Александр Иванов - Пегас - не роскошь (литературные пародии)

Я живу не скучаю,
Сяду в свой уголок,
Выпью вечером чаю
И плюю в потолок.

От волнений не ежусь,
Мне они нипочем.
Ни о чем не тревожусь
И пишу ни о чем...

Выражаю отменно
Самобытность свою.
Посижу вдохновенно
И опять поплюю.

Наблюдать интересно,
Как ложатся плевки...
Да и мыслям не тесно,
Да и строчки легки.

Чтим занятия те мы,
Что пришлись по нутру.
Есть и выгода: темы
И плевать продолжаю

Смачно,
Наискосок.
Потолок уважаю!
К счастью, мой - невысок...

Мой первый ненаглядный человек
Был молод, и умен, и человечен...

А мой второй мужчина был красив.
И были годы, полные тревоги...

А третий мой мужчина - был ли он?
И кто он был? Да разве в этом дело!

Я первого забыла. И второй
Из памяти ушел как в лес охотник...
А первый, между прочим, был герой.
Второй был мореплаватель. Нет плотник!

Мой третий был красив. Четвертый - лыс,
Но так умен, что мне с ним было тяжко.
Мой пятый строен был как кипарис,
И жалко, что загнулся он бедняжка...

Шестой, седьмой, восьмой... Да что же я?
Что обо мне подумают отныне?
Ведь это все не я, а лишь моя
Лирическая слишком героиня!

Что делать мне? И что мне делать с ней?
Пора бы ей уже остановиться...
Мне кажется, необходимо ей
Немедленно в кого-нибудь влюбиться!

Меня не так пугают психи
- они отходчивы,
Смелы.
Боюсь восторженных и тихих:
Одни глупы,
Другие злы.

Не всем дано понять, возможно
Полет
Возвышенных идей.
И мне тоскливо и тревожно
Среди
Вменяемых людей.

Совсем другое дело - психи!
Порой буйны,
Порой тихи.
С каким они восторгом тихим
Бормочут вслух
Мои стихи!

Их жизнь близка мне и знакома,
Я среди них
Во всей красе!
Я им кричу: - у вас все дома?
- Они в ответ кричат:
- не все!

Да разве выразить словами
То, как я
Удовлетворен.
Ведь я и сам - но между нами!
- С недавних пор
Наполеон!

До чего ж я благодушен!
Всех люблю,
И все правы...
Так бы сам себя и скушал,
Начиная с головы.

Жизни уровень возросший
И меня не обошел.
До чего ж я стал хороший!
Всех на свете обошел!

У меня есть друг-читатель,
До чего ж
И он мне мил!
Я сказал ему: "Приятель,
Слушай, что я сочинил!"

Но меня он не дослушал
И сказал: "Да ты, увы,
Сам себя
Уже покушал,
Начиная с головы..."

Тиха вечерняя равнина,
Звезда вспорхнула надо мной.
Весь день душа была ранима
Красивой женщиной одной.

Я пробудился в девять двадцать,
Сказав себе:" пора вставать!"
Поел и вышел прогуляться
Примерно в десять сорок пять.

Пешком по невскому я влекся,
Порхало солнце надо мной.
В двенадцать десять я увлекся
Красивой женщиной одной.

Пошел за нею. Вдохновенье
Снедало грудь. Глаза зажглись.
И - о волшебное мгновенье!
- В семнадцать тридцать мы сошлись

У гастронома. Так ранима
Была душа на склоне дня!...
Она прошла с улыбкой мимо
И не заметила меня.

Пришел домой я, дверью хлопнул
И понял, севши на диван,
Что я, дурак, весь день ухлопал
На изнурительный роман.

На лугу, где стынут ветлы,
Где пасутся кобылицы,
Обо мне ночные ведьмы
Сочиняют небылицы.

Нечестивы и рогаты,
Непричесаны и сивы,
Прибывали делегаты
На конгресс нечистой силы.

Собрались в кружок у дуба
И мигали виновато,
Все пытали друг у друга:
- братцы, кто такой панкратов?!

Ведьм немедля допросили:
- что за шутки, в самом деле?
- Но они заголосили:
- ночью мы не разглядели!..

Домовой пожал плечами,
В стенограмме бес напутал.
Водяной сказал, скучая:
- может, кто его попутал?..

Делегаты повздыхали,
- тут сам черт сломает ногу!
И хвостами помахали,
И послать решили... К богу!...

Обижаться я не вправе,
Но придется потрудиться,
О своей чертовской славе
Распуская небылицы.

Под солнцем - горы в белой дымке,
Под снегом - теплая земля,
И липы на Большой Ордынке,
И в Ереване - тополя...

Нет, что ни говори, недаром,
Дыханья не переводя,
Сижу, с волнением и жаром
Стихи друзей переводя.

Как свет, как ощущенье счастья,
Вошло, как видно, в плоть мою
Вполне восточное пристрастье:
Все что увижу - то пою...

Живут в Армении армяне,
Грузины в Грузии живут,
В москве в "Ромэн" живут цыгане,
Они танцуют и поют.

У молодых соседей - Надька,
Дочурка, ростом не видна.
И в Киеве, конечно, дядька,
А в огороде - бузина.

Один мой друг, явив отвагу,
Сказал мне, осушив стакан:
- переводи, но не бумагу,
Прошу тебя, Елена-джан!

Я немало дорог истоптал в этом мире,
И на собственной шкуре я понял зато:
Дважды два - не всегда в нашей жизни четыре,
А порою - и пять.
А бывает - и сто.

Я когда-то мечтал
Инженером стать горным,
В этом деле хотел получить я права.
Но везде мне вопрос задавали упорно:
- сколько будет, товарищ Куклин,
Дважды два?

- Пять! - Всегда отвечал я упрямо и гордо,
В эту цифру вложив темперамент и злость.
Инженером, увы, а тем более горным,
К сожалению,
Так мне и не довелось...

Я хотел быть актером, врачом и матросом,
Стать ботаником чуть не решил я едва.
И повсюду меня изводили вопросом:
- сколько будет, товарищ куклин,
Дважды два?

Улыбались, не то еще, дескать,
Мы спросим...
Стал везде отвечать я по-разному всем:
"шесть", "одиннадцать"," тридцать один",
"сорок восемь",
Как-то сам удивился, ответив: "сто семь!"

Кто, не помню,
Помог мне однажды советом,
Поклониться советчику рад и сейчас:
- ваш единственный путь - становиться
Поэтом,
Ибо уровень знаний подходит как раз...

И с тех пор я поэт. Сочиняю прилично.
Издаюсь, исполняюсь,
Хоть в мэтры бери...
Я, конечно, шутил, ибо знаю отлично:
Дважды два - как известно и школьнику - три!

Я часто замираю перед тайной.
Ей имя - жизнь.

В разрядах молний, в грохоте грозовом,
В рассоле огнедышащей планеты
Родился крохотный комочек жизни
- икринка, сгусток...