Антология - Русская эпиграмма второй половины XVII - начала XX в.

«Который год тебе, признайся?»
— «Не больше сорока пяти».
— «Смотри же, брат, остерегайся,
Чтоб ты не умер… двадцати».

Клит, разорившись и в долгах,
«Нет проку, — говорит, — в друзьях,
Все бросили меня, лукавцы».
А с у́тра у его дверей
Толпа — кого ж, как не друзей?
«Да это, брат… заимодавцы!»

«Иные, будто на заказ
Трудясь над смесью рифм и фраз,
Перечернят стихи сто раз,
Пока пиесой удостоят;
Мои кипят, как на огне,
И ничего не стоят мне».
— «Зато и ценятся оне
Не более того, что стоят».

             Не хвалят все певицу Нису,
А я так дать готов сирены имя ей:
Когда она поет, подобен стать Улиссу,
Я слушать не могу чтоб не зажать ушей.

Хитер Бесчестинской — свой торг ведет с умом:
Семь раз продаст жену, а всё она при нем.

Клит перевел Парни. Желая наградить
Феб переводчика и автора заслугу,
Приказ дал: подлинник Венере посвятить,
                А перевод — ее супругу.

У печки, погружен в молчанье,
Поднявши фрак, он спину грел
И никого во всей компаньи
Благословить он не хотел.

                   Глупон весь в золоте сияет,
В убранстве дорогом, жеманясь, выступает
         И на меня с презрением глядит,
         Кафтану моему смеясь простому.
Да! Беден мой кафтан и не по моде сшит,
Но только за него не должен я портному.

             «О, чудо! наш Вралев
Всех эпиграммами душить пустился!»
— «Ему наскучило хвалить своих врагов,
               Итак, он их бранить решился».

             Сампсоном ты меня зовешь,
             Подспудный критик мой Трусимов,
Пускай по-твоему Сампсон я — ты не лжешь.
Дай челюсть мне свою — пойду на филистимов.

Дрожащий под ферулой школьник,
Тебя ли я возьму в пример?
Ты говоришь, что я раскольник,
Я говорю: ты старовер.

Не классик ты и не романтик;
Так что же ты в своих стишках?
На козьих ножках старый франтик,
С указкой детскою в руках.

«Ты знаешь Фирса-чудака;
Зачем он головой кивает?»
— «От пустоты она уж так легка,
Что и зефир ее качает».

Безделок несколько наш Бавий накропав,
Твердит, что может он с Державиным равняться.
                    В жару мечтать так Бавий прав,
Но вправе же зато и мы над ним смеяться.

Весь мир великостию духа
Сей император удивил:
Он неприятель мухам был,
А неприятелем был муха.

Нет одобрения талантам никакого:
                   В России глушь и дичь.
         О даровании Крылова
         Едва напомнил паралич.

Известно всем давно, что стиходей Арист
Грамматике еще не обучен как должно;
Теперь же из его пиесы видеть можно,
              Что он и на руку нечист!

Не диво, что Вралев так много пишет вздору,
Когда он хочет быть Плутархом в нашу пору.

                 Наш медик Клит
       Совсем людей не любит:
Кого лекарствами не замори́т,
       Того он ябедой погубит.

               Как Нина хорошо скрывает
               Под живописью древность лет!
Три вещи вдруг в себе одной соединяет
Она: оригинал, художник и портрет.

             По городу молва несется,
             Что тощий журналист Фома
                            Сошел с ума.
Что ж чудного? — Где тонко, там и рвется.

           Из савана оделся он в ливрею,
На пудру променял свой лавровый венец,
                 С указкой втерся во дворец;
           И там, пред знатными сгибая шею,
                Он руку жмет камер-лакею…
                             Бедный певец!

Люблю я критика Василья —
Он не хватает с неба звезд.
Потеха мне его усилья
Могучих дум замедлить рост;
Вороне мил павлиний хвост,
Но страшны соколины крылья!

Клим зернами идей стихи свои назвал;
           И точно: все, как зерна, их лелеют;
           Заключены в хранительный подвал,
           Пускай они до новой жизни тлеют!

Да, да, в стихах моих знакомых
Собранье мыслей-насекомых!

Литература наша — сетка
На ловлю иноземных рыб;
Чужих яиц она наседка;
То ранний плод, то поздний гриб;
Чужой хандры, чужого смеха
Всеповторяющее эхо!

Печальной музы кавалеры!
Признайтесь: только стопы вы
Обули в новые размеры,
Не убирая головы!
И рады, что нашли возможность,
На разум века несмотря,
Свою распухлую ничтожность
Прикрыть цветами словаря!

Сначала он полком командовал гусарским,
Потом убийцею он вызвался быть царским,
               Теперь он зубы рвет
                           И врет.