Фридрих Незнанский - Славянский кокаин
Обстановочка, конечно, мрачноватая. Больше всего Гришу поначалу раздражали бесконечные решетки, даже между камерами вместо положенных стен были они. Грингольц ощущал себя аквариумной рыбой, за которой день и ночь наблюдает толпа любопытных юнатов. Потом привык потихоньку, научился спать, не обращая внимания на надсадный храп соседа и бесконечную брань полоумного латиноса из соседней камеры.
А в общем, компания была неплохая. С некоторыми Гриша успел даже подружиться. Например, итальянец со звучной фамилией Тавиани неоднократно выручал Грингольца из сложных ситуаций, в которые тот попадал поначалу из-за плохой осведомленности о тюремных правилах совместного проживания. Гриша даже не подозревал, что этот смешливый толстяк — средний брат в семействе одной известной итальянской фамилии. Его младший брат, Антонио, был крупнейший нейрохирург, работавший в нью-йоркской окружной больнице, а старший — один из самых крупных и уважаемых главарей итальянской мафии. А когда узнал, сильно удивился и даже немного возгордился приятельскими отношениями с такой значительной фигурой.
7США. 2000 год.
Когда же пришел долгожданный час освобождения, Грингольц получил на руки сто пятьдесят долларов новенькими, хрустящими бумажками, темно-серый костюм плохого качества, омерзительно пахнущий красителем, и билет на поезд до Нью-Йорка.
Охранник открыл перед Гришей тяжелую железную дверь, выпустил узника на свободу, лукаво подмигнул правым глазом и произнес многозначительное:
— До встречи.
— Да нет уж, лучше вы к нам, — ответил по-русски Грингольц и двинулся к автобусной остановке.
В поезде Гриша устроился поближе к окну, подложил рюкзак под вечно больную спину, сорванную в тюрьме бесконечным тасканием тележки, и огляделся. Рядом ехала девушка. Соседка не сказать чтобы была очень хороша собой — типичная американская студенточка — в очечках, потрепанных джинсах, растянутом свитере, с собранными в жиденький хвостик светлыми волосами. Но что-то разглядел Гриша в ее глазах, блеснувших за стеклами очков, какой-то застенчивый интерес, трогательность и беззащитность. Ему захотелось сказать что-нибудь приятное, но нужные слова никак не приходили на ум, он просто отвык, наверно, поэтому он широко улыбнулся и протянул шоколадку. Девушка приняла подарок, как-то непринужденно, сама собой завязалась беседа. Попутчица действительно оказалась студенткой, ее звали Клэр, и она ехала из колледжа навестить родителей.
— А откуда едете вы? — поинтересовалась она.
Гриша замялся, он соображал, что же ответить, но девушка так искренне смотрела на него, что врать совсем расхотелось, и, уставясь в пол, Грингольц выпалил:
— Из тюрьмы.
— Ну да! — засмеялась Клэр. Она не поверила.
— Ну да, — подтвердил Гриша.
— Как же так? — слегка отпрянула Клэр.
— А вот так, — буркнул Гриша, посчитав, что разговор на этом завершится.
Некоторое время молодые люди ехали молча, уставясь в окно и наблюдая индустриальный пейзаж, проносящийся мимо. Спустя какое-то время Клэр пододвинулась ближе и, виновато глядя Грише в глаза, произнесла:
— Не сердитесь, просто это немного… неожиданно прозвучало. У меня вовсе нет никаких предубеждений. Я уверена, что вы не совершили ничего ужасного, ведь правда? — В голосе девушки звучала надежда.
— Правда, — вздохнул Грингольц. — Засолил свою бабушку в бочке, а так — все в порядке.
Клэр, чтобы не завопить, зажала себе рот руками и вскочила.
— Да вы что? — испугался Гриша. — Я шучу, это у меня чувство юмора такое, ущербное немного, ну простите.
— Я так и знала, — голос Клэр звучал обрадованно. — Вы разговариваете с акцентом. Вы иностранец, да? Откуда вы приехали?
— Из России. Знаете хоть, где это? — недоверчиво спросил Гриша.
— Конечно! — радостно залопотала попутчица. — Я даже писала работу на тему: «Обострение отношений между США и Советским Союзом после Второй мировой войны». Я очень интересовалась историей вашей страны. Я уверена, у нее огромный потенциал, и вас ждет большое будущее.
«Ну вот, понеслось, — с тоской подумал Грингольц. — Сейчас начнется: перестройка, Горбачев, балалайки-матрешки, хотя нет, теперь вроде это и немодно уже на Западе…»
Но девушка вдруг прервала свою тираду, осеклась на полуслове, а потом так просто, по-домашнему попросила:
— Расскажите мне.
— О чем?
— О себе, — просто сказала она.
— Да что рассказывать-то? Банальная история, — пытался уйти от ответа Гриша.
— Не бывает банальных историй. Каждая человеческая жизнь уникальна, — настаивала Клэр.
— Ну хорошо, — Грингольц сдался, — слушайте. Родился я в совершенно обычной московской семье. Имел полный комплект любящих родителей, бабушек и дедушек. Как и было положено каждому нормальному советскому ребенку, в семь лет пошел в школу, в одиннадцать начал курить, а в тринадцать выпил первую рюмку водки.
— Но это же так вредно! — округлила глаза девушка.
— Жить тоже вредно, — отрезал Гриша. — От этого умирают. Когда мне исполнилось пятнадцать, моя мама решила, что ребенка нужно спасать от российской действительности, и, побегав по различным инстанциям, собрала и оформила документы на выезд в Израиль. Где я и жил счастливо и беззаботно, радуясь южному солнцу и теплому морю до тех пор, пока не наступила пора идти в армию. Перспектива провести несколько лет с автоматом наперевес мне вовсе не улыбалась, и я рванул искать счастья в Америке. Когда приехал сюда, сначала ошалел от этого темпа, ритма, грохота больших городов, количества людей различных рас и национальностей. Думал, буду учиться, найду приличную работу и в скором времени заживу жизнью добропорядочного американца с ежеутренней газетой и индейкой на день Благодарения. Но жизнь распорядилась по-другому. Я попал в очень неприятную ситуацию. Мой сосед по квартире, заметив, что у меня нет машины, однажды ни с того ни с сего предложил занять мне крупную сумму денег для покупки автомобиля, уверял, что мне не о чем беспокоиться, что деньги ему не к спеху, я смогу отдать их, когда встану на ноги. Хорошая машина была моей мечтой с детства, и я, даже не сомневаясь, последовал совету душки-соседа и уже через неделю разъезжал на приличном «мустанге». Правда, через две недели ко мне пришел тот самый сосед и потребовал деньги обратно, сославшись на какие-то жизненные обстоятельства. Он пообещал мне множество неприятных моментов, если я не принесу деньги через три дня. Я опрометью помчался в салон, где покупал машину, но там мне сказали, что могут вернуть мне только семьдесят процентов от стоимости автомобиля. Оставшаяся сумма все равно была слишком крупной для меня, чтобы раздобыть ее за три дня. Тогда я предложил тому парню самому забрать мою машину, но он отказался и предложил другой вариант. Он сказал, что если я соглашусь на его работу, то смогу быстро вернуть долг. Мне нечего было делать, и… и так я стал продавцом наркотиков, драгдилером, барыгой, по-нашему, по-русски.
Клэр уже не пыталась встрять в Гришин монолог, а только внимательно слушала, слегка приоткрыв рот.
— Мне выделили свою территорию в Южном Бронксе, — продолжал Грингольц. — Там я и работал и, честно скажу, не слишком сожалел о том, что все так произошло. Деньги были не сказать чтобы огромные, но приличные. Я вскоре вернул долг, но бросать это дело не спешил. Забыл про мечты об учебе, завел множество полезных знакомых и приятелей и привык к такому существованию. Тем более что наркомафия — это паутина, из которой так просто не выберешься, даже если ты совсем крошечный винтик во всем этом механизме, простой уличный торговец наркотиками, ты все равно повязан, и никто тебя не отпустит за спасибо и красивые глаза. А затем все получилось достаточно тривиально: где-то оказался стукач, и всех наших стали сдавать по цепочке, меня замели легавые. Правда, торговлю наркотиками доказать не сумели, только хранение, поэтому срок оказался небольшим, да и освободили досрочно за хорошее поведение. Полтора года без малого отдохнул и вот теперь еду домой. Только есть ли он, дом этот, не знаю. — Гриша вздохнул и замолчал, уставившись в окно.
Девушка сновала прервала тишину первой:
— Скоро я должна выходить. В Нью-Джерси меня будут встречать родители, но я оставлю свой адрес и телефон, может быть, мы сможем встретиться, когда вы уладите свои дела в Нью-Йорке.
Грингольц удивленно посмотрел на свою попутчицу, он совсем не ожидал такого поворота событий, особенно после того, что он наговорил. Но с радостью взял у Клэр бумажку с адресом и клятвенно заверил девушку, что обязательно позвонит ей, как только устроится на новом месте.
8Москва. 2002 год, осень.
Денис налил себе пива, сделал три крупных глотка, потом сбросил мокрую простыню и стал ожесточенно вытирать мокрую голову полотенцем.
