Фридрих Незнанский - Славянский кокаин
— Не стоит, я буду себя чувствовать, как у вас говорят, не в своей тарелке.
Денис понизил голос и, подавшись из кресла вперед, словно случайно коснулся кончиками пальцев не покрытого юбкой колена Лады:
— Но я хочу сделать вашу сказку очень явной былью.
— Ни с места! — вдруг жестко ответила Лада.
— Я и так сижу.
— Полиция Нью-Йорка, советую не оказывать сопротивления! — перед глазами Дениса возник полицейский жетон.
Глядя на жетон в черной кожаной корочке, Денис на секунду обалдел. Но только на секунду.
— А мне это определенно начинает нравиться: в мужском отделении московских Сандунов вдруг оказывается симпатичная дамочка из полиции Нью-Йорка, неплохое начало, — Денис показал Ладе ряд своих крупных белых зубов и при этом плотоядно сощурил левый глаз.
— Мне тоже, — секунду подумав и глядя Денису в глаза, ответила Лада. Затем, спрятав удостоверение, добавила с многозначительной улыбкой. — А ты — славянский шкаф…
Денис, сам себе удивляясь, мгновенно расхохотался беспредельно счастливым смехом. Никогда еще слабый пол не называл его «славянским шкафом», хотя бы даже за высокий рост и широкие плечи. И это так польстило, что Денис в одну секунду воспылал страстным желанием к этой, с виду очень уверенной, но внутри слабой, нуждающейся в его помощи и защите, Ладе. Отсмеявшись, Денис заглянул в ее глаза и — о, ужас! — прочел в них то же самое желание.
Но почему «о, ужас!»? Казалось бы, наоборот. Да потому, что сейчас негде! Не в присутствии же дяди, и не в бассейне же, пардон, мужского отделения. Абсурдная получается ситуация: баня, казалось бы, для того и создана — для всех телесных удовольствий — и вот ведь незадача какая. Ну отчего Вячеслав Иванович не заказал кабинет, вернее, номер в Номерных Сандунах, которые здесь же, на Неглинной улице, только в другом строении? Там, в еще более роскошном многозальном номере-дворце с бассейнами, разными парными и прочими атрибутами класса люкс, они находились бы только втроем: «славянский шкаф», русская американка и Вячеслав Иванович (банщики и бармены, естественно, не в счет), и уж там воспылавшим страстью сердцам легко можно было бы заблудиться в одном из залов, допустим, предназначенном для массажа… Сейчас же, сидя рядом с Ладой, Денис радостно ощущал сладкое замирание своего сердца, которое играло в грудной клетке в синкопированном ритме, и не смел переходить к более решительным действиям. Вновь он негромко засмеялся.
— Что-то не так? — в ответ улыбнулась Лада.
— Нет, все о’кей, это я просто…
Денис не стал объяснять, что засмеялся от того, что подумал: «Я не просто „славянский шкаф“, я „необрезанный славянский шкаф“! — это сравнение ему тоже нравилось, как нравились и те интересные перспективы, связанные с Ладой, что уже появились на горизонте.
— И чем может помочь нью-йоркской полиции «славянский шкаф»?
— Крупная группировка русскоязычной наркомафии в Нью-Йорке… Мы с вами должны будем ее обезглавить.
— А можно поинтересоваться, кто ее глава?
— Вот это и предстоит для начала выяснить.
— Ни больше ни меньше? — усмехнулся Денис.
— И не больше и не меньше, — твердо ответила Лада.
9США, 2000.
Клэр сошла на следующей станции, а еще через полтора часа пути Гриша ступил на перрон нью-йоркского вокзала и направился по адресу, указанному в его сопроводительном листе.
Через сорок минут он вошел в двери полицейского участка. Там его встретил хмурый коп, он недовольно взглянул в Гришины документы и, крепко взяв его за локоть, проводил к стеклянной двери, за которой Грингольц рассмотрел довольно миловидную девушку. Блондинку.
Полицейский приоткрыл дверь, обменялся несколькими словами с хозяйкой кабинета и кивком пригласил Грингольца войти. Тот переступил порог комнаты и, нацепив самую дурацкую из всех дурацких улыбок, имеющихся у него в арсенале, радостно проорал:
— Хеллоу!
— Не напрягайся, — спокойно ответила девушка, подняв голову от стола. — Мы с тобой в некотором роде соотечественники. Так что давай перейдем на великий могучий русский язык и поговорим. Тем более то, что я тебе сейчас скажу, настолько важно для твоей дальнейшей жизни, что будет гораздо лучше, если ты уяснишь все это досконально. Идет?
— Хорошенькое начало, — промямлил Гриша.
— То ли еще будет, — усмехнулась девушка. — Итак, меня зовут Лада Панова. Я инспектор по надзору за бывшими заключенными, к коим ты и относишься. С этой минуты я буду следить за каждым твоим шагом в любое время дня и ночи. Без моего ведома ты не должен даже чихать, не говоря уже про более интимные физиологические моменты, это понятно? Я должна знать, с кем ты общаешься, чем занимаешься и куда ходишь, зубной пастой какой фирмы ты чистишь зубы и какого цвета твое нижнее белье.
— Синего, — со злостью вставил Гриша.
— Спасибо, ценная информация, — холодно произнесла Лада и продолжила: — Раз в неделю, пускай это будет четверг, ты должен приходить ко мне и отмечаться. Если тебе нужно уехать из города, ты должен получить мое письменное разрешение, если ты не ночуешь дома, то должен поставить в известность меня. И еще, в течение двух недель тебе следует найти работу. Я надеюсь, все понятно?
— Куда уж понятнее, — Грингольц был взбешен. Его раздражала эта самоуверенная девица, перед которой он должен отчитываться и оправдываться, как второклассник перед строгой учительницей.
— Вот и отлично. Теперь можешь идти. Это ключи от квартиры, в которой ты будешь пока жить, и адрес, — Лада протянула небольшой конверт.
Гриша выхватил его из рук девушки и, не глядя на нее, направился к дверям.
— Эй, Грингольц! — окликнула она.
— Что еще? — не оборачиваясь, произнес Гриша.
— Запомни, ты должен стать самым добропорядочным из всех добропорядочных граждан, которых я знаю. В противном случае ты вернешься в свое уютное пристанище и проведешь там еще, как минимум, лет семь. Если только я узнаю, что ты принялся за старое или нарушил хотя бы один пункт из нашего договора, ты поймешь, что я не шучу с тобой. А теперь вали отсюда.
Гриша вышел из кабинета и даже не хлопнул дверью, но стекло все равно завибрировало и тихонько взвизгнуло.
Квартирка, в которой предстояло жить Грише, была небольшая, но довольно уютная: две крошечные комнаты-спальни, малюсенькая гостиная и кухня. Все в темно-синих тонах, немного мрачноватое и тоскливое. Предыдущий жилец съезжал, вероятно, в спешке, поэтому повсюду валялись забытые или ненужные мелочи, обрывки газет, клочки бумаги с адресами незнакомых людей, пустые банки из-под пива. Гриша скинул рюкзак и принялся за уборку. До вечера он выносил мусор, расставлял мебель по своему вкусу, уничтожал намеки на то, что он вовсе не хозяин в этом жилище, а всего лишь его временный обитатель, такой же, как десятки его предшественников и, может быть, последователей. К полуночи все было закончено. Грингольц разогрел пиццу в старенькой микроволновке и плюхнулся в потертое плюшевое кресло, в котором и заснул с одноразовой тарелкой в руках.
Проснулся Гриша с ломотой во всем теле от неудобного сна и с мерзким осадком в душе. Он совершенно не представлял, что теперь ему надлежит делать. К прежней жизни возвращаться было рискованно, да и не особенно хотелось, а как еще устроиться в этом огромном враждебном городе без друзей, знакомых и родственников, Грингольц не знал. Наскоро позавтракав остатками пиццы и запив их холодным кофе, Гриша оделся и вышел на улицу. Он не знал, куда ему следует направиться, поэтому наугад пошел вниз по улице, глазея по сторонам и изучая район, в котором придется пожить какое-то время. Грингольц был настроен довольно пессимистично: он не был нужен никому, не имел друзей и близких, работы и средств к существованию. Его мнимые приятели и знакомые бросили и наплевали на него в тот самый момент, как на гришиных запястьях защелкнулись стальные наручники, кое-какие сбережения осели в карманах адвокатов, которые все равно не смогли ничем помочь. И вот он, Гриша Грингольц, бредет по Нью-Йорку — столице мира, с десятью долларами в кармане, не подозревая даже, где будет завтра. С такими грустными мыслями Гриша добрел до супермаркета, на дверях которого красовалось объявление: требуются работники. Наудачу Грингольц завернул в магазин и вышел через десять минут, получив работу и некоторую сумму в счет будущей зарплаты.
«А жизнь-то налаживается», — с усмешкой подумал Грингольц. Он забежал в небольшую продуктовую лавчонку рядом с домом, купил кое-какой еды на ужин и поднялся в квартиру.
Гриша механически пережевывал безвкусные полуфабрикаты и тупо таращился в телевизор. Там какая-то мулатка с лицом лошади, которая из-за забора тянется за яблоком, рассказывала про преимущества одного тренажера перед всеми другими. Наконец Гриша не выдержал, выключил телевизор, отставил тарелку и задумался. На работу предстояло выходить только в понедельник. Значит, впереди четыре дня. Целых четыре долгих, тоскливых дня в безделье и скуке. Тут Грингольц вскочил, выбежал в прихожую и стал лихорадочно обшаривать карманы своей куртки. Наконец он выудил из одного из них клочок бумаги и с облегчением вздохнул. Затем подошел к телефону, набрал семь цифр номера и приготовился ждать. Но трубку на другом конце провода сняли мгновенно.
