баки не забивайте! Где вы нашли?! Где оно?!
— В тайнике, — докладывает помощник Кузьмича. — И деньги.
— Сколько? — спрашивает Кузьмич.
— Еще не считали…
Помощник на какую-то долю секунды замешкался с ответом, и я с хитринкой глянул на Кузьмича.
Конечно, этот ушлый барбос сразу сделал невинное лицо.
Интересно, сколько денежек недосчитается Здолбунский в своем загашнике после «ревизии» омоновцев?
Впрочем, моя задача как раз и заключается в том, чтобы побольней наступить на его любимую мозоль.
Громче будет Здолбунский вопить, что мне и нужно…
Мы идем к тайнику.
Здолбунский потерял весь свой апломб и плетется, едва переставляя ноги.
Он уже понял: где-то что-то не связалось. А скорее всего, сгорела синим пламенем крыша его покровителей.
Что это обозначает в нынешние времена — дураку понятно.
И он и мы знаем, что в тайнике оружия до нашего наезда не было. Но Михаил Семенович сейчас и не пытается качать права или взывать к нашей совести.
Здолбунский понимает, что в начавшейся игре он всего лишь пешка. Чуть позже должны заговорить орудия тяжелого калибра, вплоть до королевских мортир.
И стрелять будут даже не прямые покровители фирмы «Теллус», а держатели акций «Витас-банка», в основном тайные, обитающие на столичном Олимпе.
— Будем подписывать? — деловито справляется Кузьмич, подсовывая акт об изъятии оружия и денег.
Здолбунский отрицательно мотает головой, наверняка зная, что все эти бумаги — всего лишь проформа.
Он уже играет свою роль, как и мы. А потому не должен отступать от сценария.
Денег, конечно, жалко, и, скорее всего, он больше их не увидит, но не в этом суть.
