Алексей Туренко - Джихад одинокого туриста
Нацепив маску сосредоточенного дебила и стараясь не обнадежить кого ненароком, я сосредоточенно глотал кофе, кляня про себя предприимчивых баб. Минуты текли чересчур неторопливо.
Краем глаза поглядывая на женский зверинец, выглядящий благопристойно на поверхностный взгляд, я погрузился в размышления о женском цинизме, к которому приходит каждая вторая привлекательная женщина к тридцати годам. Под ним я понимал безжалостное вычеркивание всего, выходящего за рамки сакрального «ты – мне, я – тебе». Предпочтительнее – «ты».
Вошедший с улицы распаренный ржевский механик прервал полет философской мысли. И слава богу! Я уже склонялся к точке зрения, что в женоненавистничестве что-то есть.
У Сергея был вид человека, вернувшегося с пляжа – красная морда, майка, темневшая мокрыми пятнами на спине и под мышками. С образом диссонировало наличие автомата и отсутствие пляжного полотенца.
Распространяя запах свежего пота, он упал на стул.
– Не нашел, – устало выдохнул он. Искал он алкашей-героев, не вернувшихся в отель после «пляжной войны».
Терминатор вышел из летаргического сна и, поерзав задницей, выжидательно посмотрел на пришельца, ожидая подробностей, напомнив мне воспитанную овчарку, ожидающую «мясного подношения».
– Сейчас.
Сходив за стойку и нацедив газировки, механик разом выхлебал пол-литра и вернулся за стол.
– На улице – пекло, – сообщил он очевидное и наконец перешел к сути.
Пулеметчик переспрашивал, уточняя. Я молчал, не влезая в разговор, – меж собой эти двое ладили лучше. Миша, не прекращая мусолить деньги, «грел уши». Очередь – тоже.
Поплутав по зарослям, механик выбрался к месту, откуда стреляли наши, опознанному по гильзам и мятой траве. Поостерегшись приближаться к краю и нарваться на пулю, он покружил по площадке, так и не увидев криминала – крови или тел. Пляж он осматривал с безопасной дистанции. Издалека. С его слов, осевший «крузак» стоял там же. Вокруг, меняя колесо, суетились трое. Не обнаружив никого в окрестностях обоих гОстениц – нашей и соседней – и окончательно спекшись, Сергей вернулся в отель.
– Может, в другую сторону побежали. Или… – он подвел жестом черту под горлом и рассказом.
Очередь притихла. Миша уткнулся в гроссбух. Сергей – припал к газировке. Бульканье воды стало единственным звуком, нарушавшим тишину.
Мы с Терминатором переглянулись. Лес рубят – щепки летят?
Я лихорадочно перебирал варианты – начать вторую серию партизанской войны? Вытащить Сирхаба из зиндана и предложить арабам обмен? Пожалуй, мысль хреновая – в их закромах тысячи заложников… Оставить, как есть?
Парни молча ждали. Я встал, прихватив «Бушнелл».
– Пошли посмотрим пляж.
К морю мы вышли через задний выход, пройдя отель насквозь. И сразу попали в пекло. Ослепительно-белое солнце прокалило окрестности, делая жару невыносимой. Косясь на бассейн, манивший прозрачной, как слеза, водой, мы пересекли задний двор. Я завертел головой – где байкер с Орловщины?
– Меня ищете?
Я вздрогнул – голос шел с земли. Присмотревшись, я разглядел вырытый окоп полного профиля, накрытый пляжным зонтиком и ветками, набросанными сверху. Такими темпами к концу недели селянин соорудит укрепрайон.
– Круто. Долго рыл?
– Я привычный.
Ладно. Каждый развлекается как умеет. По крайней мере – там не печет.
Пожав плечами, я выбрал кочку повыше и, подняв бинокль, принялся высматривать «крузак». На старом месте его не оказалось. Я повел стеклами вдоль берега и обнаружил его выписывающим загадочные эволюции на пляже – закладывая виражи и описывая зигзаги, он попеременно поднимал в воздух гальку и брызги, разъезжая на границе земли и моря. Манера езды натолкнула на мысль – это не арабы. А если они – то окончательно слетевшие с колеи.
Маневры джипа увидел не только я. Реакция колебалась в диапазоне от хохота до щелканья затвора.
– Сто процентов – наши алкаши.
Бинокль приблизил «крузак» – в спущенном окне торчали их счастливые рожи. Не я один мечтал погонять джип по пляжу.
– Наши, – объявил я. И, оставив народ наблюдать за носящейся по песку машиной, с облегчением убрался в отель, подальше от уличного пекла.
В холле все оставалось по-прежнему – укоротившаяся очередь, рассевшиеся на диванах кучки туристов. Кое-кто уже дремал. Молодежь угомонилась, тихо переговариваясь в своем углу. При их виде в голову нагрянула новая мысль – и я, свернув с курса, пошел к ним.
– Поразвлечься хотите?
– В смысле?
Я отозвал в сторону троих, что ходили с нами, и тихо изложил идею. Парни заулыбались, и через полминуты вся тусовка, включая девок, смылась из холла. Ухмыляясь, я вернулся к штабному столу.
Завидев меня, счетовод объявил перерыв. Встав и с наслаждением потянувшись, он, забрав кассу и гроссбух, направился ко мне.
– Как успехи?
– Сейчас. – Миша налил кофе, щедро плеснул коньяк и, закатив глаза, отхлебнул получившуюся смесь.
– Ты даже не представляешь, как это славно – завязать со здоровым образом жизни!
Я не представлял, в последние годы специализируясь на нездоровом.
– Ты куда молодняк заслал? – вкрадчиво поинтересовался счетовод.
– Да так, в окрестностях погадить.
Миша поднял бровь.
– В этом ты и сам мастак, – намекнул он на подставы, сыпавшиеся на него с раннего утра.
Я ухмыльнулся:
– Потом вместе посмотрим. Ты мне лучше скажи – что с деньгами?
Бухгалтер помахал толстенной пачкой:
– Чуть меньше двухсот тысяч. Точнее не скажу, тащат все – баксы, евро, рубли.
Я прикинул:
– То есть осталось человек сто?
– Поменьше. У некоторых столько наличности не оказалось. Сколько было, столько и сдавали. Кто по сотне, кто по две-три.
– Не страшно, – отмахнулся я. К торгу с местными мы пока не приступали. А там что двести, что двести пятьдесят – особой роли не играет. Главное – много. Но на всякий случай я уточнил:
– Этих небогатых – много?
– Человек сорок.
– Переживем.
– Отказники появились, – сообщил бух и сделал паузу на глоток ядерно-кофейной мешанины. – Принципиальные. Дескать, помощь за деньги – западло. Обязаны, и точка.
– Может, у них с деньгами туго?
– У большинства – есть. Принципиально не хотят… Я в дискуссию не лез. Это ты у нас – полемист…
Всегда недолюбливал нынешних принципиальных. У них почему-то все принципы направлены на себя любимых.
– За главного у них – тот, что требовал автомат для торгов с таксистом, – с умыслом добавил кировчанин.
Воспоминание о горластом дураке не добавило добрых чувств – принципиальный халявщик еще не понял, что правила игры изменились.
Миша, наблюдая за моим изменившимся лицом, подкинул идею.
– Трупы бы похоронить. Жара. Да и вообще – чисто по-человечески…
Похоже, бух пытается мной манипулировать, автоматически отметил я. И вместо ответа глянул на часы. Без трех двенадцать.
– С отказниками попозже разберусь. Сейчас Саныч должен подойти насчет пароходов. Заканчивай с оставшимися и убери деньги в сейф.
– В какой?
– Пошарь за стойкой, у портье.
– Ладно, – Миша допил бодрящий напиток и подал голос. – Перерыв окончен. Господа, готовьте ваши денежки…
Глава 9
Вторник. День, 12.10.
Саныч задерживался. После краткого размышления я встал из-за стола, решив наведаться в угол оппозиции.
– Привет.
Молчание, убегающие взгляды. Впрямую смотрели двое – давешний оппонент и дама средних лет, ликом напоминающая озабоченную из медицинской рекламы. Оппонент склонился к уху дамы и шевельнул губами, шепча. Ее взгляд выразил недоумение, изгиб тонких губ – брезгливость.
– Я за деньгами, – рубанул я правду-матку.
– Брать деньги за спасение – бесчестно! – выпалила «медичка», перехватывая инициативу.
– А спасаться за счет других?
– Вы драматизируете ситуацию, – возмутилась мадам.
– Драматизирую? – изумился я.
– Можно договориться с повстанцами о пропуске туристов в безопасную зону.
– Договоритесь.
– Я не специалист.
– Тогда заткнитесь и давайте деньги, – вышел я из себя.
Лицо дамы пошло красными пятнами, рот сжался в линию.
– Оружие не дает вам права решать за всех, – отчеканила она.
– Практика покажет…
Мысленно извинившись перед спящими, я поднял предмет спора и обратил в аргумент, послав пулю в стену. Холл переполошился. Я не сводил глаз с железной леди, ошеломленно пялившейся на дымящийся ствол.
– Ну?
Стальная леди оказалась резиновой женщиной, прогнувшей под обстоятельства взгляды и хребет.
– Берите, – протянутый ворох зеленых бумаг. Ее приоритеты менялись радикально быстро.
– Спасибо.
Глядя на мокрое пятно на джинсах медички и испытывая чувство неловкости, я взял деньги. Терзался я не из-за денег – становится не по себе, когда прямо на глазах принципы сбрасывают, как старую кожу. Отсчитав пять сотен, я всунул в ее ледяную руку избыток наличности.
