Анна Гаврилова - Большая и грязная любовь
– Простите…
– Не прощу, – сказал Вальтез. И он, кстати, не шутил. – Я только сейчас понял, почему эксперимент провалился. Почему нам энергии не хватило. И почему ты при смене реальности помнила то, чего помнить не должна.
Я своего удивления не скрывала, за что и получила:
– Это ты часть энергии отобрала, это ты мои расчеты сбила. Когда мы с тобой договаривались, ты на грани депрессии была, то есть в энергетическом истощении. А так как ты любую энергию впитываешь и перерабатываешь, оказавшись в центре смены реальности, под прицельным воздействием, подпиталась!
Нет, ну е-мое! Давайте еще меня крайней сделаем!
– Если бы не ты, все бы прошло гладенько и без накладок, – добил собачник.
– Не умеешь колдовать – не берись! – вернула любезность я. А потом повернулась к Глебу, спросила: – Ну что? Ты все узнал? Может, пойдем?
Инкуб, все так же таранивший Вальтеза взглядом, кивнул и поднялся. Руку с моей талии при этим не убрал, даже наоборот, так что меня практически вздернуло вверх. Хозяин кабинета поджал губы в неудовольствии, а я невольно почувствовала себя подопытной мышкой, которая сбегает из клетки.
И только на пороге я осмелилась обернуться, заставив заодно притормозить Глеба, и спросить:
– Вальтез, а в той, в подстроенной, реальности Мегера была свободна. Почему?
– А там многое было иначе, – потирая виски, сказал старший. – По версии той реальности, ты появилась полгода назад. В результате где-то что-то да подвинулось. Вероятно, в случае с Мегерой тоже какой-то сдвиг был – возможно, ее в тот день отвлекли или вызвали куда-то, возможно, по твоей милости, и преступление не состоялось.
Я кивнула и, влекомая Глебом, вышла из кабинета.
Женщина с вертикальными зрачками появилась словно из ниоткуда. Отвесив учтивый поклон, молча повела к выходу.
Едва переступили порог, едва дверь в жилище старого интригана закрылась, Глеб сжал в объятиях и зарылся носом в мои волосы.
Приятно? Да, очень. До чертиков, до звездочек в глазах. Вот только чувствую – инкуба бьет нервяк. Легкий, но все-таки…
– Розочка моя, лягушечка, золотце… – прошептал он, прижимая сильнее. Потом коснулся губами виска. Еще раз, и еще… – Девочка, маленькая моя, нежная… объясни, откуда ты знаешь эркон?
– Знаю… что? – выдохнула ошарашенная происходящим я.
– Язык, на котором я сейчас с тобой разговариваю, – милостиво «пояснил» инкуб.
Уф!
Я застыла в недоумении – не знаю, на каком таком языке он говорит, но лично я разницы вообще не чувствую. Русский и русский.
А Глеб добил:
– Язык, на котором ты мне сейчас отвечала…
Я? Отвечала? Мамочки…
– Наверное, оттуда же, откуда знаю формулы рентабельности и всех ключевых специалистов твоего ООО… – Собственный голос прозвучал хрипло. Коленки от нежданных поцелуев и объятий ослабли, разум подернулся легким, но все-таки туманом.
А шеф сжал сильнее, сказал:
– Знаешь, что это все означает, розочка?
Я помотала головой – просто не поняла вопрос, если честно.
– Это означает, что в той, подмененной, реальности тебя приняли в сообщество. Признали, несмотря на то что ты – человек. А самое интересное знаешь, в чем?
– В чем? – эхом повторила я.
– Это не заслуга Вальтеза.
Я вопросительно приподняла брови, и хотя Глеб моего удивления видеть не мог, все равно пояснять начал.
– При смене реальности задается только одна, ключевая точка, ключевое состояние. А каким образом это состояние будет достигнуто, сама реальность решает. Ты ведь понимаешь, что путей достижения цели может быть много? К одному и тому же состоянию, можно прийти разными способами.
Кажется, я сейчас окончательно запутаюсь.
– Главный параметр, который задал Вальтез, – мы с тобой вместе, – продолжал Глеб. – Думаешь, его интересовало качество нашего союза? Нет, розочка. Вальтеза интересовал итог и ничего кроме. В результате ритуала ты могла стать рабыней, или заложницей, или…
Мама дорогая, что он несет?
– Мы могли сойтись на почве ненависти или чистой корысти. Но вместо этого получился добровольный союз. Он ведь добровольный, да, Крис?
Блин, глупее вопроса и придумать нельзя!
– Глеб, ты в своем уме?
– Я – да. А ты до сих пор не поняла, как рисковала.
Что?
– Тот, кто меняет реальность, задает ключевое, конечное состояние, – повторил зеленоглазый. – А реальность подстраивается под результат, сама выбирает способ достижения цели. И идет по пути наименьшего сопротивления. Сценарий, по которому пойдет изменение, в основном зависит от характера, от качеств того, кто стоит в центре. Будь ты ленивой, ты бы… ты бы не ассистенткой стала, а любовницей на содержании. Теперь понимаешь?
Черт. Теперь понимаю и чуть-чуть краснею почему-то.
– Тот факт, что в подстроенную реальность ты вошла со знанием нашего языка, говорит о том, что с точки зрения реальности наше сообщество не могло не признать тебя. Тебе не только я доверял, тебе доверяли все. А это дорогого стоит, Крис. Уж поверь.
Снова краснею и чувствую себя едва ли не сокровищем. Нескромно, конечно, но…
Внезапная догадка заставила отстраниться.
– А книга? – спросила тихо-тихо, почти шепотом. – Она тоже на этом твоем…
– Да, книга тоже на эрконе написана, розочка. Но… – он опять прижал к себе, запустил руку в мои волосы, – но здесь, в настоящем мире, тебе еще рано его знать. Поэтому прошу, умоляю… молчи. Когда все устаканится, я добьюсь для тебя доступа, тогда и начнешь «учить». А пока молчи.
Уф! Как все запущено.
Конечно, мне следовало послушаться и начать молчать вот прямо сейчас, но любопытство зашкалило, я не сдержалась:
– Глеб, а ваш сайт он тоже?.. – сказала и лишь потом поняла, что именно.
Раздался тихий смешок.
– Ну надо же. А я все ждал, когда же в моей розочке совесть проснется, – прошептал инкуб. – Нет, дорогая, на сайте по большей части автоматический перевод. Но некоторые разделы действительно на эрконе. «Теория магии», например.
Совесть во мне не проснулась, но стыдно стало.
– И… давно ты про мои вылазки знаешь?
– С первого дня, розочка.
Черт. А я так надеялась, что генеральный директор до копания в электронном мусоре не опускается.
– И…
– И вчера я убедил главного программера твою учетку удалить. Без шума и докладной в органы надзора.
Сказать по правде, я не расстроилась. Меня вообще все эти тайны изрядно подзадолбали. В конце концов, я за любовью шла, а не за эрконами, узлами и прочими энергетическими телами. И не я виновата, что все так закрутилось…
– Поцелуешь? – спросила беззвучно, но Глеб услышал.
Склонился, нежно коснулся губами губ, а я лишний раз утвердилась в мысли – тайны ничто в сравнении с ним, моим зеленоглазым демоном.
– Поехали домой, – выдохнул тот, кто даже легким прикосновением к губам с ума сводит. Я ответить не смогла, только кивнуть.
Идти тоже с трудом получалось, но споткнуться или свалиться с лестницы было не суждено – Глеб цепко держал за талию, чутко реагировал на каждый шаг захмелевшей от его поцелуя ассистентки. Я принимала эту помощь с молчаливой благодарностью и мысленно благословляла небо за то, что все обошлось.
Когда выезжали к Вальтезу, небо было чистым и ясным, обещая один из тех осенних дней, которые принято называть последним днем лета. А теперь нахмурилось, причем так, что ни пятнышка голубой лазури не осталось.
Едва вышли из подъезда, в лицо ударил порыв холодного ветра. Я слегка покачнулась – каблуки-то тонкие, и тесней прижалась к Глебу. Не сразу поняла, почему шеф напрягся. И парня, который стоял в трех шагах, заметила не сразу. Ну а когда заметила…
Черт.
Сердце ухнуло в желудок, дыхание перехватило, по спине ледяной змейкой заскользил страх. Как его зовут? Нет, не помню. Но лицо и эту манеру держаться не забуду никогда.
В этой, настоящей, реальности он предстал таким же – широкоплечим, дерганым, чуточку всклокоченным. Одет был в уже виденные потертые джинсы, мятую майку, ну еще ветровка была, поверх. Единственное, что отличало эту встречу от той, предыдущей, – плотно сжатые губы. На лице оборотня не было ни тени улыбки. Он смотрел на меня с недоумением и укором.
– Что ты здесь делаешь? – спросил Глеб сурово.
Оборотень мотнул головой. Кажется, только сейчас заметил инкуба. Глаза цвета расплавленного золота сузились, на покрытых легкой щетиной щеках вздулись желваки.
– Добрый день, Глеб Игоревич, – выдержав паузу, сказал парень. – Очень рад встрече.
Потом повернулся, отвесил шутовской поклон и добавил… едко:
– Кристина Анатольевна. Вы несказанно хороши сегодня. Впрочем, как и всегда.
Наверное, мне тоже следовало поздороваться, но я не смогла. Просто не смогла и все.
– Что ты здесь делаешь? – повторил верховный судья, раздражаясь.
Оборотень пожал плечами, кивнул на подъезд.
– К маме пришел. Она на Вальтеза работает.
