Инна Туголукова - Кризис среднего возраста
Обзор книги Инна Туголукова - Кризис среднего возраста
Инна Туголукова
Кризис среднего возраста
И, как всегда бывает в дни разрыва,
К нам постучался призрак первых дней,
И ворвалась серебряная ива
Седым великолепием ветвей.
Нам, иступленным, горьким и надменным,
Не смеющим глаза поднять с земли,
Запела птица голосом блаженным
О том, как мы друг друга берегли.
Анна Ахматова. РазрывОт Анны Сергеевны ушел муж. Правда, недалеко — к подруге в соседнюю квартиру. Но это почему-то казалось особенно унизительным.
О случившейся рокировке знал весь подъезд — пять этажей старого дома, где Аня родилась и прожила всю свою жизнь. Осведомленность здесь царила не хуже, чем в «вороньей слободке». Какие уж тут секреты?
Самым отвратительным было то, что они все время сталкивались на лестнице. И подруга смотрела надменно, кривя в усмешке тонкие губы. Звали ее змеиным именем Зоя. И Ане оно казалось пронзительно желтым, острым и звенящим.
Соседи Аню жалели, а мужа ее Артема и коварную подругу осуждали. Но кому ж от этого легче?
А началась эта история давно, еще в школе, двадцать лет тому назад, — подумать страшно. Тогда ей казалось, что в ее нынешнем таком дремучем возрасте уже и не живут — так, влачат растительное существование — перетирают кашку беззубым ртом и ходят под себя. Какая уж тут любовь? А вот поди ж ты, страсти кипят прямо-таки африканские.
И главное, ничего в ней с тех давних пор не изменилось, ну, кроме разве что внешности и благоприобретенного жизненного опыта, а чувства и переживания остались прежними. Хотя чем ей, собственно, помог этот пресловутый жизненный опыт? Да ничем! Словно и не мудрые тридцать семь за плечами, а все те же наивные семнадцать.
Странно только, что заслуженной расплаты ждать пришлось так бесконечно долго…
1
ПОДРУЖКИ
В подмосковном городе Жуковском, в старом доме на улице Чкалова, жили-были три подружки — Аня, Зоя и Вера. Родились в один год и вместе пошли в школу, где, собственно, и началась эта давняя история. В тот самый день, когда в их выпускном классе появился Артем Денисов. В середине учебного года, сразу после зимних каникул.
Отец Артема работал во Внешторге, и последние три года семья жила в Австрии. Для тех времен глобального дефицита Артем Денисов был шикарно упакован. И встретили его, как водится, по одежке, то есть в штыки. Но он словно и не заметил этой всеобщей враждебной настороженности, и та улетучилась, растаяла, как корочка льда под солнечными лучами, уступив место такой же безоговорочной симпатии. Он был открыт, приветлив и смешлив и быстро покорил сердца девчонок, всех, кроме Зои. Потому что в ее сердце уже безраздельно царил совсем другой парень.
Может быть, поэтому Артем обратил внимание именно на нее? И его интерес рос пропорционально ее приветливому равнодушию? Самое удивительное, что она оказалась в абсолютно идентичной ситуации, но с той существенной разницей, что равнодушным к ней оставался тот самый парень, ее избранник, — Алексей, а она всячески пыталась пробудить его интерес.
Он был старше на четыре года. Сразу после школы поступил в Жуковский филиал МАИ, но был отчислен со второго курса за то, что во время студенческой вечеринки в общаге выбросил из окна пустую бутылку, которая угодила в голову какому-то придурку.
Пришлось послужить в армии. И теперь, демобилизовавшись, Лешка радовался каждой минуте на «гражданке» — цвела весна, по улицам ходили красивые девушки и — главное — его обещали восстановить в институте. Начиналась счастливая полоса в его жизни, и требовалось только не делать резких движений. Ну хотя бы не бросать из окон пустые бутылки.
И жизни впереди, и счастья было так много, что хотелось раскинуть руки, поднять лицо к солнцу и закричать во все горло: «Ого-го-го!»
— Ну, чистый щенок! — смеялась мать, глядя на крепкое, ладное тело сына, когда тот, играя мышцами, выходил из душа после обязательной утренней пробежки и тряс головой, разбрасывая брызги с давно не стриженных волос.
Лешка хватал ее в охапку и кружил по комнате, как пушинку.
— Пусти, дурной! — смеялась Татьяна Федоровна. — Ты бы лучше девушку себе завел, ее и крутил.
— Девок много, мать одна, — философствовал Лешка, разжимая железную хватку.
— Что ж ты, так всю жизнь и будешь у моей юбки сидеть?
— А тебе бы только сына поскорее спихнуть на вечную каторгу. Найду я себе невесту, мать, не переживай! И не одну!
— Да ты хотя бы одну найди. А то больно энергии в тебе много — так и прет. Боюсь, как бы пошла не тем руслом.
— Не бойся, мать. Я же мальчик из хорошей семьи, — подмигивал Лешка. — А главное, помни: ничего в своей жизни я без твоего одобрения не сделаю. — Это он говорил уже серьезно.
Они были очень близки — мать и сын. С того самого дня, как тринадцать лет назад из дома в одночасье ушел ее муж, а его непутевый отец. Вернулся вечером с работы, сказал: «Извини, Таня, я полюбил другую женщину», — собрал вещички и был таков. А они остались как громом пораженные, ошеломленные, униженные, потрясенные предательством. Ей тогда было тридцать два, а Алешке семь — первоклассник.
В течение года не было от блудного мужа ни слуху ни духу. От людей Татьяна Федоровна знала, что родилась у него дочка, а о собственном сыне он за это время не вспомнил ни разу — так, видно, закрутило его новое несказанное счастье. Пока однажды вечером, открыв на звонок дверь, она не увидела его на пороге колено, так сказать, преклоненным. И это вовсе не риторический оборот. Он действительно стоял на коленях и смотрел на нее глазами побитой собаки. Но время-лекарь вылечило ее к тому мелодраматическому моменту до полного выздоровления — первоначальный шок был преодолен, раны зализаны, а ценности переоценены. И она только усмехнулась в ответ, закрыла дверь, не приняла больше ни бывшего мужа, ни его денег. Впрочем, поняв, что путь обратно заказан, насчет денег тот не очень и настаивал.
Но все это осталось в далеком-далеком прошлом. А сейчас, повторимся, цвела весна, по улицам ходили красивые девушки и смотрели на Алешу с неослабевающим интересом. Особенно одна — Зойка — таскалась за ним, как телок на привязи, и он везде на нее натыкался. Неплохая, конечно, девчонка, но ведь малолетка, что с нее взять, кроме, как говорится, трех анализов? А хотелось-то именно «кроме», потому что в крови играли гормоны, да так буйно, что, казалось, полгорода бы затрахал до полусмерти.
И решил Лешка, что пока суть да дело, можно и Зойку потискать, не выходя, конечно, за рамки Морального кодекса строителя коммунизма. А там, глядишь, подвернется что-нибудь более подходящее для бунтующей плоти.
