Александр Иванов - Пегас - не роскошь (литературные пародии)

Я часто замираю перед тайной,
Я бы назвал ее - преображенье.
Загадочнее тайны нет нигде....

Немыслимо бывает пробужденье:
Глаза разлепишь - что за наважденье?
- Лежать лежишь, но неизвестно где...
А в голове - все бури мирозданья,
Да что там бури - просто катаклизмы,
Как написал бы Лавренев - разлом!
Глаза на лбу, в них молнии сверкают,
Язык шершавый, в членах колотун,
Ни встать, ни сесть,
Во рту бог знает что,
Не то Ваала пасть, не то клоака,
Выпрыгивает сердце из груди,
И что вчера случилось - помнишь смутно...
И тут, я вам скажу, одно спасенье,
Верней сказать, единственное средство.
Берешь его дрожащими руками
В каком-нибудь вместительном сосуде,
Подносишь к огнедышащему рту!...
Струится он, прохладный, мутноватый,
Грозово жгучий, острый, животворный!..
Захлебываясь, ты его отведал,.
И к жизни возвратился, и расцвел!
Есть в жизни тайна!
Имя ей - рассол.

Мне снилось: я - Анна Маньяни
Не в этом, а в давнем году.

А мы втроем сидели на крыльце.
Жевали хлеб и огурцом хрустели.

Я мыла пол, набрав ведро воды.
Задрав подол, махала тряпкой хмуро.
Но кто-то вдруг меня окликнул: - Нюра!
Маньяни! Кинь ведро да подь сюды!

Жужжали мерзко мухи над крыльцом,
Ступеньки полусгнившие стонали.
В сенях, разумши, клава кардинале
Хрустела малосольным огурцом.

Пивной функционировал ларек,
По радио стонал какой-то тенор,
И встряла в разговор лизуха тейлор:
- не скинуться ли нам на пузырек?

Сообразили. Сбегали. Вина
С устатку выпить, видит бог, неплохо.
А Сонька-то Лорен - ну не дуреха!
- Кричит: - я не могу без стакана!

Светило солнце. Колосилась рожь.
А мы сидели... Вдруг в разгаре пира
Свет застила фигура бригадира,
Который был на Бельмондо похож.

- Мы звезды! - Завопили мы. И где
Тебя носило?.. Подгребай скорее!..
- Он молча к каждой подошел, зверея,
И, развернувшись, врезал по звезде.

Выйдешь на задворки
И стоишь как пень:
До чего же зоркий,
Лупоглазый день!

А потянешь носом
- ух ты, гой еси!...

Кто-то любит горки,
Кто-то - в поле спать.
Я люблю задворки
- чисто благодать!

Дрема дух треножит
Цельный божий день.
Всяк стоит как может,
Я стою как пень.

Думать - энто точно
- лучше стоя пнем
Вислоухой ночью,
Лупоглазым днем.

Бьешься над вопросом,
Ажно вымок весь.
А потянешь носом
- хоть топор повесь.

Хорошо, укромно,
Как иначе быть...
Тут мысля истомна
- инда да кубыть.

Если ж мыслей нету,
Господи спаси,
Выручить поэта
Может "гой еси"!

Весна, весна, - хоть горло перережь,
Весна
- хоть полосни себя по венам.
И жизнь была - заполненная брешь,
Любовь была - случайна и мгновенна.

Себя я странно чувствую весной:
Весна
- а я ищу глазами ветку.
Веревку взять бы, в петлю - головой
И - ножками отбросить табуретку...

Без этих грез я не живу и дня,
Приходит лето, соловьям не спится.
Кто в отпуск, кто на дачу,
А меня
Преследует желанье утопиться.

Про осень я уже не говорю.
До одури, до головокруженья
Я вся в огне,
Я мысленно горю,
Испытывая зуд самосожженья!

Мне хочется зимою в ванну лечь,
Не совладав с мгновенною любовью,
Вскрыв бритвой вены,
Медленно истечь
Горячей поэтическою кровью...

Вы не волнуйтесь!
Это я шучу,
Не забывая дать себе отсрочки.
О смерти бойко в рифму щебечу,
Слова изящно складывая в строчки...

Жаль, русская речь оскудела.
За что? За какие грехи?

Поэты мудрят и морочатся,
Как режиссеры в кино...
А мне, право, к Пушкину хочется...

Пришел я к товарищу Пушкину,
В сюртук ему плакаться стал:
- Не откажите путнику,
Издергался я устал.

Поэты мудрят и морочатся,
Как режиссеры в кино...
Мне к вам, извините, хочется
Мучительно и давно.

Ответил мне Пушкин,
И в тоне
Отсутствовала теплота:
- мне нравятся Антониони,
Тарковский, Хуциев, Митта.

И Бергман, и Вознесенский,
И крамер по сердцу мне.
Мне люб сей поиск вселенский
У времени на волне.

Умолк Александр Сергеевич
И тихо добавил:
- Да-с!
Ступайте, Сергей Алексеевич,
Мне некогда, бог подаст...

Ты скажешь мне: "Унылая пора",
Ты скажешь мне: "Очей очарованье".

Скажу тебе: "Унылая пора".
Ты скажешь мне: "Очей очарованье".
Красиво сказано! Что значит дарованье
И резвость шаловливого пера!

Продолжу я: "Приятна мне твоя..."
"Прощальная краса", - ты мне ответишь.
Подумать только! Да ведь строки эти ж
Стихами могут стать, считаю я.

"Люблю я пышное..." - Продолжу мысль свою.
Добавишь ты:" природы увяданье".
Какая музыка! И словосочетанье!
Я просто сам себя не узнаю...

"В багрец и в золото"! - Вскричу тебе вослед.
"Одетые леса", - закончишь ты печально...
Наш разговор подслушан был случайно,
И стало ясно всем, что я - поэт.

Ты кроши,
Кроши,
Кроши
Хлебушек на снег,
Потому что воробей
Ест, как человек.

Ты пиши,
Пиши,
Пиши,
Сочиняй весь век,
Потому что пародист
- тоже человек.

Он не хочет затянуть
Туже поясок,
Для него
Твои стихи
- хлебушка кусок.

Ты пиши
И мой призыв
Не сочти за лесть,
Потому что пародист
Тоже
Хочет
Есть!

Давай не говорить
О лете,
Лоскутик памяти порви.
Сегодня нет со мной
На свете
Ни колоска твоей
Любви.

Судьбы моей
Поникли перья.
Любви загнулся
Колосок.
Порвалась ниточка
Доверья
И выпал дружбы
Волосок.

Подохла в клетке
Птичка страсти.
Котенок ласки не поет.
И щепочка
Былого счастья
В корыте памяти
Плывет.

Давай погасим
Пламя муки
Обиды тряпочку порви.
Меж нами дырочка
Разлуки,
И нет ни корочки
Любви.

Ты не смотри на это
Косо.
Как ясный полдень
На грозу.
Ведь я нашла
Отличный способ
Немножко выжимать
Слезу...

Милому, хрупкому крошке
Не посчастливилось тут
- эрос на тоненькой ножке,
В эроса вечно плюют...
Милый танцующий
Мальчик,
Сызнова ты не у дел.